Ага, кивнул Бевзюк, недаром же его Таисием Ларионовичем прозвали. Вот достанется же мужику такая баба! Вроде боевой генерал, а она его в бараний рог, под каблуки все.
Ну, а что ж, опять захихикал Полтуржицкий, самой Таисии Ларионовне-то, пожалуй, по ее командирским навыкам и по уму, считай, сразу полковника давать можно, если не генерала. Раз уж она сама генералами командует!
Генералы и один полковник поддержали это заявление одобрительным смехом. Не смеялась только Нина. Ей доводилось бывать в Варшаве в гостях у Остапа Стеца и его жены Таисии Ларионовны, так что мнение о них она составила свое. Да, конечно, женщина она была властная, чего там говорить, и вполне можно поверить, что она и в служебные дела мужа лезла. Но вот смеяться над Остапом она бы не стала. Видно же было, что любил он жену, любил без памяти, а вовсе не прогибался перед ней по слабости характера.
Расписав пульку, сделали перерыв. Генерал Бевзюк подошел к Речницкому и вполголоса сообщил:
Только вчера узналменя с округа переводят. Уже в январе. Причем с понижениемначальником артиллерии округа к Поплавскому.
С чего бы это? удивился Якуб.
Ко мне обращался Главный инспектор артиллерии, говорил: Поплавскому нужен опытный артиллерист.
Опытный артиллерист всем нужен! резко бросил Речницкий. Ох, темнит что-то Чарнявский. А Корчиц что говорит?
Корчиц, Корчиц Наш Владик поет всегда одну и ту же песню: решение принято, его надо исполнять, а не рассусоливать. Нам, дескать, виднее, где вас использовать надлежащим образом! Бевзюк помолчал немного, успокаиваясь, а потом снова заговорил, обращаясь к Речницкому: Слышь, Якуб, я к чему это. Ты не думай, что я поплакаться решил. Просто слышал в Генштабе, что тебя на мое место прочат. Так что готовься к переезду в Люблин
Утро следующего дня наступило для Нины уже малость подзабытым образомее разбудил отец со шпагой в руке. И понеслосьфехтование, отжимания, приседания, упражнения для пресса, на гибкость Затем тир, контрастный душ и лишь после всего этоговожделенная чашка черного кофе. Пока она с удовольствием прихлебывала обжигающую жидкость, Якуб будничным голосом сообщил:
Сегодня тебе день на сборы, а завтра отбываем в Закопане. Всем семейством.
Закопане, Закопане Слышала ведь что-то. А, это, вроде, в горах. Но что в горах зимой делать? Знакомство с Чаткальским хребтом (отрогами Таласского Алатау) зимой 1942 года явно не настраивало ее на повторение подобных опытов.
Папа, осторожно поинтересовалась она, а зачем нам в горы?
Речницкий усмехнулся:
Эх, Нинка, да тут горы совсем не такие, как у нас, под Ташкентом. Татры этиони низенькие совсем. А Закопанеэто у них самый главный в Татрах курорт. Так что отдыхать едем. Выше нос! и он нажал указательным пальцем снизу на кончик ее носа, стараясь задрать его вверх.
Девочка невольно расплылась в улыбке, но все же ловко увернулась от родительского пальца.
Отдыхать? переспросила она. А что там делать?
Как что делать? удивился отец. Лыжи, коньки, санки Бабу снежную слепить можно, в снежки поиграть.
Большого энтузиазма эти разъяснения у Нины не вызвали. С лыжами и коньками у нее (так же как и с плаванием) дело обстояло очень плоходефект вестибулярного аппарата. То ли врожденный, то ли малярия в детском возрасте подгадила, то ли еще что, но держать равновесие при движении на лыжах и на коньках ей толком не удавалось. Однако, что греха таить, возможность отвлечься и от школы, и от принудительных утренних тренировок немного грела душу.
И вот на следующее утро «Студебекер» с Янеком за рулем уже вез их из Кракова точно на юг, в сторону Татр, к самой границе с Чехословакией. Местность становилась все более холмистой, дорога стала петлять, забираясь все выше, горы делались все внушительнее, покрываясь шапками хвойных лесов. И если в долинах снега еще, можно сказать, и не быловыпадал несколько раз, да почти тут же и таял, то отроги Татр белели снежным покрывалом.
