«Господи, сохранить бы второй глаз нетронутым, возникла в голове у Арсюхи тоскливая мысль, он невольно сжался. Господи Будет ведь сиять фонарь»
Второй глаз сохранить нетронутым не удалосьобстоятельный железнодорожник, мастер снайперских ударовон во всем предпочитал основательностьприцелился и нанес очередной сокрушительный удар. Во второй глаз.
Арсюха вновь полетел на землю, всадился лицом в мочу. Взвыл бессильно.
Мысль о сопротивлении почему-то даже не возникала у него в мозгу.
Жадавлю вас Прямо в депо, провыл он, сморкаясь кровью. Вшю команду порешу.
За эти неосторожные слова Арсюха снова получил удар кулаком.
Вонючка! брезгливо проговорил обстоятельный железнодорожник, отряхнул руки. И откуда вы только беретесь, из какой дырки? В голосе его послышались презрительные нотки. Вони много, дела мало. Баб только портите! Запомни, вонючка, он нагнулся к Арсюхе, поднес к его носу кулак, если мы узнаем, что ты еще кого-то испортил, какую-нибудь бабуотрежем яйца Понял?
От этого крепкого парня, от его тона веяло беспощадностью, он придавил кулаком Арсюхин нос и выпрямился.
Железнодорожники ушли, оставив Арсюху с мутной от ударов головой лежать под влажным кустом.
Придя в себя, он сжал кулаки и заскрежетал зубами:
Я вас в депо на столбах поперевешаю. Будете болтаться, как новогодние игрушки
Он потрогал пальцами один глаз, потом второй. Глаза болели. Правый уже затянуло настолько, что свет белый обратился в узкую, плоско стиснутую и сверху, и снизу щелочку. Арсюха невольно застонал.
* * *
Первый, кого встретил Арсюха на миноноске, был Андрюха Котловон с повязкой вахтенного матроса на рукаве торчал у трапа и лениво поплевывал в воду.
Ба-ба-ба! воскликнул Андрюха оживленно, увидев Арсюхину физиономию. Это кто же тебе такие прожектора навесил на физиономию?
Поднимай команду! хмуро, не отвечая на вопрос, проговорил Арсюха.
Ты что, сдурел? Говорят, мы через два часа должны отойти.
Арсюха, гулко бухая ботинками по железному настилу переходов, сбегал в умывальник, где над двумя кранамииз одного лилась холодная вода, из другого горячаявисело старое мутное зеркало, всмотрелся в его рябоватую поверхность.
Оглядел один глаз, потом другой, аккуратно помял пальцами кожу под ними и с досадою простонал:
И заштукатурить фингалы нечем, светят, как два фонаря «летучая мышь». Пхих! Он покачал головой.
Набрав в ладони холодной воды, приложил их к глазамсделал примочки, снова глянул в зеркало. Примочки не помогли.
Оставив бесполезное это занятие, Арсюха снова забухал ботинками по рифленому железу переходов и через несколько секунд оказался у трапа. Андрюха Котлов находился на прежнем месте и продолжал беспечно поплевывать в воду. Арсюха ухватил его за грудки.
Ты команду поднял?
Андрюха неспешно освободился от захвата:
Тихо, тихо, тихо, приятель
Ты почему команду не поднял?
Хочешь, чтобы меня по законам военного времени к стенке поставили? Андрюха поправил на рукаве повязку и поводил из стороны в сторону пальцем перед Арсюхиным носом. Ты этого добиваешься?
А! Арсюха рубанул кулаком воздух и понесся к Митьке Платонову.
Тот находился в камбузе, жарил для матросов на ужин треску, а для офицеровкотлеты. Увидев физиономию Арсюхи, Митька удивленно присвистнул:
Ничего себе конфетки на роже проступили!
Митя, братуха, надо бы ребят поднять, в депо сбегать, паровозников наказать
Это они тебя так? За что?
В том-то и дело, что ни за что! За то, что я моряк, соврал Арсюха. Встретили бы тебя в городском садуточно так же отделали бы.
Кок приподнял над плитой тяжелую чугунную сковороду, сделал короткое движениеи шкворчавшие в масле куски трески словно бы сами по себе взметнулись в воздух, в полете аккуратно перевернулись на другой бок и вновь легли на сковороду.
Треску Платонов собирался подать на стол вместе с давленой картошкой, заправленной искусственным английским молоком, которое он разводил из порошка. Получалось очень вкусное пюре. Господ же офицеров Митька собирался порадовать котлетками из нежной телятины, привезенной командиром миноноски с рынка.
