Кейт Куинн - Сеть Алисы стр 18.

Наконец я остановилась, глаза мои пекло. Тетка, тщедушная, сгорбленная, наблюдала за мной с крыльца черного хода.

 Выкладывайте остальное,  сказала я, и она бесцветным голосом поведала, что дядя мой отправил Розу в поселок под Лиможем, дабы она родила втайне от всех знакомых.

О рождении ребенка Роза не сообщила и не поминала его вообще, а они и не спрашивали. Через четыре месяца Роза прислала коротенькое письмо: она устроилась на работу в Лиможе и вернет родителям деньги, потраченные на ее укрытие. Деньги пришли. Потом обменялись еще парой писем: в первом тетка известила Розу о гибели ее отца, во втором  братьев, и та откликнулась неуклюжими соболезнованиями в разводах от слез. Адрес Розы тетка не помнила, конверты не сохранились. С середины сорок четвертого  ничего.

 Я даже не ведаю, в Лиможе она или нет.  Тетка помолчала.  Знаешь, я просила ее вернуться. Отец ее, когда был жив, и слышать о том не хотел, но после его в общем, я попросила. Она не ответила.

Я не стала узнавать, распространялось ли приглашение и на ребенка. Меня жутко трясло.

 Ты заночуешь?  скорбно спросила тетя Жанна.  Порой здесь очень одиноко.

А кто виноват-то?  едва не выпалила я.  Сама же вышвырнула дочь, словно мусор. Лучше бы ты оставила ее в том прованском кафе. Слова, обжигая губы, рвались на волю, но я их проглотила. Всю жизнь тетка жаловалась на слабое здоровье, а сейчас и впрямь так выглядела, что дунь  и упадет. У нее погибли муж и два сына. Она всего лишилась.

Будь милосердной.

Я не желала быть милосердной, но по крайней мере сумела не высказать того, что думала.

 Нет, тетя, остаться не могу,  сухо ответила я.  Мне надо в Рубе.

Тетка вздохнула:

 Ну что ж

Я не смогла себя заставить обняться с ней. Никак. Только холодно простилась и через заросшую сорняками лужайку побрела к синему маяку «лагонды».

Финн оторвал взгляд от замусоленных страниц журнала. Не знаю, каким было мое лицо, но он выскочил из машины.

 Мисс?

 За что вы сидели в тюрьме?  неожиданно для себя спросила я.

 Украл медвежью шапку у гвардейца на часах перед Букингемским дворцом,  спокойно сказал Финн.  С вами все в порядке?

 Врете вы про шапку.

 Вру. Садитесь в машину.

Я шагнула к кабриолету и, споткнувшись о гравий, едва не упала, но Финн меня подхватил и помог забраться на сиденье.

Эва уже проснулась и зорко глянула на меня из-под нависших век.

 Ну что?

Я приложила прохладные ладони к пылающим щекам. Финн сел за руль.

 Я выяснила, почему Роза ушла из дома. Она она была беременная.

Пала оглушительная тишина.

 М-да,  наконец проронила Эва, уставившись на мой живот.  Если чутье меня не подводит, ты и сама в положении.

Глава восьмаяЭва

Июнь 1915

Эва встала как вкопанная, сраженная не тяготами, описанными Лили (хотя их тоже хватало), но плакатом, под ветром трепетавшим на церковной стене. Текст на французском и немецком гласил:

 Эти плакаты появились в конце прошлого года,  равнодушно сказала Лили.  Поначалу их никто не воспринял всерьез. Но в январе расстреляли женщину, укрывавшую двух французских солдат, и тогда народ сразу все уразумел.

Эва вспомнила мобилизационный плакат на входе в ее лондонскую контору, который она разглядывала, не ведая, что за ней наблюдает капитан Кэмерон. Пробел в строю бравых пехотинцев и надпись: «Тут еще есть место для ТЕБЯ! ВСТАНЕШЬ В СТРОЙ?»

Ну вот, она встала в строй. И теперь читала плакат, суливший смерть, если ее поймают. Это было вполне реально. Гораздо реальнее слов капитана Кэмерона на ветреном берегу Фолкстона: мол, женщин боши не расстреливают.

Эва посмотрела на Лили, вновь отметив запавшие глаза на ее подвижном улыбчивом лице.

 Мы в самой п-п-пасти зверя?  спросила она.

