Деревянный мост, ведущий в Соломбалу, был запружен подводамина мосту, в самой середке, сцепились оглоблями две телеги, закупорили узкое пространство.
Конвой, сопровождавший машину генерал-губернатора, тесно окружил машину, не давая к ней приблизитьсявсякое ведь может быть, из такой толкучки очень легко стрелять в генералов, сидящих в автомобиле. Несколько человек на лошадях, во главе с корнетом, протиснулись вперед, завзмахивали нагайками, расталкивая пробку.
Миллер поморщилсяне любил, когда конвой работал нагайками.
Через двадцать минут машина Миллера затормозила перед высокими зубчатыми воротами, за которыми был спрятан некий загон, сколоченный из толстых необработанных досок-дранок. Дранку на Севере щепили из высоких, обрубленных и сверху и снизу обабков, она была сплошь в опасных длинных остьях-занозах.
В сопровождении конвоя Миллер прошел на территорию лагеря. И хотя лагерь располагался под открытым небом, насквозь продувался ветрами, в каждом углу его жило по нескольку сквозняков, все равно в ноздри генералам ударил спертый дух. Это был запах немытого тела и вшей. Миллер достал из френча платок, поднес к лицусделал вид, что сморкается.
Охрана плотно окружила его и Марушевского. Впереди всех встал корнет, положил руку на расстегнутую кобуру, из которой выглядывала рукоять кольта. Глаза корнета грозно ездили то в одну сторону, то в другую. Миллер не выдержал, улыбнулсякорнет в его конвое был человеком новым, потому так себя и вел. Правда, жизнь и самого Миллера, и Марушевского зависела от таких людей, как этот корнет, и генерал ощутил в себе невольную благодарность к корнету, покосился на него с симпатией.
Перебежчики, угрюмо набычившись, смотрели на генераловждали, что те скажут.
Миллер пожалел, что оставил в кабинете стекподарок генерала Айронсайда, ткнул пальцем в ближайшего пленного, высокого, с военной выправкой человека, с независимым видом отвернувшегося от генералов.
Кто таков? спросил Миллер.
Пленный вытянулся, отчеканил:
Бывший поручик Чижов.
Почему бывший?
Раненым попал к красным, те и переоформили меня в свою гвардию, дали под начало батальон
К нам перешли добровольно?
Так точно! Ждал удобного момента, ваше высокопревосходительство. Момент представился, но не сразу
Взять в руки оружие и повоевать за матушку Отчизну готовы?
Так точно!
Миллер перевел взгляд на следующего пленного.
Кто таков?
Дроздов Федор Николаевич.
Где служил?
В рыжеватых глазах Дроздова мелькнуло смятение. Он помял рукою горло, перевязанное серой замызганной тряпкой.
В Онеге, в красногвардейском отряде, охранявшем переправу через реку. Там сложная переправа, а без нее дороги нет никуда, господин генерал.
Конечно, экземпляр этот был примитивнее поручика, хотя подкупали рыжеватые живые глаза, блеск, трепетавший в них.
А по воинской специальности кто? спросил Миллер.
Сапер.
Миллер оживился.
Саперов нам не хватает. Отойдите-ка, милейший, в сторону, в распоряжение моего адъютанта. Он запишет ваши данные.
Я уже служил под вашим началом, господин генерал. Когда услышал, что вы стали командовать войсками, решил перейти на вашу сторону.
Отрадный поступок.
Где именно служил? решил уточнить Миллер.
На Северо-Западном фронте, под Ригой.
Миллер покачал головойСеверо-Западный фронт, где он тянул лямку в должности начальника штаба армии, которой командовал генерал Плеве, оставил в его памяти не самый добрый след. И прежде всегосам Плеве Павел Адамович, до обмороков изводивший подчиненных своими придирками. Дело доходило до унижений, после которых офицеры стрелялись. А Павлу Адамовичу хоть бы хны, только баки свои оглаживал да с загадочным видом поглядывал куда-то в сторону, будто хотел заглянуть за горизонт.
