Десант поручика Чижова тем временем погрузился на один из мониторов, у которого сквозь листы обшивки просматривалось одно слово от прежнего названия «Святой», а вот какой это был святой, то ли Николай, то ли Петр, то ли Павел, не понять, заколочено железом; на второй монитор вскарабкался еще один десант, такой же разношерстный, по-грачиному галдящий, как и первый, и мониторы, дав длинные гудки, тяжело заухали плицами и выгребли на середину реки.
Следом снялась с места и миноноска.
В штабе считали, что отход нужно отложить до утра, но Лебедев, щелкнув кнопками перчаток, возразил:
А какая разница, сейчас плыть или утром?
Ну-у, на ночь глядя как-то несподручно
Что ночью, что утром, что днемвсе едино, воздух прозрачный и светлый, как вода, на много километров видно. Учитывая, что десанту надо двигаться дальше, на Кож-озеро, к монастырю, дорога солдатам предстоит длинная, я бы отправился сейчас, не стал бы медлить. Нам-то все равно, мы остаемся на кораблях, а вот поручику Чижову и капитану Слепцову, думаю, не все равно.
Капитан Слепцов был командиром второго десанта. Низенький, плешивый, очень подвижной, он обладал колдовской способностью появляться сразу в нескольких местах.
Ходил капитан со стеком, угрожающе постукивал им по жестким кожаным крагам, таким громоздким и тяжелым, что они казались выкованными из железа, напоминали рыцарские доспехи. При ходьбе ноги капитана заливисто скрипели:
Скрип-скрип, скрип-скрип
У нервных людей этот скрип сводил скулы. А капитану он нравился, он считал этот звук признаком жизни, пока скрипитзначит, живет, не будет скрипетьтогда, считай, всеумер Поговаривали, что раньше стеком капитан мог измолотить непокорного солдата до полусмерти, сейчас, в свете революционных преобразований, происшедших в стране, а также под влиянием английской демократии генерала Айронсайда и его соотечественников Слепцов предпочитал общаться с подчиненными без помощи стека.
Перед выездами на такие операции, как сегодняшняя, Слепцов становился смирным, солдатам старался угодить, улыбался и предлагал им папироски из серебряного портсигара, украшенного известной картиной «Охотники на привале».
Прашу атведать? басом говорил он, сияя огромной, во все зубы, словно бы специально приклеенной к его лицу улыбкой.
Зубы у Слепцова росли вкривь-вкось, во все стороны, этаким расхлябанным пляшущим частоколом, но как ни странно, именно эти пляшущие зубы делали улыбку капитана заразительной; солдаты, глядя на Слепцова, сами начинали улыбаться. Единственное, что портило эту улыбку, в зрачках капитана периодически возникал беспощадный железный свет, и мигом становилось ясно, что это за человек.
Миноноска и два тихоходных монитора выстроились в цепочку и, пыхтя машинами, двинулись вверх по реке Онеге.
Кудрявые серо-зеленые берега неторопливо поползли назад, Арсюха жадно вглядывался в них, выискивал глазами сухие гривы, на которых, по его мнению, обязательно должны были стоять избы, и морщился неодобрительно, не видя их.
Андрюха, а где же люди? спрашивал он у Котлова нервно, куда народ подевался?
В лесу, отвечал тот коротко и непонятно, в партизанах.
У Арсюхи словно сами по себе нервно передергивались плечи, нижняя, влажно поблескивающая губа безвольно отвисала. У Арсюхи в этом походе имелся свой корыстный интересон вез спички. Для продажи. Настоящие английские спички, не дающие сбояв отличие от тех, которые выпускались в Петрограде. Петроградскими спичками хорошо в зубах ковыряться, и только, а английские спички еще и зажигаются, и горят превосходно. И выглядят красиво, не в пример петроградским, которые похожи на кривозубую ведьминскую расческу, выброшенную за ненадобностью из сумки Бабы-яги, либо на улыбку капитана Слепцова.
Имел Арсюха и кое-что еще. Из лакомств. И опять-таки товар был первосортный, английский. Вез Арсюха целых два чемоданаа чемоданы были у него похожи на большие семейные шкафыдобра туда вмещалось много.
