Помолчав, добавил:
Вообще это варварствоубивать зверей, как на суше, так и на море.
Это камешек в мой огород? улыбнулся Фабиан, но, впрочем, тут же посерьезнел. Да, я тоже убиваю. Китов. Но делаю это, как вы понимаете, не для забавы, а с той же целью, что и любой профессиональный охотник. Мой учитель Антти Нурдарен говорил: «Когда люди научатся каким-то иным путем получать все то, что мы сейчас берем от кита, промысел их прекратится»
Так же произойдет и с охотой на лесного и степного зверя, подхватил Мирослав. Мясо, конечно, трудно будет чем-то заменить, хотя лично я считаю, что без него вполне можно обходиться: я убежденный вегетарианец. Выход, по-моему, один: разводить домашний скот, а тайгу оставить в покое, пусть она живет по своим законам. В этом столетиивряд ли, а в следующем, двадцатом, так и будет: люди станут ходить в тайгу без ружей, отдыхать, наслаждаться природой, любоваться ее красотами.
Вы, Мирослав, идеалист! Даже сейчас, когда край так скудно заселен, люди не хотят слишком утруждать себя и потому берут из тайги что полегче и побыстрее. Что же будет, когда здесь плотность населения достигнет европейской? Браконьеров станет, соответственно, больше, и они изведут все живое в тайге, а ее самое вырубят под корень.
А почему вы считаете, что наши потомки будут хуже нас? Нет, я убежден, они не будут варварскипетлями да ямамиистреблять оленей, уничтожать тигров, лицемерно утверждая, что они якобы опасны, а на самом деле из-за их шкуры, они не будут разлучать женьшень с тайгой, а будут выращивать его возле дома на грядках, они если срубят дерево, посадят три новых Нет, люди будущего станут лучше, благороднее, человечнее нас. А как же иначе? Ведь и время будет иное, мир и справедливость воцарятся на земле, хищники будут только в животном мире, а цари останутся только в сказках
Вы рассуждаете как революционер.
А я и есть революционер!
И в это время раздался возмущенный возглас:
Значит, по-твоему, я жадюга?!
Увлеченные своей беседой, взрослые наконец заметили, что между их детьми назревает драка, и они поспешили вмешаться.
Не успели познакомитьсяуже ссоритесь? укоризненно покачал головой Мирослав. Ну, что не поделили?
Клад! ляпнул Сергунька.
Неужто нашли? удивился капитан Хук.
Еще нет, но
Значит, делите шкуру неубитого медведя? Хороши!
Он не хочет меня брать, говорит, что я маленький. Скажи ему, пап, что ты даже в море меня брал, китов ловить, а это не то, что какие-то сокровища искать!
Это правда, подтвердил Фабиан. А насчет сокровищ Послушай, Андрейка, я ведь и в самом деле пошутил тогда. Нет здесь никакого клада.
А вот и есть! Андрейка даже топнул ногой. Хорошо, идемте все. Пусть и он идет, кивнул на Сергуньку. Сами увидите Только вот отец не соглашается
Ладно, смилостивился Мирослав. Завтра праздник, все отдыхают Пойдем, побродим по острову. Заодно проверю одно свое предположение А сейчас погуляйте здесь, мы с капитаном ненадолго сходим в контору. Да смотрите больше не ссорьтесь. Андрейка, будь за хозяина, покажи гостю прииск.
Андрейке не нравился прииск, вернее, он интересовал его только первые несколько дней, а потом он невзлюбил его, ревнуя к нему отца. А когда что-то не любишь, то и рассказывать неохота.
Вон шурфы, из них достают породу, а это вашгерд, здесь получают шлих, а уж из него золото безо всякого энтузиазма рассказывал Андрейка.
Ну и объяснил! хмыкнул Сергунька. Ничего не понятно.
Да ничего тут интересного нет. Чтобы получить вот такусенькую золотинку, надо перелопатить во-от такую кучу песка и камней! Ерунда, в общем. То ли дело клад! Вот откопаем пиратский сундучище с золотом и драгоценными каменьями, весь прииск ахнет!
Работы сворачивались. Мужики поднимались из забоев, бабы перестали качать насосы, подающие воду на вашгерды. Плюгавый и с виду злющий штейгер, кидая настороженные взгляды по сторонам, ссыпал намытое золото в железную кружку и удалился. Приискатели потянулись к конторе, за жалованьем.
Мальчики с жалостью смотрели на усталых рабочих, на их изможденные серые лица, на их ветхую лопотишку: рваные кафтаны, рубахи и пряденики, измазанные глиной. Костлявый сутулый мужик, до глаз заросший сизой щетиной, получив деньги, вздыхал:
Эх-ма! Сколь не пересчитывайне прибавляется!
