Канабис в чистом виде
Канапля, что ли?! Ты что болен! Я же мент!
Дурак ты, а не мент! Я сам ни-ни в былые годы, выпивал-то раз в год по обещанию
Ваняэто статья!
Михалыч, давай так, пока ты мой гость, а заметь ты мне еще не надоел, хотя прованял своим «плоскоклеточным ороговевающим» всю мою хату, пусть хоть привлекательно пахнуть в квартире будет Этоо-б-е-з-б-о-л-и-в-а-ю-щ-е-е!
Ааааа! Как ты был отбросом общества., ё мое, как же больно!.. Не слушая гостя, Иван протянул кончик мундштука Андрею, тот отмахнулся, но не попал в маленький кальян. Не встретив сопротивление, рука пролетела мимо, зацепив по инерции, стоящую у стола большую красивую вазу, упавшую на бок и покатившуюся с грохотом в сторону стены. Оба замолкли в оцепенении, ожидая, когда она расколется.
Не докатившись до стены около метра, она налетела на осколок разбитой вчера стеклянной банки из под икры, немного подпрыгнула, пролетела над полом несколько сантиметров, благополучно опустилась, продолжив движение до самой стены. Достигнув самого опасного места и ударившись о преграду, дорогой сосуд откатился немного назад и застыл.
Послышался одинаково облегчающий звук выпускаемого воздуха: один со свистом, второй, с еле слышным хрипом, оба переглянулись, вспомнив о предмете спора и уже было открыли рок, как раздался почти нежный, треск, показавшийся громом среди ясного неба. Сморщившись, хозяин квартиры нехотя начал поворачивать голову, в то время, как глаза его следовали в обратную сторону, не желая видеть очевидную картину гибели бесценной вещи:
Нет, нет, нет
Угу Ваня, ну ты это. Так вышло Я наверное пойду Боль снова подутихла, а общая обстановка в сумме со вчерашней некрасивой картиной поедания икры, виделась из ряда вон, да и курить план, бывший следовательно просто не мог, поскольку это угрожало целостности его мировоззрения
Хрен тебе! Теперь придется выслушать от куда эта ваза, чем она дорога, да лекцию, пожалуй, о пользе употребления марихуаны в дозах ПРОПИСАННЫХ МЕДИКАМИ.
Ваня, прости, но я не могу это выше моих сил ннннн!.. Боль вернулась нестерпимой работой миллиона отбойных молотков в правой части черепа, представляемых мозгодобывающих гномов:
Да будь тебе неладно, а другого нет
Тебе всего одну затяжку нужно сделать, слово даюэто обезболивающий эффект даст!.. Трясущимися мелкой дрожью руками, стоя на коленях, сжав зубы до треска открытой в зияющей дыре челюсти, Андрей схватил протянутую руку ниже локтя «Полторабатька» своей правой, подвел к своему рту мундштук, а дальше удивил партнера по «забаве», закрыв одной рукой трахеостомическую дырку на горле * (Трахеостоми́яхирургическая операция образования временного или стойкого соустья полости трахеи с окружающей средой, осуществляемое путем введения в трахею канюли или подшиванием стенки трахеи к коже.), а другую приложив к дырке в щеке, чтобы дыму некуда было детьсятолько так он полностью мог попасть в легкие. Обхватив трубочку зубами, сделал, на сколько возможно, сильный и глубокий вдох, несколько малюсеньких завиточков дыма, все же просочились сквозь пальцы, и пока он сдерживал его в себе, тоненькая струйка убегала в соответствии с каждым ударом сердца, превращаясь в маленькие колечки.
Не выдыхай, пока не скажу! Раз, два, три, ну давай уже, че застыл то Выдыхая, с выражением испуга на лице, Хлыст закашлял, чуть ли не выплевывая свои легкие, но сдержалсяделать так делать!
Лет пять назад Хлыст бросил курить. Ему нравилась эта привычка, но врачи чуть ли не приказали, обнаружив то ли кисту, то ли опухоль. Он не сразу послушался, за что его сразу начали лечить, хоть и оказалосьне от того. Когда идентифицировали опухоль злокачественной, она была уже на третьей стадии, и вот с того момента началась эпопея мучений. Каждый день что-то происходило, будто его кто-то испытывал на прочность, все происходящее было со знаком минус.
