Мам, дай мне три фунта. Джордж высунул голову из кабинки и показал мне язык.
Так не годится, Джордж. Что значит «дай мне»? ВЫЙДИ оттуда!
Пожалуйста! Он тянул бледно-голубую занавеску то в одну, то в другую сторону. Металлические кольца со скрежетом двигались по релингу. Потом сын сел на табурет и стал наугад нажимать на кнопки.
Маневрируя, я подкатила тележку к кабинке.
Если ты немедленно не выйдешь оттуда, не будет тебе никакого «слаш паппи». Финн как-то принес мне книгу под названием «Твой ребенок подражает тебе». Автор (ее веселая улыбка сияла с задней стороны обложки) сообщила мне, что я не должна прибегать к шантажу или подкупу, чтобы заставить ребенка хорошо себя вести; а если я прибегаю к таким сомнительным приемам, то я и сама ничем не лучше своего ребенка.
Джордж промчался мимо меня в отдел фруктов и овощей.
Я толкала свою тележку, и мне казалось, будто это не тележка, а огромный краб. Мне надо было принять решението ли сдаться и родить Финну еще одного ребенка, то ли настоять на своем.
Джордж скрылся из вида.
У меня никогда не бывало задержки.
Я вспомнила, как месяц назад звонила в регистратуру поликлиники. Как раз перед тем, как поехать на выходные к родителям в Дорсет. Ситуация была идиотская.
К сожалению, миссис Гринвуд, сегодня у нас нет талонов. Пожалуйста, попробуйте позвонить завтра утром в восемь тридцать.
Я послушно позвонила утром. Занято. Я звонила, звонила и слушала одну и ту же мелодию, звучавшую словно похоронный марш. Наконец, в 9.10 я дозвонилась. И что же?
К сожалению, сегодня утром у доктора все занято. Пожалуйста
Но я сегодня уезжаю. Вы можете как-нибудь найти для меня окошко? Я сорок минут до вас дозванивалась.
Сегодня утром невероятно много народу.
Мне только выписать рецепт, возразила я. Больше ничего.
Позвоните в два тридцать; возможно, доктор найдет для вас время во второй половине дня.
А этим утром меня больше никто не может принять?
Я услышала стук клавиатуры.
Нет, все занято. Сейчас много больных. Эпидемия.
Какая идиотская система!
Сотрудница регистратуры обиделась.
Все ваши замечания вы можете оставить на сайте поликлиники.
* * *
Я улыбнулась, вспомнив тот вечер в родительском доме. Мама с папой и Джордж отправились спать, а мы с Финном еще сидели на кухне возле окна, на удобном диванчике. Это мое любимое место, где я всегда чувствовала себя комфортно. Я положила ноги на колени мужа и взяла первый попавшийся глянцевый журнал. Финн тут же вырвал его из моих рук.
Эй! Я его читаю, возмутилась я.
«Как добиться максимального эффекта от оранжереи», прочел Финн вслух и тут же захлопнул журнал. Впрочем, Джози, у нас ведь ее нет.
Я пожала плечами.
Мы построим оранжерею, когда переберемся за город. Я буду выращивать томаты.
Финн всегда был дитя города. По его словам, он испытывал панический страх перед зелеными долинами и лесами.
Потом он неторопливо расстегнул молнию на моих черных сапожках и ласково погладил мои ноги. На мне были черные колготки с ромбовидным узором. Он массировал мне икры, поглядывая на меня.
Не останавливайся, попросила я, откинувшись на спинку дивана.
Его ладонь двигалась все выше по внутренней стороне моей правой ноги. Вдруг хлопнула дверь родительской спальни. Мы затаили дыхание и переглянулись, снова почувствовав себя подростками. Я приложила палец к губам. Под отцовскими шагами заскрипели ступеньки, потом половицы в коридоре. Я знала, что это был папа, потому что шаги были более тяжелыми и размеренными, чем мамины. Между тем моя юбка задралась до бедер; руки Финна гладили мне ляжки и стягивали с меня колготки. Я выгибала спину, извивалась, помогая ему. Мы снова услышали шаги. Папа поднимался по лестнице в спальню.
Не забудьте выключить потом свет, когда пойдете спать! крикнул он с верхней площадки
Не забудем, крикнул в ответ Финн и с преувеличенной лихостью швырнул на пол мои колготки. Я громко рассмеялась, вспомнив об этом.
Ма-а! Почему ты смеешься? спросил Джордж, дергая меня за рукав.
Ничего. Принеси коробку молока с зеленой крышкой и сырную соломку, ладно? Я снова погрузилась в свои мысли.
