Дмитрий БарчукДВЕ ТОМСКИЕ ТАЙНЫИсторические повести
ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ ИМПЕРАТОРА
Предисловие
История развивается по спирали. Старые конфликты, только в новой обёртке, теперь ужецифровой.
Извечная мечта европейцев покорить «схизматиков и татар» всегда разбивалась о силу народов России. Нашествие шестисоттысячной армии Наполеона закончилось весельем русских казаков на Елисейских полях в Париже. Вторжение гитлеровцев в 1941 годувзятием берлинского рейхстага в 1945-м.
Александр Iсакральное имя в российской истории. Никому из его предшественников и последователей на троне не удалось так расширить границы империи. Под его командованием российские войска дошли до Парижа. Победитель Наполеона, освободитель Европы, и в то же времялиберал, религиозный мистик. Он не подписал ни одного смертного приговора по политическим мотивам. «Не мне подобает карать», была его излюбленная фраза.
Создатель Священного Союза наивно полагал, что государства могут строить отношения на основе библейских заповедей, и был жестоко предан западными союзниками и соратниками по оружию. Якобинскую заразу, от которой он спас европейские династии, «благодарные» монархи применили против его страны. Выиграть войну у России на поле брани они не рискнули, зато с развалом её устоев изнутри постарались.
Во главе тайных обществ, готовивших государственный переворот, стояли его бывшие боевые товарищи, кому он вручал за храбрость ордена и золотые шпаги. Карать заговорщиков ему не позволила совесть. Когда все мирские методы борьбы со злом были исчерпаны, царю оставался единственный выходмолиться Богу за спасение России. Так блистательный император Александр Благословенный стал таинственным старцем Фёдором Кузьмичом. В его молитвенном подвиге за 27 лет в сибирской глуши не меньше величия, чем во всех полководческих и дипломатических победах монарха. И молитвы царственного старца Создателем были услышаны. Россия много страдала, но всегда возрождалась с новой силой.
Пролог
Томск. Октябрь 1858 года
Старик задремал и не заметил, как коляска въехала в город. На самой вершине холма тайга неожиданно расступилась, и открылся замечательный вид на необъятную сибирскую ширь.
Нудный осенний дождь, сопровождавший от Мариинска, неожиданно кончился. Из-за туч выглянуло солнце. Оно уже клонилось к закату, но напоследок светило щедро.
Искрящаяся лента реки причудливо изгибалась.
Пошире Чулыма будет, произнёс седовласый бородач.
А как Томь разливается весной! Всю пойму затопляет. Настоящее море! добавил крепкий мужик в добротном долгополом сюртуке и высоких яловых сапогах, по виду купец.
Пожилой пассажир задумался, опустил голову и долго сидел так неподвижно. Может быть, вспоминал, как двадцать с лишним лет назад он с партией ссыльных по льду в мороз ковылял через эту реку. Разглядывал булыжники на мостовой, по ним звенели кандалы его товарищей. Отсюда начинался печально известный на всю империю Иркутский тракт, по обе стороны устланный могилами ссыльных и каторжан.
Старик попросил возницу остановиться. Больно закололо в груди, а на глаза навернулись слёзы. Позолоченные купола церквей ослепляли в закатном солнце. Река сверкала, переливаясь серебром. Он щурился, и слёзы текли сильнее в длинную седую бороду.
Это моё последнее пристанище В Томске умереть мне надлежит, окинув ещё раз взором город, лежащий внизу, произнёс отживающий свой век.
Полноте, Фёдор Кузьмич, поспешил приободрить его сопровождающий. Мы с вами ещё и в Москву, и в Киев, и даже в сам Санкт-Петербург поедем. Какие ваши годы!
Старик не стал спорить. Он всё знал наперёд.
Нежданный гость
Мариинская тайга. Март года
Остановись-ка, любезный, велел ямщику купец второй гильдии Семён Феофанович Хромов и, обратившись к своему пожилому спутнику в сильно поношенной чёрной шинели путейского инженера, добавил:Где-то здесь его келья. За горкой уже обрыв. Там Чулым. А вот и густой кустарник, про него нам сказывали в Красной Речке. И тропа с дороги свернула. Куда ей вести ещё, как не в келью к старцу?
А ты не ошибаешься, Хромов? Смотри, как её перемело. Видно, здесь давно уже не ходили.
Старик-путеец говорил как-то чудно, произнося слова по отдельности, нараспев.
