Голикова Мария - Зима с Франсуа Вийоном

Мария ГоликоваЗима с Франсуа Вийоном

Повесть

Мария Голикова родилась в Свердловске, окончила филологический факультет . В издательстве «Геликон Плюс» вышли ее романы «Рыцарь без меча» (2009) и «Марго. Сны и воспоминания королевы» (2010). В «Урале» публикуется впервые. Живёт и работает в Екатеринбурге.

В такие хмурые ноябрьские дни, как этот, башни собора казались особенно высокими и суровыми. Ветер пробирал до костей. Худой студент, кутаясь в плащ, стоял перед устремлённой в небо громадойи смотрел вверхто ли на его строгие линии, то ли на чёрных птиц, круживших в низком небе, то ли на серые зимние облака. Потом бросил взгляд на скульптуры над входами. Христос, ангелы, мертвецы, вставшие из могил для Страшного суда У него мелькнула мысль, что они все, должно быть, уже насквозь продрогли на таком холодном ветру, а Страшный суд ещё не скоро. Хотя кто знает Заканчивалась пятница 18 ноября 1492 года от Рождества Христова. Время шло своим чередом, осень сменялась зимой, и всё под небом было на своих местах. Только он, Жан-Мишель Тернье, студент Парижского университета не мог найти себе места и в эту минуту ощущал себя так, словно стоял не на площади перед собором, а на открытом помосте, и его душа была настежь распахнута всем ветрам этого мира, а его судьба предоставлена в полное распоряжение всем дорогам и неожиданностям, какие только могут случиться на свете. Он опять подумал о книге, о непонятной надписи в нейи о стихах. Это всё из-за них. Они что-то сделали с ним. Прежде Жан-Мишель даже не представлял, что в стихах может быть столько жизни.

Это были странные стихи. И вся история с книгой тоже была странной с самого начала. Несколько дней назад Жан-Мишель возвращался домой, припозднившись. Ноябрьскими вечерами в парижских закоулках темно, как в преисподней. Жан-Мишель пробирался по улице, стараясь не провалиться в глубокие грязные лужи, когда услышал шум борьбы и разглядел впереди какую-то возню. На всякий случай достал кинжал, хотя обращаться с ним толком не умел, и остановился, всматриваясь. В тусклом свете фонаря, висевшего над дверью в конце переулка, мало что было видно. Он понял только, что наблюдает, по всей вероятности, не драку собутыльников, а грабёжобычное дело для таких улиц и для такого позднего времени. Послышался удар, о стену шваркнул камень, раздалась брань, потом какой-то человек вырвался и убежал, и ещё двоеза ним. Переулок опустел, всё стихло.

Жан-Мишель вложил кинжал в ножны и подошёл к тому месту, где только что была драка. У стены что-то лежало. Он наклонился, поднял книгу и досадливо поморщился. Такие ценные вещи, как книги, не должны валяться в грязи парижских улиц, не должны попадать туда даже случайно! Как прав профессор Пери! Идут века, но человеческая природа не улучшается, а, напротив, ухудшается, и никакие достижения науки и произведения искусства не могут заставить людей уважать друг друга и относиться к книгам и знаниям с надлежащим почтением С такими мыслями Жан-Мишель осторожно стёр с книги слякоть и грязь, поправил плащ и подошёл ближе к фонарю. «Le grant testament Villon et le petit: Son , le&».

Жан-Мишель не раз слышал об этой книге, хотя сам не читал. Это был первый сборник французских стихов, изданный новым, недавно изобретённым типографским способом, с помощью книгопечатной машины: «Большое и Малое завещания Вийона, его баллады и стихотворения на жаргоне», автормэтр Франсуа Вийон. Жан-Мишель сунул книгу за пазуху и поспешил домой. Всю дорогу он думал, что книгу надо бы вернуть хозяинуведь она стоит денег. Но где теперь искать хозяина, даже если он остался цел после встречи с этими молодчиками?

Жан-Мишель добрался домой без приключений. Теперь ничто не мешало рассмотреть находку повнимательнее. Он зажёг свечи и раскрыл книгу. Всё-таки ей повезлостраницы почти не запачкались в грязи, пострадал только корешок. Пытаясь узнать, как звали её прежнего владельца, Жан-Мишель первым делом осмотрел форзацы. На последнем стояла надпись: «». Почерк был уверенный, размашистый, но красивый и правильныйсудя по всему, его владелец часто и помногу писал. И больше ничего, никаких подсказок. Кто такой , Жан-Мишель не имел понятия. Надеясь найти ответ в тексте, он стал листать книгу.

