После «Большого завещания» в сборнике шли стихотворения на жаргоне, который по-настоящему принадлежал только ворам и разбойникам, но своей грубой, язвительной точностью нравился многимтак что его можно было услышать и от школяров, и от солдат, и от уличных щёголей Баллады на жаргоне были написаны Вийоном так мастерски, что сперва Жан-Мишель даже поверил, будто Вийон знался с ворами или даже сам был вором. Но потом Жан-Мишель пролистал книгу назад, вернулся к другим стихотворениям и понял, что Вийон просто играет разные роли, как талантливый актёр, прячется за разными масками, оставаясь при этом самим собой
Жан-Мишель привык воспринимать стихи, сверяя их с известными ему правилами стихосложения, с каноном. При чтении он обращал внимание на строфику и метрику, на рифмовку, цезуры, риторические приёмы, созвучия. Если всё это соответствовало правилам, Жан-Мишель, как и всякий просвещённый читатель его времени, делал вывод, что стихи хороши.
Стихи мэтра Вийона с точки зрения формы были, безусловно, хороши, даже несмотря на небрежность издания, на ошибки. Но что-то мешало Жану-Мишелю просто признать их хорошими и успокоиться на этом. Эти баллады пробудили в нём неведомые доселе чувства. Его душа от них начала беспокоиться, словно ей вдруг стало тесно в одеждах привычного мира. Жан-Мишель давно подозревал, что истинная поэзия больше любого канона, и вот теперь на столе перед ним лежало живое подтверждение этому. Впрочем, в ту минуту он скорее ощущал это, чем осознавал, это были совсем новые для него мысли, и он вряд ли сумел бы сразу облечь их в слова.
На следующий день после занятий в университете Жан-Мишель ускользнул от приятелей, зазывавших его выпить и повеселиться, и опять стал читать эти стихи. Они тянули его к себе, ему хотелось снова и снова к ним возвращаться. Может, дело было ещё и в том, что они оказались удивительно созвучны ноябрю.
Ноябрьмесяц, в который хорошо родиться. Месяц, который всегда напоминает о смерти, о бренности видимого мира и о близости мира невидимого. Солнце проходит через знак Скорпиона, это противоречивый знак великих грешников и святых мучеников, чернокнижников и проповедников. Даже его символы противоречивы: коварный скорпион, смертоносная змеяи гордый орёл, парящий в высоте небесной. Это время страстей, когда у души словно вырастают крылья, с помощью которых она может как воспарить к горним высям, так и пасть в адскую бездну. В это время приподнимается завеса, за которую можно заглянуть и узнать, есть ли в твоём сердце страх
Entemps,
Sur le Noël,,
lesde vent,
Etseen
Pour le ,du
Баллады Франсуа Вийона, нечаянно попавшие в руки Жана-Мишеля в этом ноябре, оказали на него действие, схожее с действием самого этого времени, серого, мрачного и по какой-то загадочной причине притягательного. Да, оно было по-настоящему мрачным и холодным, и у Жана-Мишеля мурашки бежали по коже, когда он шёл по парижским улицам, читая про себя отрывки из «Завещания» Вийона. Но в этом времении в этих стихахбыло что-то ещё, самое главное, что и не давало Жану-Мишелю покоя, что он пока не мог осознать и назвать.
Это тревожило, как звон церковных колоколов в неурочное время. Это волновало даже сильнее, чем праздничные процессии или публичные казни. Это было нечто новое, чего прежде не встречалось в мире, во всяком случае, в мире Жана-Мишеля.
* * *
Тучи нависли над землёй так низко, что , скоро небо совсем придавит Париж своей тяжестью. Жан-Мишель не утерпел и дал почитать книгу Франсуа Вийона Полю, одному из своих университетских приятелей. Поль был высокий, тонкий, нескладный блондин с острым носом и веснушками. Он делал большие успехи в учёбе.
А теперь Поль вернул сборник Вийона Жану-Мишелю и разочарованно протянул:
Ну нет, мой друг, это несерьёзно.
Почему? Неужели ты не увидел, что это за стихи? Стихи необыкновенные, клянусь спасением души! вспыхнул Жан-Мишель. Готов спорить на что угодно, раньше ты не читал таких!
