Тон росомона Винитару не понравился, он так и не понял, издевается тот или говорит серьезно.
Что ты хочешь сказать? гот воинственно выпятил подбородок.
Только то, что это война готов, а мы, всего лишь союзники.
И что? Ты чем-то недоволен?
Мне не нужны лишние лавры, это твоя победа. Тарм обвел рукой поляну, на которой лежали шестьдесят девять тел.
Лицо Винитара вспыхнуло, он громко рассмеялся:
Хорошо, Тарм, принятоэто моя победа. Молись Хорсу, что на этой поляне лежат росы, а не росомоны.
Мы больше доверяем мечу и руке его держащей, спокойно ответил Тарм.
Винитар отвернулся. Увидел сидящего под дубом Буса, прижимающего к животу алое пятно. Взгляд вождя с ненавистью смотрел на гота.
Готов ли ты к смерти рос?
Мы всегда к ней готовы. Вот когда смерть придет к тебе, ты гот, к ней не будешь готов.
Винитар расхохотался:
Славный воин всегда умирает в бою и смерть для него, хоть и не желанная гостья, но всегда ожидаемая.
К тебе это не относится.
Почему?
Разве ты славный воин? Голова вождя кружилась, он едва слышал Винитара и почти не сознавая, на грани духовных и физических сил, отвечал. Тем не менее, Бус попытался улыбнуться и прямо посмотреть на гота.
Ты клялся кровью. Отдал свой меч. Просил мира. Теперь я вижу, какой с готами мир, чем они платят за доверие. Когда-нибудь это поймут росомоны.
Тарм отошел в сторону, не желая слушать роса. Его уши пылали от содеянного стыда. «Мы союзники. На войне все цели хороши, а враг есть враг, к нему нельзя испытывать снисхождение и благородство. Но причем здесь готы?»думал вождь росомонов.
Винитар вытянул руку, показывая на дуб.
Распните его! Пусть его дорога к Перуну, языческому богу, будет короткой. Усмехаясь, посмотрел на Буса. Вы ведь поклоняетесь ему? Это ваш бог?
Будь ты проклят, отозвался архонт.
Псы кощеевы, раздался голос Тереса. Он поднял голову и в усилии плюнул на сапог Винитара. Будьте вы прокляты, повторил слова Буса и уронил голову, распластав по земле окровавленный оселедец. Стоящий рядом с Винитаром гот, вонзил в неподвижное тело копьё, пригвождая к земле.
Это тебе за пса, пробормотал воин.
Брат, в Ирии встретимся! прокричал Бус.
Его подняли за руки и ноги. Из открывшейся раны обильно полилась кровь.
Распните его! Всех распните! кричал распалясь Винитар. Пусть висят на своем священном дубе.
Братья! Верте! Будет за нас отмщение! прокричал, теряя сознание Бус.
Гвозди готы с собой не захватили. Тела старейшин прибивали к дубу и стоящим вокруг молодым дубам и березам кинжалами и дротиками, вгоняя их в ноги и руки, распиная на римский манер косым крестом.
Буса распяли невысоко, в метре от земли. Голова вождя опустилась на застывшую грудь, поднявшийся ветерок развевал длинный светлый чуб.
Винитар остановился напротив. Победа над Бусом, как ни странно, удовлетворения не принесла, только злость проснулась, забурлила в сердце черным омутомжаждала продолжения кровопролития. Смыть красной рекой сердечную тяжесть, растворить под свист мечей и копий отдать под забвение богине Урд.
Предводитель готов огляделся: на дубе и вокруг поляны висели все шестьдесят девять распятых тел старейшин и предводителей росов. Некоторые едва слышно стонали и слали готам проклятия. Росомоны недовольно толпились в стороне, хмуро оправляли конскую сбрую, чистили мечи. Вождь готов обратил внимание, что они уже сняли с себя запятнанные кровью белые плащи.
Винитар посмотрел на свой палий, он был густо залит багровыми потеками. Растер пальцем красное пятно. Внезапно шагнул вперед и схватив Буса за чуб, вздернул голову. На удивление, вождь росов был еще жив. Он раскрыл глаза, невидяще посмотрел на Винитара. Губы разомкнулись и прошептали:
Стрела, летящая в день.
Что? прошептал Винитар.
Перун! Я иду к тебе! неожиданно прокричал рядом распятый рос.
Перун! Я иду! поддержал новый вскрик.
Перун! донесся крик с другого дерева.
