Трудится Илья на хлебном поле с утренней зари до вечерней, к родной пашенке всей душой прикипел - так богатырствовал бы на земле, словно оратай Микула Селянинович. Долгое время запечное теперь соколиные крылья обрело: месяц неделькой кажется, а неделька часом быстролётным. Рад бы Илья ретивое времечко взнуздать, да оно вместе с Бурушкой на воле разгуливает.
Как-то ведёт Илья борозду, усталую кобылку понукивает, на чистое небо поглядывает, и вдруг провозвестился ему голос из-за правого плеча:
- Готов ли, Илья?
Оглянулся богатырь - нет никого. Только божья птичка в тёплой земле пропитанье ищет. Смекнул Илья, в чём дело.
Отвечает:
- Подожди немного, мне ещё поле надо распахать, засеять зерном белояровым.
- Пусть будет по-твоему. Подожду.
Разделался Илья с севом, ждёт, когда отборное зерно прорастёт. Наконец-то пробилось, в зелёные метёлки пошло.
Колос усы распушил, восковую спелость вынашивает.
И снова знакомый голос за правым плечом:
- А теперь готов?
Поглядел Илья на золотые колосья, вздохнул:
- Дай ещё срок! Надо бы ржицу сжать.
- Что ж, жни! Неволить - грех
Управился богатырь с жатвой. Успел к Ильину дню и зажиночный хлеб смолоть.
В третий раз голос:
- Что теперь скажешь? Может, надобно пар заборонить?
Илья рукой махнул:
- Чего уж там! Жданки не вечны. Настало время коня боевого седлать. Жаль, что справой богатырской ещё не обзавёлся.
- Не тужи, Илья. Справа тебя дома, на крыльце, дожидается
До последнего времени не тревожил Илья разговорами об отъезде батюшку с матушкой, а теперь и открыться пришлось:
- Не плачьте, не тужите! Суждено мне во стольный Киев-град отправиться
У Евфросиньи ноги подкосились. Сидит, бедная, и причитает:
- Вот и веточка от дерева отломилася вот и яблоко от яблоньки покатилося кто же теперь нашу старость утешит-успокоит? Кто нас ласковым словом обогреет? Будем мы без ветрушка шатаючи и без дождика уливаючи. Зарастёт родное полюшко частым ельничком - березничком, молодым горьким осинничком. И зачем ты в дальнюю сторонку собрался? Ждут тебя болота топучие, дерева-леса дремучие. В тех лесах серый волк не прорыскивал, ясный сокол не пролётывал
Иван Тимофеевич жену утешает:
- Не печалуйся, Евфросиньюшка! Пока руки владеют, а ноги ходят, сыты будем, а наперед загадывать не станем. С Божьей помощью не пропадём
Евфросинья Ивановна немного успокоится и снова в слёзный приуныв:
- Снеги белые, пушисты, позакроют все поля, одного лишь не покроют - тоски горя моего
Иван Тимофеевич говорит:
- Сын не онуч - к ноге не привяжешь. Дальняя сторона не убавит ума. Пусть послужит наше чадо Святой Руси и князю Владимиру!
Евфросинья выплакалась, смирилась:
- Что ж поделать! Крута гора, да не объедешь. Я тоже со своего сына воли не снимаю. Пусть поступает, как знает
Напекла матушка Илье заедок подорожных. Иван Тимофеевич посмеивается:
- Как ни хлопочи, а саму печь в Киев не захватишь. Возьми-ка ты, Илья, кремень с огнивом да калёных стрел побольше. Твоя коренная еда по лесу бродит, с куста на куст перепархивает.
Илья больше отцовским советам верил, но и матушку - заботницу не обижал: сгрёб домашнюю еству в сумку - в пути неблизком всё порастрясётся Не забыл Илья и наказ седатого старца: завернул горстку родной земли в тряпицу и ключевой воды налил в сосудец.
Перед тем, как отправиться в дорогу, отстоял в Муроме заутреню. Воротился, просветлённый, в своё Карачарово и стал Бурушку снаряжать.
Он накладывал сперва потники, а на потники ладил войлоки, а на войлоки клал седелице, не простое, а казацкое. Он подпружечки затягивал, пряжки крепкие застёгивал. Брал он палицу железную, лук разрывчатый, прикладистый, дорогое копьё бурзамецкое
Перекрестила мать Илью, в уста сахарные поцеловала.
Отец сказал напоследок:
- Даю тебе, сын богоданный, благословенье с буйной головы до резвых ног! Не ищи дорог окольных да извивчивых, а езжай путями прямоезжими. Силою гордись, но не кичись: не в силе - Бог, а в правде
Поклонился Илья низёшенько отцу с матерью, сел на своего ретивого коня. Рванулся Бурушка с места - только его и видели. Из-под копыт богатырского коня пыль столбом летела, а в глубоком следу закипали родники.