Начальник штаба не был исключениемпожалуй, от старого капризного генерала ему доставалось больше всех. Дело дошло до того, что Миллер как-то пожаловался своему гостюпротопресвитеру русской армии и флота отцу Георгию Щавельскому:
Мочи нет работать с ним Не могу больше. Миллер помял пальцами горло, потом ребром ладони провел себя по кадыкужест был простонародный и очень понятный. Не дай бог опоздать к нему на доклад на пять минуттут же устраивает скандал. И никогда не поинтересуется, почему опоздал. Миллер невольно покрутил головойему было больно.
Всем, всему Северо-Западному фронту было известно, какой Миллер аккуратист, как четко действует, а если уж он куда-то не приходит вовремязначит, на то есть очень серьезные причины.
Я готов пойти куда угодно, кем угодно, лишь бы был избавлен от такого начальника. Голос Миллера сделался влажным, генерал был очень расстроен.
Отец Георгий понял, что происходит в душе Миллера, в успокаивающем жесте положил руку ему на плечо.
Готов пойти куда угодно и кем угодно, повторил Миллер, вновь помял пальцами горло, хоть командиром батальона в соседнюю армию. Служба с Павлом Адамовичем становится хуже каторги.
Я постараюсь вам помочь, пообещал отец Георгий.
Он помогпередал содержание разговора самому Николаю Александровичу, государю. Тот хорошо знал Миллера по службе в лейб-гвардиипроходили по спискам одного полка. Николай Второй просьбу запомнил. Двадцать третьего августа 1915 года государь занял пост Верховного главнокомандующего, сместив с этого места своего двоюродного дядю, великого князя Николая Николаевича. Через несколько дней новый Верховный произвел рокировку в руководстве Северо-Западного фронтазабрал к себе в Ставку Алексеева, командовавшего фронтом, на его место передвинул Плеве, а на место Плеве поставил генерала Гуркотолкового молодого ироничного командующего.
Работать с Гурко было приятно.
Однако без Плеве, честно говоря, как-то скучно сделалось. Миллер потом много раз спрашивал себяа не слишком ли он завысил планку своих претензий к Павлу Адамовичу?
Вот о чем он вспомнил в завшивленном, грязном, насквозь пропахшем бедой лагере военнопленных в Соломбале. Собственно, это даже не лагерь был, а обычный фильтрационный пункт.
Кое-кому из находящихся здесь людей предстояло побывать в настоящем лагере, кое-комунадеть погоны Белой армии и пойти на фронт.
Служили в Пятой армии? спросил у солдата Миллер.
Так точно. В отдельном саперном батальоне.
Существовал такой батальон в Пятой армии. Очень нужное было подразделение.
Командующим армией тогда кто былПлеве или Гурко?
Этого я не знаю, господин генерал. Так высоко я не летал.
Миллер понимающе качнул головой, перешел к следующему перебежчику, круглому, как шар, от голода люди, случается, опухают и делаются круглыми, как надутые воздухом пузыри, с лишаями на крупной, остриженной под ноль голове.
Кто таков? спросил Миллер.
Лишаистый поднял на Миллера равнодушные глаза.
Фейерверкер артиллерийской бригады Сомов, тихо проговорил он.
Фейерверкерэто унтер, только артиллерийский, человек в любой армии, независимо от ее штандартов, очень нужный. Без фейерверкеров не обходится ни одна подготовка к наступлению.
Почему ушел от красных?
Не хочу воевать со своими.
На фронте давно?
С августа четырнадцатого года, сказал фейерверкер и добавил: Имею два Георгия и три ранения.
Большинство из тех, кто толпился сейчас на маленькой, хорошо прогретой солнцем площади временного лагеря в Соломбале, были такие, как Сомов, уставшие от войны, ко всему равнодушные. Их даже под суд нельзя было отдавать, настолько выдохлись, устали, мечтали они только об одномпоскорее добраться до родного порога.
Миллер поговорил еще с несколькими солдатами, потом стянул с рук перчатки и вместе с Марушевским отошел в сторону.
Полагаю так Всех этих людей надо проверить в деле, иначе саперы, попав в наши части, могут оказаться обыкновенными щипачами, любителями забираться в продуктовые и вещевые склады, а фейерверкерырядовыми тыловыми возчиками. Полагаю, что на фронт посылать их не резон, а вот включить в десант, который пойдет в рейд по Двине, следует.