Иллюстрации и ровные линии готического шрифта радовали глаз. Впрочем, когда Жан-Мишель пробежал глазами текст, обнаружил в нём множество ошибок и опять вспомнил недавние слова одного из своих университетских учителей. Да, профессор Пери тысячу раз прав: судьба знающих людей в любую эпоху одинаково печальна. Ну в самом деле, что стоило этому издателю, месье Пьеру Леве, пригласить какого-нибудь учёного человека, чтобы он проверил текст перед печатью, исправил ошибки? Но нет, месье Леве не счёл это необходимым. Сам он, скорее всего, вообще не заметил никаких ошибок. Он наверняка так гордился своей печатной машиной, что ему не терпелось показать всем её возможности,  но такого рода гордость губительна для настоящей литературы, которая не терпит небрежного отношения к себе Интересно, а что думает об этом издании сам мэтр Вийон, автор стихов? И где он, жив ли он?

Жан-Мишель вернулся к началу и стал читать по порядку. В поэме «Лэ, или Малое завещание» поэт немного рассказывал о своей жизни, но в основном «отписывал» своё имущество тем, с кем его сводила судьба,  близким, друзьям, недругам, знакомым Заняться этим он решил в 1456 году, покидая Париж и прощаясь с прошлым, как он уточнил, из-за несчастной любви.

Читая «Лэ», Жан-Мишель порой не мог удержаться от смеха: например, своему приятелю-выпивохе Вийон завещал два места, где можно утолить жажду: водопой на Сене и таверну «Сосновая шишка». Монахам он оставлял горы еды, чтобы у них всегда хватало сил читать проповеди про Страшный суд, а по ночам забавляться со ; брадобрею Вийон щедро отдавал свою щетину и волосы, когда-то сбритые этим же брадобреем, а сапожнику и портномурваньё, в которое превратились его одежда и обувь Читая, Жан-Мишель временами вспоминал поэта , жившего два столетия назад, и его смешное «Завещание осла», но шутки Вийона неизменно оказывались гораздо тоньше, а сами стихинесравнимо красивее и глубже.

«Большое завещание» было написано несколько лет спустя в том же духе, только в нём говорилось о более серьёзных вещах. Его монотонный ритм разбивали вставные баллады, которые поразили Жана-Мишеляглубиной, сделавшей бы честь любому философу, озорством и остроумием, иногда переходившим в грубое шутовство, и неприкрытой болью, от которой что-то сжималось в горле Судя по некоторым стихотворениям, Вийон сочинял свои завещания не зряон не раз оказывался на волоске от смерти, сидел в тюрьмах, а однажды его чуть не повесили. Но воспринимать его стихи как настоящие завещания, всерьёз, без улыбки, было просто невозможнотакие смешные, едкие места в них попадались и такое уморительное «имущество» Вийон раздавал Впрочем, невозможно было и счесть его стихи просто шутками или жизненными наблюдениямитак искренне они звучали, так пронзительно говорили о жизни, смерти и капризах Фортуны, о земном и небесном Смех сквозь слёзы и ожидание без надежды, как назвал это сам Вийон.

Сильное впечатление на Жана-Мишеля произвела и манера Вийона вести рассказ: он подмечал детали и описывал жизнь безо всяких прикрасправдиво изображал парижских пьяниц,и забулдыг, уродство стариков и нищих, собственные невзгоды, полуобнажённых проституток, плачевное состояние узников в тюрьме, повешенных, чья плоть чернеет и распадается на виселице От яростной баллады о том, как варить злые языки, Жана-Мишеля даже немного затошнило. Но находилось у Вийона место и красоте, которую он умел замечать в самых, казалось бы, невзрачных мелочах. А главноеВийон наслаждался красотой языка: его стих лился удивительно легко и свободно, играл созвучиями слов, умудрялся быть одновременно приземлённым и возвышенным, легкомысленным и серьёзным; в череде ехидных, грубоватых реплик, адресованных незадачливым приятелям или бывшим подружкам, неожиданно звучала искренняя, смиренная, полная тихой грусти баллада, сочинённая от имени старой матери Вийона; после весёлых шуток Вийон вдруг принимался с неподдельной горечью рассуждать о собственной жизни