Лебедев купил телятину на свои деньги, доставил ее на корабль, кинул коку на стол.
Сготовьте нам что-нибудь, попросил он, не то в последние дни сплошная треска Треска утром, треска вечером, треска в обед Не то что раньше.
Раньше Платонов угощал господ офицеров блюдами из французской кухни, но в последнее время стал лениться.
А что сготовить-то, господин лейтенант? спросил он.
Да хотя бы котлеты, взгляд у Лебедева сделался задумчивым, я помню, в детстве наш повар в имении готовил роскошнейшие котлеты из телятиныс пальцами проглотить можно было. Столько лет прошло, а вкус этих котлет до сих пор не выветрился из памяти.
Котлеты на сковороде кок уважительно перевернул деревянной лопаткой.
Поправив на голове колпак, Платонов откинулся назад. Поцецекал языком:
Расписали тебя, как поднос, с которого подают баранки к чаю. Картинка!
Не мели языком, Митька! Помоги поднять народ! Иначе, если не ответим, паровозники нас потом метелить будут, как царь Петр шведов.
Давай поступим так, Арсюха. Ты пробежи по койкам, по ребятам, поговори с ними, а я мозгами пораскину, что можно сделать. Лады?
Лады, Арсюха обрадованно рубанул рукой воздух, значит, поддерживаешь меня?
А почему бы не поддержать хорошее дело? Кок отодвинул сковородку с треской в сторонурыба готова, надо жарить вторую сковороду.
Арсюха помчался в кубрик поднимать матросов.
Вернулся обескураженный, с погасшим взглядомсквозь узкий, набрякший фиолетовой краской сжим глаз что-то влажно поблескивало: водане вода, металлне металл, муть какая-то, одним словом, в глотке что-то побрякивало, будто Арсюха наглотался гвоздей, либо того хужесвинца.
Ты представляешь, пробрякал он свинцовым голосом, ни один из этих кошкоедов не поднялся
А я тебе чего говорил? Кок не выдержал, усмехнулся. Наших людей нужно знать. Не пойдут они за тебя бить носы, Арсюха.
Почему? искренне удивился тот.
А с какой стати им подставлять свои бестолковки под чужие кулаки за тебя, Арсюха? Паровозники ведьребята тоже не пальцем деланныерельсами как начнут махать или шпаламиу-у-у! Весь флот вместе с английскими крейсерами могут потопить, только бескозырки останутся сиротливо плавать на воде. Нет, Арсюха, на помощь экипажа ты напрасно рассчитываешь.
Но почему-у? вновь с нехорошим изумлением пробрякал свинцом Арсюха, из ноздрей у него едва пар не вырвался. Подбитые глаза-щелочки сжались в две маленькие прорези, в углах прорезей показались крохотные мутные слезки.
А ты сам не разумеешь?
Нет.
Такое к тебе отношение команды, Арсюха. Чего ж тут непонятного?
Арсюха узрел в углу камбуза круглую вращающуюся табуретку, прицелился к ней задом, сломался в коленях, будто кукла, сел. Слезки, собравшиеся в уголках прорезей, шлепнулись ему на фасонистые клеши.
За что? прошептал он горько, попробовал найти в себе самом ответ, но ответа не было, и он поднял взгляд на кока, посмотрел на него с надеждой.
Кок отвернулся от него.
И эти самые от меня также отвернули рожи, пожаловался Арсюха, солдаты, которых как скот загнали на палубу
На солдат вообще не рассчитывай, предупредил кок, если уж свои не пошли тебя защищать, то чужие тем более не пойдут.
Арсюха схватился руками за голову и, отворачивая ее, крутанулся вместе с табуреткой, застонал.
Интересно, в чем я провинился перед коллективом?
Кок молчал, не отвечал.
А?
Не майся, наконец отозвался кок, иди лучше спать. Сегодня ночью мы уходим в плавание.
Арсюха всхлипнул, выпрямился и взметнул над собой кулаки.
Ладно, когда вернемся, я рассчитаюсь с этими паровозниками за все. За все, понимаешь, Митька?
Так точно, равнодушно проговорил тот, рассчитаешься за все.
* * *
Ночью, когда солнце неподвижно застыло нестираемым медным пятном в светлом небе, миноноска вышла в море. Погода была спокойная, мелкая рябь туго стучала в железное днище корабля. Миноноска держала курс точно на медное блюдо, висевшее над горизонтом.