В этом состоянии души Н. находился в мае 1465 года. Вместе с Виссарионом они встречали в Риме детей деспота Мореи ФомыАндрея, Мануила и Зою. Все последние годы семья Фомы провела на острове Корфу, находившемся под венецианским протекторатом. Они расстались после падения Мореи, когда 16 ноября 1460 года Фома отправился в Анкону навстречу судьбе изгнанника.
Сам Фома скончался незадолго перед этим12 мая 1465 года он почил на руках Виссариона. Останки принца были погребены в склепе собора Святого Петра. Жена Фомы и мать Зои, Катерина, умерла на Корфу и того раньшев 1462 году.
Н. никогда не воспринимал бывшего деспота Мореи как живого человека. Не испытывал к нему никакого чувствани почтения, ни сочувствия. Хотя как будто должен был быкак-никак брат последнего византийского императора. Для Н. Фома с самого начала непроизвольно растворился в другом образеглавы апостола Андрея, которую тот привез с собой из Патраса.
Когда-то венецианцы, генуэзцы, жители Бари воровали и силой захватывали священные реликвии в дряхлевшей Византии. Сейчас это уже не требовалось. Еще оставшиеся в живых и на свободе греческие принцы сами наперебой спешили принести и отдать бывшим притеснителям последнее из того, что имели. К этому привыкли. Но получить голову Святого Андрея, одну из главнейших реликвий христианской церкви, такого в римской курии не ожидали.
Центральным действующим лицом церемонии передачи мощей был кардинал Виссарион. Пий II поручил ему во главе делегации кардиналов поехать в Нарни, где Фома оставил мощи на временное хранение, и доставить их в Рим. А Н. тем временем занялся подготовкой великой процессии.
13 апреля 1462 года, на следующий день после Вербного воскресенья, у моста Молле при огромном стечении народа, в присутствии Священного колледжа, облаченного по этому случаю в белое, на глазах разодетой римской знати, всех этих спесивых Колонна и Орсини, смиренно склонивших головы, кардинал Никейский торжественно вручил понтифику шкатулку с главой Святого Андрея. Он как большой черный ворон перелетал с места на место, отдавая распоряжения, принимая поздравления, излучая уверенность. Фома скромно стоял в стороне.
Было грустно и просветленно. Казалось, сама Византия вверяла свое будущее и прошлое попечительству Рима. Но при этом верилось, во всяком случае тогда, что с такой реликвией и к тому же объединившись Святая церковь непобедима. Что османская Турция отступит перед этой твердыней. Если бы только не странно неприкаянная фигура Фомы.
И вот сейчас Н. встречал дочь этого человека. Едва Н. увидел Зою, ему сразу подумалось: вот решение.
Зое тогда было 17 лет. Хрупкого, слегка восточного телосложения, с легкой склонностью к полноте, которая ей очень шла, с темными волосами, бледным лицом, большими левантийскими глазами, почти черными, которые она, в отличие от итальянок ее возраста и положения, как правило, опускала вниз, с маленькими, проворными руками.
Н. отдавал себе отчет, что эта девушка отныне является главным оружием в руках греческих патриотов. От нее, от этого хрупкого, раздавленного горем существа, отныне зависела судьба греческой цивилизации. Нужно было выдать ее замуж за великого князя Московского любой ценой, вопреки ей самой. Со свойственной его натуре деятельной основательностью, не терпящей отлагательств, Н. немедленно взялся за проработку этой идеи.
Результаты расследования оказались неутешительными. Выяснилось, что Иоанн еще в очень молодых летах, при отцовской жизни по политическим обстоятельствам женился на Марии Борисовнедочери великого князя Тверского. От этой жены Иоанн имел сына, именем тоже Иоанн, для отличия называемого Молодым.
Что делать? Конечно, у Иоанна имелась куча родственников, одних родных братьев целых четверо. Однако брак византийской царевны с любым из них не принес бы никакой осязаемой пользы для греческого дела. Насколько Н. мог уяснить от своих собеседников, сведущих в московских делах, весь смысл тогдашней московской политики заключался в том, что великий князь, попирая традицию и старину, старался всячески оттеснить родственников от управления государством. Сын великого князя был еще слишком мал, а сам Иоанн молод.
Даже если бы спустя лет пятнадцать и удалось организовать брак Иоанна Молодого с греческой царевной, намного превосходящей его годами, это открывало бы лишь умозрительные перспективы для греческого дела. Великий князь Иоанн, крепкий, здоровый мужчина двадцати пяти лет с хорошей наследственностью, имел все шансы провести на троне еще полвека. А заглядывать в следующее столетие Н. не хотелось. К тому времени от византийской цивилизации, размолотой между жерновами османских жестокостей и латинских ласк, могло ничего не остаться.
