Извините, я вас напугал, послышался мужской громкий шёпот. Наташа обернулась. Рядом с ней стоял высокий мужчина, опирающийся на палку-трость, у ваших товарищей хорошие номера, бойцы прибывают в приподнятом настроении.
А вы почему здесь, а не в зале?
Хотел поблагодарить артистов от ребят и себя самого. То, что вы делаете, очень нужно для поднятия настроения раненых.
Странно, я вас не видела в зале.
Это потому, что моё место во-о-он там, тихонько потянул мужчина, указывая на дальний ряд, мои товарищи в третьем ряду.
Отчего же вы на самой галёрке?
Командир должен заботиться о своём личном составе даже на излечении.
Так их первое знакомство и произошло. Павел оказался внимательным и заботливым мужчиной. Наташа была очарована им, встречи стали частыми. Прогуливаясь по больничному парку, где Павел проходил реабилитацию после очередного ранения, они много общались. Он не рассказывал о войне, не пытался вскружить голову ратными подвигами. Рассказы его были о людях, служивших с ним в одном отряде.
«Мама, он такой добрый, честный и заботливый, ему доверяют свои жизни множество людей, и я свою готова доверить, рассказывала она матери Александре Леонидовне, он мне самый родной и близкий, я готова идти за ним в огонь, и в воду».
А вскоре Наташа и Павел поженились, их желание быть вместе было обоюдным, и война не могла встать на их пути.
Слышь, дочка, окликнул её шофёр, расскажи что-нить, а то гляди того засну за баранкой. Третьи сутки без передыху кручу.
Наташа встрепенулась, отгоняя видения драгоценных мгновений прошлого. За рулём сидел усатый мужичок лет пятидесяти, кряжисто покашливал в кулак и изредка потирал глаза, позёвывая, встряхивая головой.
А о чём рассказать? Девушка провела ладонью по лицу, оставляя дремоту позади автомобиля.
Да хоть о чём, где жилашофёр широко зевнул, я вот, из-под Ярославля, у нас там такая природа. Идёшь по лугам, от запаха цветов голова кружиться начинает. А ягоды какие в лесу ягоды! М-м-м
А я из Москвы. До войны училась. Успела закончить только первый курс ГИТИСа, это институт театрального искусства.
Студентка? Наташа мотнула головой. Ну, ничего, война закончится, и сможешь вернуться к учёбе, он немного помялся, все вернёмся.
Грузовик качнуло на ухабе, и дорога пошла в горку. Наташа стала рассказывать о своём детстве, и как прошёл её первый год учёбы, как прекрасна Москва весной. Она говорила, что приходило в голову. Водитель теребил ус, покрякивал, потирал глаза, а иной раз и сам вставлял в разговор историю или байку. Так они и доехали до Хулхута. У посёлка их остановил патруль. Офицер проверил документы и накладные, а солдат осмотрел кузов. Машина ехала в госпиталь за медикаментами для передовой, и осматривать в полуторке было нечего. Так что через минуту полуприкрытые фары автомобиля освещали своим тусклым светом тёмные улочки у госпиталя.
Ну, вот и приехали, дочка. Ступай, а я скажусь главврачу, да спать. А то от усталости мы еле-еле добрались. Пару часов на сон, а там снова за баранку. Да и у тебя дел невпроворот будет.
Шофёр погасил фары, и белое здание поглотила ночь. Оно казалось заброшенным, с пустыми глазницами окон. Плотные занавеси укрывали жизнь и суету внутри госпиталя, не пропуская на улицу и малейшего лучика, дабы не навести вражеские самолёты на место положения жизненно важного объекта.
Холодный ноябрь
В ночь на 20 ноября младшие офицеры вывели весь личный состав на позиции. В кромешной тьме, ёжась под ледяным ветром, Наташа наблюдала за бойцами, проходившими мимо медицинского блиндажа. Она вглядывалась в лица красноармейцев, вспоминая своего дорогого и любимого мужа. Их счастье было коротким. Почти сразу после их свадьбы Павел Павловичь Качуевский был отправлен в спецотряд партизан «Вторые», ведущий подрывную деятельность под Могилёвом. Прошло уже несколько месяцев, как Наташа ушла на фронт, окончив курсы санинструкторов, а о нём так ничего и не было ей известно. Но она верила, что они встретятся, может быть это будет сегодня, а может завтра.
