Теперь к этому месту бежало десятка два мужиков, женщин и детей, не успевших по каким-то причинам укрыться в крепости раньше, несмотря на то, что козельский воевода давал распоряжение: сжечь дотла весь посад на случай прихода орды в их места, для лучшего обзора дружинниками поля боя и для того, чтобы мунгалы не смогли укрываться в избах и отдыхать в них. Посад успели сжечь, но видно не все выгорело дотла, если остались люди, которые спешили сейчас к воротам. Да кто бы открыл их несчастным, когда враг одним копытом уже утвердился под стенами, разве что ратники сбросят вниз пеньковые веревки и подтянут людей наверх.
Но и этому не суждено было сбыться. Не успели посадские перебежать по снегу Жиздру, как от ордынских полчищ отделился отряд нукеров. Они сноровисто вскинули луки и расстреляли, не сбавляя бега коней, беженцев от мала до велика. Крепостная стена, успевшая принять в вежи, на прясла и в заборола дружинников с ратниками, ахнула от невиданного изуверства, на ордынцев посыпалась туча стрел и вертких сулиц. Загудели в полете болты, похожие на толстые копья, пущенные из арбалетов, привезенных ванзейскими купцами в обмен на козельские товары. Но лишь единицы из всего оружия смогли зацепить мунгалов наконечниками, не нанеся большого вреда.
И все-же в плотных рядах началось волнение, когда один из ордынцев, проткнутый болтом насквозь, вдруг вырвался на коне вперед и принялся носиться вдоль рядов войска, мотаясь в седле из стороны в сторону тряпичным пугалом. Кто-то из мунгал попытался схватить коня под уздцы, кто-то рванул на себя болт за древко, но это делу не помогло. Видимо, не только всадник, но и конь был поражен стрелой из лука в больное место, не давая возможности справиться с охватившей его паникой. Русские ратники, глядевшие из-за углов заборол, видели, как ордынец в лисьем малахае, одетый в кожаную бронь с металлическими бляхами, нашитыми на нее, резко взмахнул рукой и сразу несколько стрел впились в шею и в глаза животного, заставив его упасть на колени, а потом повалиться на бок.
На всадника и на коня набросили арканы и уволокли в глубь войска. Тот-же ордынец выхватил саблю и выбросил руку вперед, из-за его спины сорвался десяток воинов, натягивая на скаку луки. Они кинулись с едва приметного берега на речной простор и сразу провалились в рыхлый снег по лошадиные шеи. Кони завизжали и забили копытами, пытаясь выбраться из плена, но попытка ни к чему не привела, а только затянула всадников в снег еще глубже. Видимо вода, скопившаяся под ним, успела пролизать слой льда, укрывавший реку, копыта скакунов скользили по нему, не в силах найти твердую опору.
Добрая примета, воскликнул кто-то из дружинников под радостное галдение мужиков. Мунгалы обломают лошадиные зубы об стены нашей крепости.
А ни то! дружно поддержали его. Слава Перуну, и Велесу слава
И богу Яриле слава, что размягчил под погаными снежную твердь.
А мы тожеть не замаемся, на то мы тут приставлены
Между тем ордынцы, попавшие в снежный плен на Жиздре, выбрались на берег с помощью волосяных арканов соплеменников и попытались снова занять места в плотных рядах. Но сделать этого им не удалось, навстречу выехали нукеры в добротных шубах и в островерхих меховых колпаках с отворотами, они окружили незадачливых зачинщиков атаки, разоружили их, а командиру смахнули саблей голову на виду у всех. Потом провинившихся под одобрительный гул войска и хриплый рев рожков прогнали между рядами воинов, и они растворились в их среде.
Вота они как своих-то! ахнул кто-то из защитников. Чего же от поганых ждать нам?
А нечего ждать от них пощады. Вятка с мужиками показали, как надо с ними обходиться, громко откликнулся его сосед. И я мыслю, что войну с Батыгой надо вести не на живот, а на судьбину.
Вятка отвернулся от проема в забороле и поставил лук нижним концом на деревянный пол, он понял, что после случая с мунгалами, попавшими в снежный плен, ждать атаки на крепостные стены пока не придется. Затем повернулся к ратникам:
Мунгальские старшины поступили правильно, сказал он так, чтобы его услышали стоящие на стене. Ежели б за тем десятком бросились остальные десятки и сотни, то сколько воев погибло бы и в мокрых снегах, и от наших стрел.
На прясле на некоторое время установилась тишина, защитники понимали, что Вятка сказал правильно, но им было жалко, что картины с неприятельской атакой не произошло. Они бы тогда постарались помочь ворогам уменьшить их же численность.