Значит, оставалось одно: выдавать Зою замуж за самого великого князя. Избавляться от жены. Идти на подкуп, на подлог, на преступление. Величие цели оправдывало все.
Едва такая мысль оформилась у него, Н. подождал удобного случая и заговорил на эту тему с Виссарионом. Это был второй случай, когда Н. собирался по-крупному проявить самостоятельность в отношениях с Виссарионом. Первый разкогда он, еще мальчишкой, отклонил сделанное кардиналом приглашение к связи.
Кардинал Никейский оставался в подавленном состоянии духа. Так что разговор обещал получиться вязким. Началось все достаточно невинно. Поскольку Н. продолжал частично выполнять секретарские обязанности при Виссарионе, тот надавал ему целый ряд поручений, касавшихся обустройства Зои и ее братьев. Это был удобный повод перебросить мостик к разговору о судьбе деспины.
Ваше высокопреосвященство, но мы с вами пока совершенно не подступились к главному вопросу.
Какому?
Нужно подобрать супруга Зое. Ведь это вопрос не только ее личного счастья, но и большой политики. Для нас, греков, отнюдь не безразлично, за кого выйдет замуж наша деспина, носящая имя Палеолог.
Ну, здесь я бы не стал спешить. Погоди, пусть все отстоится. Виссарион намекал на свое неудовольствие. Зоя еще совсем молоденькая девушка, время у нас есть. А там глядишь, что-нибудь переменится.
Вы что имеете в виду, ваше высокопреосвященство?
Например, в Риме могут произойти изменения.
Виссарион впервые столь недвусмысленно выдавал свои папские амбиции. Значит, по-прежнему надеялся. Старость.
А кроме того, рано или поздно прояснится, чего можно ожидать от венецианцев. Если им все-таки удастся закрепиться в Морее, можно будет подумать о том, чтобы перевезти туда одного из детей покойного Фомы и посадить на трон.
Но в таком случае речь, очевидно, пошла бы об Андрее или Мануиле, вмешался Н. Девушку-то вы не повезете на поле боя.
Нет, не повезем.
Виссарион, похоже, начинал догадываться, что Н. куда-то клонил. Его это заинтересовало.
А ты что предложил бы?
Н. ждал этого вопроса и по своему обыкновению дал ответ четкий и ясный.
Я бы выдал ее замуж за одного из православных государей. Это дало бы папе нового союзника в войне с Турцией, а мы, эмигранты, приобрели бы точку опоры. Конечно, Римэто центр мира. Но ставить будущее греческой цивилизации только на Рим я бы не стал.
Сказать правду Н. не мог, поэтому он подыграл старику.
В конце концов, турки могут дойти и до Рима, ведь готы и вандалы доходили.
Виссарион, без сомнения, сам думал над этим вариантом, но его лицо не выдало абсолютно ничего. Насколько Н. знал кардинала, такая невозмутимость не предвещала ничего хорошего. Последовала пауза.
Ты кого-нибудь конкретно имеешь в виду?
Я думал над этим, ваше высокопреосвященство. К сожалению, у нас выбор не очень большой. Есть, конечно, король кипрский Яков II Незаконнорожденный. Но, во-первых, Кипр, того и гляди, падет, а во-вторых, Святой престол никогда не даст согласие на брак, чтобы не потворствовать узурпатору и не подрывать перспективы Карлотты. Молдавские и румынские господари, сербские и болгарские князьявсе это не солидно. К тому же, опять-таки, по этим землям если еще не прошла, так завтра пройдет турецкая конница. Так что, по существу, у нас остается только один вариантвеликий князь Московский.
Виссарион повторно взял паузу. Он не удивился, не рассердился, но по утяжелившимся чертам лица, по прибавившемуся во взгляде металлу Н. чувствовал, что кардинал недоволен. Н. не сказал ничего еретического, ничего глупого или смешного. Но кардинала не устраивало уже то, что его помощник позволил себе высказаться по столь важному вопросу, не дожидаясь его, Виссариона, мнения. Оба они прекрасно отдавали себе отчет в том, что выдать Зою замуж за великого князя Московского значило бы кардинально подправить тот курс, который Виссарион проводил на протяжении последних десятилетий. Поскольку Москва представляла собой новый центр силы, до сих пор не участвовавший в этих раскладах.