Винитар выпустил оселедец. Голова Буса упала на грудьон уже шел, прямой как стрела, светлой небесной дорогой, к золотому, пульсирующему оку Ярилы, за которым был скрыт Ирийнебесная страна уставших жить.
Проклятые росы, какие живучие, прошептал, отступая Винитар. Сегодня же, покинем ваши окаянные земли. Лучше воевать с ромеями или герулами.
Среди крон деревьев он различил поднимающийся с северной стороны, густой черный столб дыма.
Поехали в городище, устало приказал Винитар. Ему подвели лошадь
Поселок росов Винитар застал разрушенным и разграбленным. Пьяные готы и росомоны метались по площади, маленьким радиальным улочкам, размахивали горящими поленьями, позаимствованными в капище и поджигали все, что можно было поджечь. Багровое, кровавое пламя гуляло в стрехах маленьких домов, черный дым валил из землянок и приземистых хижин. Блеющий, мычащий скот гнали через ворота вниз, к реке. Там горели костры победителей и на вертелах поджаривались туши животных.
По улицам, вдоль плетней, у раскрытых жилищ вповалку лежали пронзенные копьем, стрелой, настигнутые ударом меча тела мужчин, женщин и детей, наряженные в праздничные одежды, запятнанные алым клеймом предательства. Пленных не было. Те, кто сражались под гонтиной, так и остались лежать под ногами безучастного идола. Перун отказал в помощи и невидящим взглядом смотрел на площадь, перевернутые столы, втоптанную в землю еду и утварь. Может он был недоволен тем, что Бус, боевой рикс, похитил у него невесту? Крыша гонтины прогорела и обрушилась на тела погибших. Языки пламени алчно прикоснулись к идолу.
У черного дикого камня, лежала утыканная стрелами аистиная пара. Винитар склонился с коня, зачарованно рассматривая птиц. Порыв ветра принес с капища искры и мелкие угли, обвиняюще кинул во всадника. Конь испуганно шарахнулся в сторону. Винитар неловко вылетел из седла и раскрыв руки упал на тела птиц, как будто пытался их обнять. Он неудачно ткнулся глазом в наконечник стрелы, пробившей грудь аиста насквозь и с криком боли откатился в сторону. Наконечник готской стрелы покраснел.
Один! О, Один! рычал Винитар, катаясь по земле от боли и прижимая руку к поврежденной глазнице.
Один!!! Бусы!!! Будьте вы прокляты! Кто-то подхватил его под руки, потащил прочь из городища охваченного пламенем.
О, Фрея! Проклятая война. Один шептал Винитар.
VII
Месяц выкатился из-за черной стены бора ощетинившегося соснами. С испуганным любопытством свесил серебряный рог над темной ворлной, посмотрел на свое раскачивающееся отражение. Разрезая серебристую дорогу месяца, по темным водам неслышно, без всплеска, неслись струги. Их было немного: узкие, остроносые, с плоским дном, не больше десятка. На переднем струге, на носу сидела, закутавшись в медвежью шкуру, Лала. Двое мужчин и шесть женщин равномерно взмахивали веслами, заставляя струг не плыть, а лететь над платиновой водной гладью. Лицо колдованки застыло от боли и горя, сделалось похожим на маску. Две мокрые дорожки пролегли по впалым, черным от гари щекам. Голубые глаза, застыв, смотрели в даль, за излучину реки, не замечая тихой ночной красоты мира. Они видели не стремнину роси, с широкими, извилистыми берегами, заросшими дремучим чернолесьем, а улыбающееся лицо Буса. Лала чувствовала на устах его дыхание, горячий поцелуй. Слышала ласковый голос: «Думай о сегодняшней ночи, которую нам подарила Мокошь. О ночи, которая больше никогда не повторится. Думай о себе и обо мне».
Я думаю Бус. Думаю о твоей встрече с Перуном. Я знаю, какой она была. Я видела это. Твоя дорога была короткой. Тебя сопровождает почти весь клан.
Рядом тихо застонали. Лала развернулась и склонилась над Лучезаром, поправила на плече повязку. Рана юноши была неопасной, стрела пронзила плоть не нанеся ущерба кости, но он потерял много крови. Лучезар почувствовал её прикосновение, открыл глаза и попытался подняться.
Лежи. Лежи.
Куда мы плывем?
На Куябу, там на Щеке и Хорайве, среди холмов и лесов, в окружении мшар, мы будем в безопасности.