 Да.  Лили взяла ее под руку и отвела от полощущегося на ветру плаката. Сейчас она выглядела совсем иначе, нежели в Гавре: ни тебе вызывающей шляпы, ни прически «помпадур», но простенькое саржевое платье, штопаные-перештопаные перчатки, сумочка на локте. По иным фальшивым документам она значилась белошвейкой, и потому в сумочке лежали катушки ниток и набор иголок. А за подкладкой  карты с целями для обстрела. К счастью, об этом Эва узнала уже после того, как они миновали контрольный пункт на въезде в Лилль. Она едва не лишилась чувств, а Лили только ухмыльнулась:

 Вот уж была бы радость бошам! Там отмечены все новые артиллерийские позиции.

 Вы к-кокетничали с солдатами, проверявшими ваши документы, а в сумочке у вас было это?

 Да,  безмятежно ответила Лили, и Эва задохнулась от восхищения, смешанного с ужасом.

Теперь она поняла, что похвальба превзойти лучшего агента капитана Кэмерона обречена на провал, ибо Лили просто нет равных в хладнокровии. Наверное, она немного сумасшедшая,  с еще большим восхищением подумала Эва.

Явно того же мнения была и Виолетта Ламерон, встретившая их в убогой съемной комнатушке неподалеку от центральной площади города. Крепышка в круглых очках на хмуром лице и с аккуратным узлом волос на затылке, Виолетта обняла Лили и, облегченно выдохнув, тотчас стала пенять:

 Надо было послать меня встретить новенькую. Ты так часто всюду мелькаешь, что вскоре привлечешь внимание!

 Уймись, трусиха!  сказала Лили по-французски, а затем перешла на английский. Она уже уведомила Эву, что между собой они говорят только по-английски. Если кто-нибудь их подслушает, гораздо проще состряпать оправдание английской болтовне, нежели объяснить, с какой стати по-французски обсуждаются секретные донесения и британские шифры. Лили говорила на безупречном английском, пересыпанном французскими ругательствами.  Скоро нам с тобой предстоит переправить добытые сведения через границу, а пока надо ввести Маргариту в курс дела.  Лили улыбнулась.  Образ глупышки превосходен, однако над нашей новой подругой еще надо поработать.

В учебном центре Фолкстона все было как положено: инструкторы в военной форме, ряд парт, флаги. Сейчас обучение проходило совсем в иных условиях: сырая комнатка с узкой кроватью и рукомойником, зигзагообразная трещина в потолке, неистребимый запах плесени, преподнесенный нескончаемым колючим дождем. В выборе комнаты главным были не удобства, а ее защищенность от подслушивания: за одной стенкой глухой торец церкви, за другой  старая нежилая квартира, над потолком пустой чердак. И вот три женщины, прихлебывая отвратительное питье, сваренное из листьев грецкого ореха с лакрицей (немцы конфисковали весь запас кофе), буднично говорили о чем-то совершенно невероятном.

 Вы идете по улице, навстречу вам немецкий офицер,  начала Виолетта, предварительно плотно затворив дверь и окно. В отличие от жизнерадостной начальницы она излучала серьезность, которой с лихвой хватило бы им обеим.  Ваши действия?

 Не поднимая глаз, уступлю дорогу.

 Неверно. Поклон. Иначе вам грозят штраф в двадцать марок и трехдневный арест.  Виолетта взглянула на Лили:  Чему их там учат в Фолкстоне?

Эва ощетинилась:

 Многому.

 Ничего, поднатаскаем,  успокоила Лили своего заместителя.  Немец потребовал ваши документы и начинает вас лапать. Что вы сделаете?

 Ничего?  предположила Эва.

 Нет. Вы улыбнетесь в знак, что ничуть не против, иначе вас наградят пощечиной, да еще обыщут. Немец спрашивает, почему у вас руки в карманах. Как вы поступите?

 Т-тотчас их выну

 Нет. Вы никогда не держите руки в карманах, ибо гансы могут решить, что вы прячете нож, и проткнут вас штыком.

 Да не может такого быть  натянуто улыбнулась Эва.

Щеку ее ожгла звонкая пощечина от Виолетты.

 По-вашему, мы сочиняем? На прошлой неделе вот так закололи четырнадцатилетнего парнишку!

Эва схватилась за щеку и посмотрела на Лили, невозмутимо гревшую руки о кружку.

 Что такое?  спросила Лили.  Решили, что вы на посиделках с подружками? Мы должны вас обучить, маргаритка.