Чему удивляться, Гаврила Степаныч, сейчас же Великий пост. Фёдор Кузьмич всегда так делают. Наберут сухарей на все семь недель и молятся в уединении, чтобы им никто не мешал. Вот и не выходят с заимки. Хотя нынче, мужики в деревне сказывали, нарушил он своё заточение. На панихиду по императору Николаю в церковь пришёл. И откуда только узнал, что государь скончался? Весь молебен отстоял, а потом ещё долго молился в сторонке. Истину говорят, святой человекФёдор Кузьмич! молвил купец, пробираясь по занесённой снегом тропе.
А ты сам-то, Семён Феофанович, веришь, что это царь? напрямик спросил Хромова человек в инженерской шинели, стараясь ступать по его следам.
Царьне царь, но человек это не простой. Люди сказывают, что это беглый кержацкий патриарх. Но мне сдаётся, что он и есть император Александр Павлович. Уж больно Фёдор Кузьмич на него похож.
Ладно. Сейчас мы твоего таинственного старца выведем на чистую воду. Я, Феофаныч, с Александром Павловичем Романовым знаком лично. И на войне, и у Сперанского в Сибирском комитете, и у Аракчеева в совете по военным поселениям встречаться доводилось. Только сказки это всё, Хромов. Не могут цари жить хуже ссыльных. Не царское это дело. Про то я тебе и в Томске говорил. И сейчас скажу: нечего было тащиться за пустым вопросом в этакую даль. Нос морозить.
Да не ворчи ты так, Гаврила Степаныч. Всё равно по дороге на мой прииск. Ты же сам хотел посмотреть, как золото добываем. Зря, что ли, я перед полицмейстером за тебя хлопотал? Он бы тебя из Томска не выпустил на целую неделю. Пришли уже. Вон она, старцева заимка! Хромов показал на деревянную избушку, прилепившуюся к горе у самого обрыва.
Над трубой поднимался слабый дымок.
Хромов постучался, но, не услышав ответа, потянул дверь на себя. Она легко отворилась. Отодвинув висевшую кошму, путники вошли внутрь.
Бог помощь, хозяин! сказал купец, закашлявшись.
Печка сильно дымила, и у него перехватило дыхание. Его попутчик с трудом осматривал убранство лачуги. Со свету глаз не сразу привыкает к полумраку. Вечерние сумерки едва проникали в келью через маленькое окошко. И только икона Спасителя, висевшая под потолком в красном углу, была освещена еле чадящей лампадкой.
Здравствуйте, люди добрые, ответил с лавки ласковый голос.
Путейцу он показался до боли знакомым.
А кто это с тобой, Семён Феофанович? спросил поднимающийся со скамьи старец.
Но Хромов ответить не успел, ибо гость сам поспешил представиться:
Гавриил Степанович Батеньков, политический ссыльный из Томска.
Отшельник вздрогнул и какое-то мгновенье находился в сомнении: либо вставать ему с лавки либо снова лечь.
Вам плохо, Фёдор Кузьмич? проявил внимание купец.
Занемог третьего дня. Погода скверная. То оттепель, то мороз. Вот, видать, и прихватило, когда дрова рубил.
Сколько раз уже говорил вам: хватит себя истязать в глуши, упрекал Хромов. Переезжайте жить к нам в Томск. Там хоть доктора есть. Подлечат. А жена и дочь мои как будут рады! Они обе в вас души не чают.
Старец не ответил и пошаркал к столу.
Кроме чая и сухарей ничего предложить не могу. Я не ждал гостей.
Не извольте беспокоиться, батюшка Фёдор Кузьмич, засуетился Хромов. Мы, как солдаты, всё своё носим с собой. Сами вам гостинцев привезли. Вот: свечи, масло для лампадки, спички, соль, сахар, чай, сухари Моя хозяйка Наталья Андреевна даже кофею положила. Наказала передать вам от её имени. Вы бы хоть рыбки поели, а то совсем отощали.
Зачем ты меня искушаешь, Хромов? Знаешь же, что рыбу я ем только по праздникам.
Старец подошёл к печке, подкинул в топку дров. Из кадки зачерпнул полный ковш воды и вылил её в закопчённый чугунок.
На печке вода быстрее закипит, чем в самоваре, пояснил он и, обратившись к стоящему в дверях путейцу, добавил. А вы что стоите? В ногах правды нет. Садитесь, подполковник.