Баба в сарафане из затрапезы подхватила:
Ишшо бы! Нам за золотник рупь восемь гривен плотит, а сам той золотник сдает в кассу по пяти Рублев! Вот и считай: три двадцать в карман кладет, каланча проклятая!
Андрейка сообразил, что речь идет об отце, и уже открыл рот, чтобы крикнуть, что это неправда, но сутулый мужик его опередил:
Дура ты, Глафира! Нешто управляющий виноват? Он такой же наемный, как и мы. Это хозяин нас обкрадыват.
Баба завернула монеты в платок, сунула за пазуху и проворчала:
Все они одним миром мазаны!
Зря щуняешь, зря! Мирослав Янович хороший человек, душевный, штрафами не изводит, слово ласковое знает И честный: окромя жалованья, ни копейки не берет. А вспомни, как до него было на приисках?..
О том, как было до Яновского, мальчики не узнали: рабочие ушли со двора. За воротами прииска Андрейка увидел Ван Ювэя, стоявшего в окружении своих приближенных; он подзывал к себе выходивших из конторы китайских кули, что-то им говорил, и те с поклонами, хотя и с явным нежеланием отдавали ему свои деньги.
Сергунька, видишь того толстого китайца с усиками? Посмотри, какие у него длинные ногти.
И верно! Сергунька засмеялся. Прямо как когти у медведя. Зачем ему такие? Ведь он, поди, и руками ничего делать не может.
А он ничего и не делает, за него все делают другие. Наверное, только лопает сам
Во дворе появились Мирослав Яновский и Фабиан Хук.
Ну что, интересно у нас? спросил проспектор у Сергуньки.
Самое интересное для негоэто ногти Ван Ювэя! засмеялся Андрейка. Вон он у ворот стоит Отец, а почему китайцы ему деньги отдают?
Мирослав взглянул в указанном направлении и нахмурился. Толстяк и его свита в свою очередь увидели управляющего и, пошептавшись, поспешили ретироваться.
Я сейчас, буркнул Яновский-старший и вернулся в контору. Ждать его пришлось долго. Когда он наконец вышел и Яновские вместе с Хуками отправились домойМирослав с сыном квартировал и столовался у штейгера Сизова, Андрейка спросил отца:
А в сам деле, для чего ему такие длинные ногти? И некрасиво, и неудобно с ими
Это по нашим меркам некрасиво, а по ихнимсамый шик! А кроме того, всем сразу видно, что обладатель этих ногтей не занимается физическим трудом, а стало быть, богат и знатен. У нынешней вдовствующей императрицы Цыси когтищи тожебудь здоров! Длиннее, чем сами пальцы.
Видели ее? опросил капитан Хук.
Только на портрете, хотя трижды бывал в Пекине. Зато слышал о ней многое
До позднего вечера за чаем Мирослав рассказывал другу и мальчикам о Поднебесной, о ее великом народе и о ее императрицеособе хитрой, жестокой и жадной. Андрейку и Сергуньку особенно поразило то, что у Цыси пять тысяч шкатулок с драгоценностями и что, по слухам, ей ежедневно подают обед из стаста пятидесяти блюд.
Чему удивляться, возразил Яновский, ведь недаром китайская поговорка гласит: «Что император скушает за один раз, того крестьянину на полгода хватит».
Когда все уснули, Мирослав встал, потихоньку оделся и вышел из дома. Ночь была беззвездная, сырая. Управляющий зябко повел плечами, оглянулся по сторонам, словно ожидая кого-то, но не дождавшись, быстро зашагал по тропе, как бы догоняя желтое пятно от фонаря, который нес в руке.
Фанзу, знакомую по прошлому посещению, он нашел быстро, вошел решительно, без стука. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: все обстояло именно так, как он и предполагал. Расчет, начавшийся днем у конторы, где выплачивали жалованье, продолжался ночью здесь, в фанзе, и похоже, достиг апогея
Проигравшиеся и задолжавшие кули расплачивались кто чем мог; на столе вперемешку лежали деньгисеребро и ассигнации, тугие тулунчики с золотом, панты, меха, круги соевого сыра Ван Ювэй, важный и хмурый, как буддийский идол, сидел на кане и обмахивался веером. Перед ним отбивали поклонылю-коу и сань-гуй цзю-коудолжники из числа приисковых рабочих. Это те, кому нечем платить за проигрыш в карты или выкуренную в долг трубочку опия. Двое из них, избитые, корчились на полу, над третьим была занесена бамбуковая палкатабан, выкрашенная по всей длине в черный цвет, а на концев красный, чтобы крови избиваемых не было видно. А может, то кровь и была?