Тяжёлый сорок второй год подходил к концу. Встретившие в середине лета вооружённую до зубов 6-ую армию вермахта бойцы 62-ой и 64-ой Рабоче-крестьянской Красной армии заставили остановиться слаженный механизм третьего рейха. В ожесточённых Сталинградских боях красноармейцы сковали элитные немецкие силы. Не помогала фашистам и поддержка их союзников, 8-й итальянской и 2-й венгерской армии. А 4-я танковая на улицах города на Волге оказалась малоэффективной. Увязнув в советской обороне, немцы вынуждены были топтаться на месте, а впоследствии прекратить наступление, так и не выполнив поставленной задачи переправиться через Волгу, перерезав жизненно важную артерию Советского союза.
Холодными иголками снег летел Наташе в лицо. Под прикрытием разыгравшегося ненастья красноармейцы подошли к переднему краю незаметно. Как поговаривали, мамалыжники не любили мёрзнуть в продуваемой колючими ветрами степи. А в такую непогоду авиационная разведка не могла подняться с аэродромов для вскрытия перемещений Красной армии.
К рассвету ненастье начало утихать, засыпав степь толстым ковром пушистого снега. Солнце ещё не показалось над горизонтом, но рассветный сумрак уже отступал. Белый ковёр начинал искриться в лучах восходящего под лиловыми тучами светила, слепя солдат, заставляя их жмуриться.
105-ый гвардейский полк, где служила Наташа, готовился к отчаянному рывку до вражеских позиций. Даже при поддержке танков прорвать хорошо укреплённые и эшелонированные позиции румын было делом трудным и грозило большими потерями. Санинструкторам предстояли тяжёлые деньки. Каждый санитар в полку понимал свою задачу, кажущуюся со стороны очень примитивной.
«Наша часть отважно била гитлеровцев, по-гвардейски, потом нас отвели в тыл на отдых и пополнение. Скоро ненавистный враг опять будет получать по первое число от нас. (Писала Наташа в своём письме маме.) Хочу быть снайпером, чтобы самой убивать проклятых фашистов, топчущих нашу землю. А пока ухаживаю, как за родными братьями, за ранеными нашими товарищами.»
Начало операции
Вместе с ярко жёлтым краем солнечного диска, показавшегося над горизонтом степи, из-за закрытых позиций раскатисто огласили начало артиллерийской подготовки гаубицы. По всей линии фронта грохотала канонада. На переднем крае румынских укреплений задрожала земля и начала подниматься на дыбы со страшным грохотом, устилая белый снег грязными комьями. Сорокакилограммовые снаряды вызывали детонацию минных заграждений, расчищая передний край для пехоты.
Не успели утихнуть последние звуки гаубиц, как завизжали реактивные снаряды грозных машин, названных ласково «Катюшами». Ракетные взрывы поднимались огненными валами, выжигая позиции румын. Земля горела у них под ногами. Жужжание ракет сменялось грохотом и свистом тяжёлых гаубичных снарядов. Смертельный металл летел в глубь обороны румын. То тут, то там взлетали бревенчатые блиндажи, словно хворост, подброшенный озорным мальчишкой. Снаряды заваливали траншеи, смешивая фашистов с землёй и выпавшим снегом.
Часовая артподготовка ещё не отгремела, как в небо взлетели красные сигнальные ракеты. Лейтенанты, сжимая в ладонях оружие, срывая голоса, перекрикивали вой и взрывы, вдохновляли бойцов на ратный подвиг. В этом грохоте рёв танковых моторов стал отчётлив только при их приближении к траншеям. Не дожидаясь стального кулака, командиры поднялись вперёд, увлекая товарищей в стремительную атаку. Тысячи сапог вступили на ровную белую простыню выпавшего снега, сминая, оставляя тёмные следы на побелевшей степи. Санинструктора и санитары ждали, пока танки не пересекут припорошенный бруствер.
Тяжёлая машина, лязгая гусеницами о катки, устрашающим грохотом перескочила через край и устремилась на врага. Смятый бруствер мёрзлыми комками осыпался внутрь траншеи. По спине у Наташи пробежал холодок от легко сминаемого укрепления, а каждый скатившийся комок земли пробегал мурашками по телу. Это был не первый её день на передовой, но подобное зрелище всегда вызывало оторопь.
Как только стальной кулак немного отдалился от траншеи, догоняя впереди бегущую пехоту, десятки санитаров поднялись им вслед. Наташа вместе с товарищами старалась двигаться позади бронированного корпуса впереди едущего танка. Сердце у Наташи замерло в ожидании. Так было всегда, пока не увидишь первого убитого, не перебинтуешь первого раненого. После этого тело само выполняет всё, словно механически, страх уходит, пока не остановишься передохнуть. А дальше всё сначала.