Городок Закопане встретил их живописно разбросанными по склонам гор домиками и более солидными зданиями отелей и пансионатов. Как оказалось, Нине был выделен отдельный домик, чем она тут же возмутилась:
Что я, барыня что ли? Зачем мне эти хоромы? Я и с вами вполне могу остаться, ей вовсе не улыбалось проводить хотя бы часть отдыха отдельно от отца.
Якуб сначал сделал суровое лицо (чуть не сказал«зверское», но мимикой Речницкий не злоупотреблял), затем, железной хваткой взяв дочку под локоть, отвел в сторону, шепнув лишь одно слово:
Задание
Что такое задание, девочка уже давным-давно усвоила, и потому никаких дальнейших возражений с ее стороны не последовало.
Улучив минуту, генерал зашел проведать, как устроилось его любимое чадо, и тогда пояснил суть поставленной задачи:
Тут, на курорте, сейчас находится некий композитор, сочинитель песенок, по имени Зигмунт Карасиньский. Вот название пансионата и номер комнаты, где он обитает. Тебе предстоит с ним познакомиться и за три дня вскружить ему голову.
«Вскружением голов» Нине заниматься еще не приходилось, но, обладая достаточной наблюдательностью, она уже имела некое представление о том, как это делается. Да и, в конце концов, женщина она или не женщина? Поэтому отнекиваться она не стала, спросив лишь:
И насколько сильно надо вскружить?
Отец ухмыльнулся:
Слишком далеко заходить не требуется. Ты же у нас еще девица, нет?
Дождавшись смущенного кивка Нины, он продолжил:
Главное, чтобы удалось вытащить его на прогулку без посторонних глаз куда-нибудь в укромное местечко, желательнопопозже вечером. А об остальном позаботятся уже без тебя. Имя, название пансионата, номер комнаты запомнила?
Нина снова кивнула. Скомканная полосочка бумаги быстро превратилась в пепел, размятый в пепельнице.
Познакомиться с композитором удалось на удивление быстро. Застав Зигмунта в кафе, Нина нерешительно приблизилась к его столику и, краснея и запинаясь, пробормотала:
Тысяча извинений Простите Но Но ведь это вы? Простите еще раз! Я хотела сказать: ведь это вы композитор Карасиньский?
К вашим услугам, юная паненка! тут же сделал стойку немолодой, стильно облысевший пан с полноватым лицом, черты которого выдавали его совсем не аристократическое происхождение. Да, я композитор Зигмунт Карасиньский. Чем могу быть полезен? Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь! он вскочил и пододвинул стул.
Нина, помявшись немного и продолжая краснеть, присела на краешек стула у столика композитора. Да, он, пожалуй, ровесник ее отцу (тут она угадала), хотя их физическую форму и сравнивать нечего. Правда, ничего не скажешьлицо, хотя и простоватое, но живое и умное. Вот только глазки слишком масленые Краем глаза изучая объект, девочка продолжала щебетать:
Ах, не знаю! Мне так хотелось познакомиться с настоящим композитором, который написал столько очаровательных песен! Я так боялась, думала вы гордый, недоступный, а вы, оказывается, совсем как обычный человек!
Что вы, паненка, какой же я недоступный! с радушной улыбкой промолвил Карасиньский. И я на самом деле обычный человек.
Нет-нет, не говорите так! с пылом возразила Нина. Человек, способный творить такое чудо, как ваши песни, не может быть обычным!
Простите, прекрасная пани, а будет ли мне позволено узнать ваше имя? Или это тайна? осведомился ее визави.
Ах, я совсем потеряла голову! всплеснула она руками. Это так невежливо с моей стороны!
Так как же вас зовут? повторил Зигмунт.
Янка пролепетала девочка. То есть Янина, пан Красиньский.
Зигмунт. Для васпросто Зигмунт.
Вскоре выяснилось, что сочинитель песенок оказался не только композитором, но и скрипачом, пианистом и саксофонистом, а заодно и дирижером. Правда, большинство своих умений ему продемонстрировать не удалось. Скрипка была у него в номере, но его попытка пригласить туда Нину была встречена ею недоуменным взглядом и решительно отвергнута. Ну как жесветский этикет не допускает, чтобы юная паненка, к тому же несовершеннолетняя, отправлялась в апартаменты к мужчине, да еще и наедине! Нет, это совершенно за гранью допустимого!