Если бы они послов заслали заместо десятка воев со стрелами, начавших изгаляться перед нами, тогда воевода затеял бы с ними толковище, раздумчиво заметил ратник из посадских в самодельном тегиляе, панцире, подбитом пенькой. Он покосился на странное воинство, заполонившее равнину до кромки леса. У мунгал как, пока по ним не стрелишь, покалякать о животах еще можно, а как стрела с тетивы спорхнула, хоть до них не долетела, а глуздырем уткнулась под копыта коней, а еще не дай Бог кого задела, тогда руби домовины.
Это еще поглядеть надоть, расправил крутые плечи Темрюк, княжий дружинник в колонтарекольчужном доспехе без рукавов и в шеломе с шишаком и с бармицей сзадижелезной сеткой из мелких колец. Широкое его лицо прикрывала личина, повторяющая каждую складку, на ногах были бутурлыки из металлических тонких пластин. Он повернулся к ратнику, говорившему об обычаях орды. Вота оповести нас, Прокуда, за сколько ден смалявые нехристи овладели вашей Рязанью. А там ратей под десницей князя Романа Ингваревича и воеводы Еремея Глебовича были тьмы. Да рязанцы позвали еще половцев.
За шесть ден, Темрюк, отозвался тот, которого окликнули по имени Прокуда, он был в байданекольчуге из плоско раскованных колец, с прямым мечом в правой руке и с кистенем в левой. Тако же и Владимир, стольный град, продержался несколько ден, Георгий Всеволодович, Великий князь Руси, оставил его на сыновей, Всеволода и Мстислава, решив дать бой на реке Сити под Красным Холмом. Зряшно он поступил, и детей сгубил, и сам с войском, которое успел собрать, погиб бесславно.
Чернобородый воин из сбегов в бахтерце без рукавов и с железными пластинами на груди процедил сквозь зубы:
Зато эти мунгалы, что стоят под козельской стеной, за своего царевича Кюлькана, молодшего сына Чагониза, убитого под Коломной, положили в могилу с ним сорок русских девушек вместе с конем в золотой сбруе и хашарамипленными без счета. Среди них были мои брат и сестра, одна его узловатая рука нервно теребила костяную рукоятку засапожного ножа в ножнах, засунутых за кожаный пояс. А шуйца, левая рука, опиралась на огромный ослопдубину, обитую железом, с острыми шипами вокруг утолщения внизу. Они оставили от Коломны одни обугленные головешки.
Дружинники окидывали гневными взглядами ордынскую тьму, покрывшую черным пологом равнину за правым берегом Жиздры, на скулах ходуном ходили тугие желваки. Было видно, что косоглазым воинам, грудившимся тесными рядами в лучах полуденного солнца, не привыкать устраивать кровавые пиры. Так же можно было понять по неподвижным выражениям на широких лицах с раскосыми глазами, что свою жизнь они ценили тоже не высоко.
Якуна, не один ты страдалец, мы тоже пришли сюда не меды пить, а для мести, мягко сказал чернобородому воину седой, еще крепкий, старик в справной сброе и с секирой на плече. На поясе у него висел длинный прямой меч в кожаных ножнах, обложенных медными пластинами. Коломна была не первой и не последней, за ней пали Суздаль, Переяславль, Юрьев, Кашин, Скнятин, Бежецк, Псков, Судиславльвсе тут есть остатками своих граждан. Кто один пришел, а кто с семьей добрался околесицей по темным лесам.
Позади ратников объявился Калема-кузнец, поднявшись по взбегам на прясло, перевел дыхание. Он слышал, что сказал старик, вгляделся, моргая сощуренными глазами, в черное болото из малахаев и остроконечных азиатских шапок, и скрипнул крепкими зубами:
Мунгалы на такое горазды, они только за один месяц опустошили четырнадцать русских городовПолоцк, Ярославль, Кострому, Галич, Бело-Озеро Там даже кошек с собаками не осталось, видать, кипчаки сожрали, что за ними увязались. Сказывали, мунгалы тоже ничем не брезгуют, они даже питаются кровью загонных коней, которых ведут за собой на чембурахтретьих поводах. Когда им жрать нечего, надрезают яремную вену и пьют из нее кровь, он сплюнул в сторону. Один Торжок продержался две седмицы И здесь Батыге придется вкусить железа досыта, я успел наделать с помощниками довольно заготовок и для стрел, и для сулиц, и для ганзейских арбалетов-самострелов.