Я вспомнила, как заняла более удобную позу, лицом к Финну, и расстегнула его ремень. Он выскользнул из петель на джинсах и упал на пол. Я подняла руки, и Финн стянул с меня свитер.
Твоим колготкам скучно и одиноко на полу, шепнул он и посмотрел на мой поношенный лифчик, нуждавшийся в замене. Вообще-то, ты могла бы надеть ради меня что-нибудь покрасивее. А этот надо скорее снять и выбросить
Джордж подбежал ко мне без молока. Вместо этого он с восторгом сунул мне под нос компакт-диск«Лучшее от Кайли». Еще он пытался удержать в руках сникерс, пакет с чипсами и шербет.
Я покачала головой.
Это четыре покупки. Я разрешила одну.
Он бросил их в тележку.
Я хочу все!
Я вынула сникерс и Кайли. Хотя Кайли мне нравится может, оставить? Нет, одернула я себя. Джордж выхватил у меня диск и снова бросил в тележку.
Нет, отрезала я, стараясь, чтобы мой голос звучал негромко и спокойно. Мимо прошел мужчина. Он что-то проворчал насчет избалованных в наши дни детей.
НЕТ, ДЖОРДЖ! резко и громко сказала я.
Сын заплакал. Можно было подумать, что я переехала тележкой Рокки и вернулась, чтобы полюбоваться на ущерб. Снова вокруг косые взгляды и неодобрительные возгласы.
«Не обращайте внимания. Если ваш ребенок устраивает сущий ад из-за сладостей, не идите у него на поводу», советовала в своей книжке писательница.
Джордж пошел вразнос; слезы ручьем лились по его щекам.
Я хочу диск с Кайли. Там есть песня «Локомоушн».
Ладно, Кайли мы оставим, но это означает, что не будет сладостей.
Но я хочу шербет! продолжал ныть сын.
На нас оглянулась какая-то женщина. Вокруг нас с Джорджем уже собиралась толпа зевак, словно при автомобильной аварии.
Я съем это не сразу, настаивал сын, глядя на меня с мольбой. МАМ, Я ХОЧУ ВСЕ!
Мне стало нехорошо. Снова меня преследовал этот навязчивый запах кофе.
Ладно, бери все. У Джорджа мгновенно высохли слезы, а на лицо вернулась улыбка, словно нарисованная чьей-то неторопливой рукой. Я продолжала толкать тележку.
Моему папе нравится «Джемми Доджерс», сообщил Джордж одной из продавщиц, когда мы пришли к полкам с печеньем. Он схватил пять пачек; еще пять упали на пол. Извинившись, я схватила его за руку и велела держаться за ручку тележки. Мне в ноздри бил запах кофейных бобов и теплого белого хлеба, свежего, только что из печи. Я закрыла глаза.
Ма! Наша тележка врезалась в стеллаж с кондитерскими товарами. Туда, где можно было самим взвешивать сладости. Разумеется, Джордж тут же с жадностью запустил руку в одну из коробок.
Она что, не в себе? неодобрительно пробормотал кто-то.
Я не могла пройти через все это еще раз. Я хорошо помнила, как маленькие ручки Джорджа цеплялись за прутья детской кроватки, как он тряс ее и орал так, словно я посадила его в клетку. Я родила не ребенка; это был дикий зверек, превращавший мою жизнь в ад. Сейчас я люблю Джорджа, но тогда
Иногда я просто видеть его не могла.
Он вывинчивал прутья из кроватки.
Открывал окна. Пытался выпрыгнуть из них.
Пролил эмульсионную краску на новый ковер.
Отрывал от стены обои; срывал занавески. Снимал ручной тормоз. ДТП. Нас извлекали из автомобиля. Вызывали полицию.
Нет, я не хочу пройти через это еще раз. Не хочу и не буду. Я хочу жить нормальной жизнью. Хорошей жизнью! Я не хочу возвращаться в те дни.
В тележку падали сладости. Внезапно Джордж превратился для меня в абстрактную фигуру. Я хотела сказать ему, чтобы он перестал, но слова присохли к глотке.
Ваш ребенок ужас что натворил, сказала продавщица. Почему вы не смотрите за ним?
Никакой дисциплины в наши дни не стало, сказал один из покупателей.
Я навалилась на тележку. У меня в голове стучал молот.
Мне плохо только и смогла пробормотать я.
Эй, кто-нибудь! Позовите врача! закричала продавщица.
Мамочка! Мам, прости. Я положу конфеты обратно. Джордж ползал по полу. Я слышала голоса, но не могла сфокусировать взгляд на лицах.