Правильно, не читал и не собираюсь читать, спокойно отозвался Поль. Зачем мне это?, longa. Человеческой жизни не хватит, чтобы прочитать то, что написано на латыни, на языке языков. А эти стихина французском, и мало того, на вульгарном французском. Тут ещё и жаргон Этот жаргон и так проник везде и засорил речь даже учёных людей, я уже не говорю про школяров Возможно, ты сейчас скажешь, что он безобиден, что это шутка или дань моде, но я убеждён, что нам не пристало им пользоваться. Ну сам подумай, что мудрого и хорошего можно написать на простом французском, на этом наречии рыночных торговцев, солдат и разбойников? Нет, мой друг, я не хочу зря тратить время и пачкать свою душу недостойной речьюи тебе не советую.
Ты ничего не понял, Поль, с досадой ответил Жан-Мишель. Дело именно в том, что они написаны на французском, на настоящем живом французском, и написаны превосходно! Оставь латынь, забудь про неё хотя бы на время! Нам давно пора освободиться от этих предрассудков. Вот мы с тобой сейчас разговариваем по-французскитак отчего же нам не читать стихи на этом языке? Презирать свой языквсё равно что презирать свою мать!
Ну ты и загнул. Язык нельзя сравнивать с матерью. У человека может быть только одна мать, однако образованный человек способен изучить несколько языков. И что дальше? Куда заведут тебя такие рассуждения? Впрочем, я не собираюсь объяснять тебе основы логики. Просто знай: если я когда-нибудь сделаюсь учёным, то смело скажу, что меня как учёного вскормила именно латынь! Я обязан латыни всем, что во мне есть хорошего!
А французский, значит, тебя недостоин?
Французскийэто язык для повседневных дел. Но не для книг.
От кого я слышу это! воскликнул Жан-Мишель. От человека, который только недавно превозносили его «Искусство сочинять и слагать песни, баллады,и рондо»! Между прочим, эта книга написана на французском! Первая французская «Поэтика»!
Мой друг, Поль смотрел на него как на нерадивого ученика. ,bovi. А точнее, того, что позволено, не стоило делать мэтру Вийону. Больше мне по этому поводу нечего сказать.
Ты напрасно думаешь, что Вийон писал на потребу публике! Да, он писал живо, его стих не переползает с трудом со строки на строку, а льётся свободно! Но эта лёгкость обманчива, Вийонобразованный человек, его стихи показывают, как много книг он прочитал. Ты просто не мог не заметить многочисленных цитат, приведённых точно и к месту!
Поль скептически покачал головой.
Цитат у Вийона действительно много, но я бы не сказал, что его познания так уж глубоки. Иногда он называет известные имена просто для красоты, лишь бы прозвучали. Так поступают все школяры, когда хотят скрыть пробелы в знаниях По мнению Вийона, Аристотель полагал, будто знания делают человека безумным лунатиком! Это великий Аристотель, философ и учёный!
Жан-Мишель насмешливо улыбнулся.
А тебе не приходило в голову, что Вийон просто пошутил?
По лицу Поля он понял, что ему такое действительно не приходило в голову. Поль поднял голову и ответил:
Я не считаю, что в стихах допустимо шутить подобным образом Я уважаю поэзию и отношусь к ней серьёзно! А вот Вийон, как мне кажется, не слишком-то высоко ставит поэтический канон, раз позволяет себе шутить с ним. Следует ему только внешне, для вида, а на самом деле
А я считаю, что умные шутки только обогащают стихи! Я читал и поражался, какое у мэтра Вийона чувство языка, какие рифмы, какие глубокие мысли!
Тогда мне тем более непонятно, отчего он не пишет свои глубокие мысли на латыни. И дело даже не в том, что не пишет, сегодня, к сожалению, многие пишут по-французски. Таких книг становится больше, и рано или поздно они всё заполонят Дело в том, что стихи этого Вийона и не могли быть написаны на латыни! Почему? Давай попробуем понять. Думаю, возможных причин только две: либо месье Вийон не любит латыньно в таком случае он мне неинтересен Либо он просто не владеет латынью в той мере, чтобы на ней писать, но тогда я тем более не собираюсь его читать! Полагаю, вторая причина вернее. Отсюда и шутки, которые тебе так нравятся, и этот вульгарный жаргон Нет, мой друг, такие вещи происходят только от невежества и от грубости нравов.