Он, ничего не подозревая, поведал о своей болячке, и неожиданно, не понимая причины, через пару месяцев обнаружил, что общения с ним избегают. Молодые следователи, всегда смотрящие «ему в рот», просто здоровались, пробегая мимо, стараясь обойтись без рукопожатия, будто спешат по делам, старые сослуживцы всегда находили причину, что бы покинуть курилку сразу при его появлении, даже находящиеся в одном кабинете с ним, отодвинули от его стола свои, руки их оказывались либо занятыми, либо мокрыми, либо грязными, после чистки оружия, что бы не отвечать на протянутую его. Пользоваться одной посудой, да что там, одними письменными приборами тоже никто не хотел!
Начальник, обычно каждое утро нового рабочего дня, начинавший с разговора с ним и с его советов, перестал приглашать к себе, попросив, в случае появившейся необходимости, передавать что-то через других.
В главк дорогу ему тоже закрыли, от спорта освободили, а до этого, после игры в волейбол, не мылись в той же душевой кабинке, которой попользовался он, даже присаживаясь на скамью в раздевалке после него или стул в столовой, место соприкосновения с брюками некоторые стряхивали.
Андрей Михайлович не сразу понял причину такого изменения в отношениях, а услышав о ней от одного молодого сослуживца, было возмутился глупому озвученному объяснению, но напоролся, сначала, на глухую стену неприязни, после на открытое отвращение:
Да что с вами?! Что произошло то, я все тот же, ну поболею и все
Андрей Михайлович, вы нас поймите, у нас семьи, дети, мы не хотим заразиться этим
Да чем, емое?!
Вы больны раком, а это для нас всех опасно
Минуточку Тут он начал обращаться к бывшим рядом:
Ну вот ты Вадим Саныч, ты же гепатитчик, но это не имеет значения, а у тебя Пертуш, дочь и зять ВИЧевые, у Генки вообще «тубик» после Чечни, и ничего, вы же все те же
Не ну ты сравнил Тут началась очень нелицеприятная, даже отвратительная возня, взаимные обвинения, которых Хлыст уже не слышал, пребывая в шоке. Многие сделали вид, будто не знали о болезнях других сотрудников и из близких, хотя все было на слуху, но очень быстро объединились, высказали свое «фи» и рассыпались, как ни в чем не бывало, объявив о вынужденных ограничениях в отношениях.
Буквально через неделю, ему «спустили» из главка простенькое, казалось бы, дело, с признательными показаниями, одного известного, и не только в криминальной среде, преступника«щепача» с мохнатым стажем, авторитет которого расценивался на уровне вора в законе. Дело явно было заказным, поскольку наркотики подкинули его пожилой супруге, благодаря чему старому сидельцу пришлось «взять их на себя». Начальству нужно было «закрыть» его на больший срок, который «корячился» старику за «его», якобы, провинности перед органами, и Андрею Михайловичу было указано предъявить «сбыт» накросодержащих средств в особо крупных размерах, то есть «выписать билет» отсидевшему около сорока лет, далеко не молодому человеку, в один конец.
Они были знакомы, Хлыст уже «крестил» его однажды на три года, расстались они последний раз дружелюбно, с юморком пожав друг другу руки, но сейчас ситуация, нависла над обоими серьёзной опасностью, поскольку и один и другой понимали, если не этот следователь, то другой исполнит, так или иначе, этот приказ, но этот, как раз и не был в состоянии переступить через себя, а потому отказал в грубой форме начальству, на что ему в тот же день, через кого-то передали, что в его услугах управление больше не нуждается и с завтрашнего дня он может более не считать себя работником следственного комитета.
Дальше началась волокита, от постепенных вычет из предполагаемой пенсии, обязанной быть достаточно приличным содержанием легенды сыска, до эпопеи в спецгоспитале, каждый раз ему в чем то отказывали, уменьшая льготы, возможности, будто издеваясь, передавая их другим, вовсе не нуждающихся в них и, тем более, не заслуживших. Он терпел, смирялся, пока в день назначенной второй химиотерапии, на которую он явился во все оружии, ему не объявили, что он теперь приписан к обычной гражданской клинике и терапию может и будет проходит в обычном онкологическом диспансере, где всем было совершенно плевать кто он и что он