2
В три прыжка, в три скока миновал Илья древний Муром. Высматривает богатырь из-под руки дорогу прямоезжую. А дорога прямоезжая замуравела, заколдобела, заросла лесным мелятником. Пристроились к позабытому тракту пути-стёжки окольные да извивчивые. Те дороженьки окольные добычливыми ногами протоптаны, богатыми каретами накатаны - легко по ним идти и ехать, а еще легче честь потерять.
Пробивается Илья дорогой трудной, неуделанной, видит: в лесной чащобе костры горят-помигивают. Какие-то полуночные люди протяжистую песню поют:
- Не шуми, мати зелёная дубравушка,
Не мешай мне, добру молодцу, думу думати
Догадался Илья: на разбойничий табор напал.
Услышали тати придорожные поступь Бурушки. Высыпали богатырю навстречу, словно горох из худого мешка. Кистенями и дубинами размахивают, кричат:
- Братцы! Братцы! К нам сама добыча препожаловала!
Илья выхватил из колчана стрелу трёхпудовую, семижильный витень натянул. Ударила стрела атаману под ноги. Налётной землёй разбойника с головой засыпало. Взмолились тати придорожные:
- Ой, не бей-не казни нас, богатырь святорусский! Наших деток малых не сироти! Не по своей воле, а по злой нужде мы за кистени взялись. Проси что хочешь: злата-серебра, заморскую одежду цветную
Илья говорит:
- Загубленные души никакая нужда не оправдает. Коль не пахали - не сеяли, то и чужим зерном белояровым не откупитесь! Я вас об одном попрошу: сожгите в жарких кострах свои дубины комлястые, а дорогую казну бедным да увечным раздайте!
Обещали разбойники не грабить, не проливать крови христианской. Илья спросил, как ему на Чернигов проехать. Призадумались разбойники: то ли ответа не ведают, то ли боятся правду в глаза сказать. Однако нашёлся в шайке один старинушка, из бывалых бывалец. Говорит:
- Ай же ты, добрый богатырь святорусский! Я тебе всю правду, как на княжьей дыбе, скажу. Едешь ты дорогой верною, только я тебе в Чернигов ехать не советую. Возле города Чернигова басурманской рати видимо-невидимо, а за городом Черниговым, возле речки Смородинки, управу над каждым проезжим-прохожим вершит богатырь - разбойник Соловей Рахманович. Его шатёр на вершинах трёх вековых дубов разбит. Он спит-храпит, словно лес шумит. От его посвиста лихого деревья сгибаются, буйной кроной до земли приклоняются. Он твою палицу в дугу согнёт, а тебя самого живота лишит. Не пытай судьбу, езжай в объезд!
Тронул Илья поводья и поскакал прямиком в город Чернигов. И увидел он возле крепостной стены войско невиданное: такую рать конём за день не объедешь, спорой ходьбой за неделю не обойдёшь.
Осенил себя Илья перстом и, как вихрь, налетел на вражью рать. Он мечом махал, как серпом косил. Только поженками его не колосья были, а пониклые головы басурманские.
Бил Илья врагов, приговаривал:
- Будете знать, как нашу землю зорить! Получайте сполна дани-невыходы!
Покосил Илья недоброе жито, копны не считал, в омёты не складывал. Встречали черниговцы Муромского богатыря с хлебом-солью, воеводить к себе приглашали. Однако не соблазнился Илья шапкой боярской. Говорит:
- За ласку спасибо. Я в стольный град Киев спешу. А за своё спасенье благодарите не только меня, но и крепостную стену. Крепка у вас стена, да для всей Руси маловата
Видели черниговцы, как богатырь на Бурушку садился, но не заметили, куда укатился. А Илья своего коня в брянские леса правил, на речку Смородинку.
Мчится Илья крутой дорогой с раскатами. Обочь дороги не камни белеют - человечьи черепа. Жирное вороньё в разные стороны рассыпается.
Услышал Илья издали могучий храп, кричит:
- Просыпайся, разбойничья теребень! Видел сладкие сны - теперь горькая побудка наступает!
Соловей Рахманович глаза протёр:
- Что такое? Человека слышу, да не вижу.
Илья отвечает:
- Русский богатырь - не душегуб лесной. Он из-за спины не выскакивает, чужим сном не пользуется.
Рассердился Соловей Рахманович:
- Ах ты, богатырь почестный! Да у тебя из-под стальной кольчуги мужицкой сермягой пахнет! Тебе не Соловья воевать, а пни корчевать.