В одном чемодане хранился «божественный продукт», которого Арсюха мог сожрать сколько угодно (а главное, продукт этот мог храниться сто лет и не портился, всегда бывал свежим), говяжья тушенка, во втором чемоданежелезные банки с консервированной клубникой, продукт, который англичане поедали исключительно сами, едоков со стороны не допускали. Эти товары Арсюха Баринов надеялся реализовать в экспедиции. Еще Арсюха мог предложить любителям кое-что «деликатесное» сигнальные французские гранаты и невидаль, русскому мужику совершенно неведомую, презервативы.
Он показал бумажную пачечкунебольшой конверт, на котором был нарисован безмятежно улыбающийся джентльмен с крупными, как у лошади, зубами.
Что это? осторожно полюбопытствовал Андрюха.
Эта штука делает мужчину мужчиной, важным голосом сообщил Арсюха. Баба получает такое наслаждением-м-м Будто барыня, которая сладкую землянику ест со свежими сливками. И мужик не устаетможет хоть сто раз подряд сделать свое делотакая у этого предмета сила. Арсюха приподнял бумажную пачечку.
Кто же изобрел такой механизм? с завистью спросил Андрюха.
Как кто? Англичане, убежденно ответил Арсюха.
И думаешь, деревенские мушки разберут этот товар?
Все покупать не будутне по карману, а десятка два орлов приобретет. Тем более вещь этавечная. Резиновая.
А как она выглядит? Андрюха щелкнул ногтем по пакетикупопал улыбающемуся джентльмену точно по зубам.
Обычная варежка.
Со шнуровкой?
В твердом взгляде Арсюхи проступило сомнение.
Если честноне знаю, решил признаться он.
И что делают с этой резиновой варежкой?
Надевают на причиндал поплотнее и работают ею до посинения.
Нет, не купят ее у тебя деревенские мужики. Андрюха с сомнением покачал головой. Не поймут.
Денег в деревнях полно, это я знаю доподлинно точно, сказал Арсюха, накопил народ. Дальше копить нельзяденьги гнить будут. Так что купят, будь уверен И это купят. Он достал из чемодана банку тушенки, подкинул ее в руке. Очень нужная вещь для охотника, когда он на пару месяцев уходит в тайгу. Англичане называют это дело, Арсюха поморщился, стараясь выговорить незнакомое слово, внутри у него что-то заскрипело, он напрягся и с облегчением вздохнул: «Стью мит».
Что это такое? настороженно спросил Андрюха. Не отрава?
Сам ты отрава! возмущенно щуря подбитые глаза, заревел Арсюха, замахнулся на собеседника железной банкой.
А как переводится на русский язык? поспешил спросить Андрюха. Куцые редкие бровки на его лице вскинулись.
Арсюха опустил банку, поездил из стороны в сторону влажным ртом.
Не знаю. Вот наш лейтенант английский знает, а янет.
Но ты произнес это мудреное словечко без запинки.
Это я заучил специально. Арсюха важно наморщил лоб. Как думаешь, пойдет у меня в деревнях торговля этими банками или нет?
Андрюха приподнял одно плечо.
Как сказать Мужики, конечно, обомлеют от этого товара, особенно Андрюха выразительно пощелкал пальцами, ну, от этого
Чего «особенно»?
Ну, от этого самого, что на причиндал навинчивается
По-английски это называется «кондом». Вид Арсюхин сделался еще более значительным.
Мужики в обморок будут грохатьсяво передовая наука до чего доскреблась
Мне не это важно знать, перебил его Арсюха, будут мужики рассупонивать свои кошеля, чтобы купить товар, или нет?
Думаю, что будут, обнадежил Арсюху знаток деревенской жизни Андрюха Котлов, переступил с ноги на ногу, железный пол гулким стуком отозвался на это движение, вызвал на зубах невольный чес.
«Думаю» или точно будут? Из подбитых глаз Арсюхи брызнул угрюмый фиолетовый огонь.
Точно будут, ответил Андрюха, отбросив всякие колебания.
Ты ведь, по-моему, то ли женился в этих местах, то ли родился, а?
Никогда здесь не был. Даже во сне.
Миноноска, немного оторвавшись от расхлябанных, с дырявыми машинами мониторов, первой шла на юг. Мимо тянулись затихшие зеленые берега. Высокие спокойные деревья, сосны с темной, иссушенной летней жарой хвоей, нескошенная высокая трава, подступающая к самой воде, березы, с немым удивлением взирающие на проплывающие суда, икроме черных тяжелых воронов, приветствовавших экспедицию хриплыми голосами, ни одной живой души. Ни зверей, ни людей, ни домов в сочных зеленых распадках.