Вслед за ним выскочил рассвирепевший старший патруля, лицо его было грозным. В руке он держал форменный френч, да еще какой! Татарин бросил френч на землю, начал топтать его ногами, а затем срывать с него награды.
Фашист! Фашист! кричал он, показывая то на разодранный в клочья френч, то на перепуганного до смерти, с вытаращенными глазами маслодела, который бросился к Бицо.
Господин Бицо! Спасите, конец мне пришел!
Господин Шмидт, что вы? удивился, подхватывая его, Бицо.
Ой-ой! прохрипел толстый, бесформенный маслодел. Ой, господи! Он был в таком состоянии, что вот-вот мог упасть в обморок, весь дрожал, а около его ботинка появилась лужица. Потом силы вернулись к нему, он вздрогнул и, подпрыгнув, затопал обратно к солдатам. Господин офицер! завопил он, хотя татарин был всего лишь ефрейтором. Я мастер, стари майстер, не солдат! Парад, музик, марш, фронт! кричал он по-русски, потом по-венгерски: Да, я старый фронтовик! Вот, он указал на Бицо, он тоже подтвердит! Он сосед, знает меня, отец его тоже меня хорошо знает! Спросите его!
Испуг, заикания, причитания, трагикомическая пляска с подпрыгиванием на месте, которой маслодел сопровождал свои жесты, не только удивили старшего патруля, но и сбили его с толку. Если он из этих слов что-то и понял, то лишь то, что человек, у которого в квартире он нашел френч, стар и труслив, а теперь вместо себя указывает настоящего преступника, то есть своего сына. «Ну что ж, это тоже кое-что!» как бы говорил своим видом ефрейтор, схватившийся за автомат.
Он подошел к Бицо, а тот стоял неподвижно, глядел на солдата и думал: «Что за чертовщина, парень? Что это с тобой, чего ради ты поднимаешь столько шума из-за какой-то тряпки, из-за несчастного форменного френча союза бывших фронтовиков!»
Оружие есть? спросил ефрейтор у Бицо.
Нет. Бицо показал ладони, вывернул карманы.
В бункер! со злостью, хлопнув по автомату рукой, приказал татарин и велел ему идти вперед, словно говоря: «Хватит паясничать, где есть френч, там и оружие найдется, показывай! Нас не проведешь! Ты, гад, пойман, хотя и переоделся!»
Бицо недоуменно пожал плечами и пошел, указывая дорогу: что же ему оставалось делать?
О покушении на советского солдата Бицо ничего не знал. Не знал он и того, что рассерженный ефрейтор считает его сыном хозяина и подозревает в подлом убийстве из-за угла. Андраш думал, что татарин просто кипятится, строит из себя важную персону или просто хочет показать местным жителям и своим пожилым подчиненным, на что способен.
«Так и быть, ублаготворим начальника, решил про себя Бицо. Нам ничего не стоит, перевернем все в убежище вверх дном».
Обыск! громко отдал он приказ, когда они спотыкаясь спустились в убежище. Ружья, пистолеты, пушки все выложить! пошутил он.
Женщины, сидевшие в убежище, от скуки перебирали четки. Мужчины спали или что-то жевали. Мерцал светильник. Через дверь и совиные глаза вентиляционных отверстий в подвал пробивались пылающие лучи весеннего солнца, и в этих лучах убежище с распятием Христа на стене, с перебирающими четки женщинами было похоже на декорации катакомб в плохом фильме, поставленном неумелым режиссером.
Только теперь Бицо заметил, что убежище чем-то напоминает часовню в старом-престаром доме призрения, куда он ходил в детстве прислуживать на мессах и помогать господину аббату мыть ноги старикам по страстным пятницам.
Напротив распятия, как самая усердная среди молящихся, сидела его мать. Отца он не видел, наверное, тот покинул убежище и занялся своими цветами в саду, устав от беспрерывных молитв.
С краю, поближе к свежему воздуху, сидели школьный инспектор Михай Рупанович с женой. Мужчина мучился астмой, дышал он с присвистом и часто задыхался. Сейчас он как раз собирался поесть сала. Своим острым как бритва ножом он отрезал большой кусок.
Дальше сидели вдовый учитель, ушедший на пенсию, две незнакомые, пришедшие откуда-то издалека странные старые девы, затем жена маслодела, инвалид, работавший инженером по регулированию уровня Рабы, и, наконец, мадам Тубой со своим неразлучным лакированным чемоданом.
Да, ее чемодан стоял тут же, у скамьи. Он всегда был у нее под рукой, чтобы его можно было в любую минуту схватить и нести, если вдруг земля задрожит, стены начнут обваливаться и придется бежать дальше.
Шутливый приказ, отданный скорее для того, чтобы хоть немного приободрить сидящих в убежище людей, а также вид четверых автоматчиков, еле уместившихся здесь, наталкивающихся друг на друга, не вызвал особого страха.
Тетушка Бицо, например, сначала перекрестилась, кротко, по-старушечьи поцеловала маленькое распятие на своих четках, потом не спеша встала, бочком приблизилась к сыну, чтобы принять на себя часть его работы переводить. Разговаривать по-русски она, конечно, не умела, но понимала все, о чем говорили русские солдаты.
Вот так почти через тридцать лет ей пригодилось то, что еще девушкой, будучи сестрой милосердия при русских военнопленных, да и позже, она не отворачивалась от своих пациентов и разговаривала с ними на всевозможные темы, когда их по просьбе хозяина направили работать на цементный завод. Завод назывался заводом только на бланках его хозяина, господина Грюнхута, в действительности же он состоял всего-навсего из трех-четырех прилепленных друг к другу сараев, где рабочие занимались изготовлением цементных колец для колодцев и канализации. Здесь и работали пленные, а жилье и питание предоставили им жители улицы. У сестры тетушки Бицо тоже жили несколько бородатых русских мужиков. У них она научилась говорить по-русски, но ей и во сне не снилось, что когда-нибудь эти знания пригодятся и она сделается переводчицей.
Ой, какой же ты, солдатик, маленький, ласково похлопала она рассерженного татарина по щеке. Ты сердишься? Почему ты сердишься? Ты, друг Затем добавила по-русски: Врат, немцев нет. Видишь, мы молимся. Погремев старыми тяжелыми четками, она перекрестилась и протяжно пропела, как научилась у пленных, начало православной молитвы: Помилуй меня, боже, по великой милости своей
У, старая ведьма! прохрипел сердитый татарин, почувствовав, что его авторитет и воинственность находятся под угрозой.
Это кто ведьма? обиделась тетушка Бицо. Посмотри-ка, усы еще не выросли, а злости целый мешок носишь
Жена адвоката Тубоя решила использовать этот момент для того, чтобы незаметно запихнуть свой лакированный чемодан под скамейку.
Бдительно следящий за каждым движением сидевших в подвале ефрейтор сразу же бросился к ней. Он затопал ногами, закричал, показывая жестами: вот, мол, то, что он ищет, открывайте сию минуту чемодан!
Мадам Тубой испуганно уставилась на него Лицо ее сразу же пожелтело и покрылось сеткой морщин. Руки, ноги, язык все словно онемело, жили лишь одни зрачки: они то расширялись, то сжимались, то снова расширялись, будто она дышала глазами.
Ну что же вы! обратилась к ней ничего не подозревавшая тетушка Бицо, трогая ее за плечо. Этот парень не кусается. Что это вы так перепугались, мадам?
Ключ, пролепетала Тубойне. Дома он, не найду никак.
А ключ в это время висел у нее на шее, и она прекрасно знала, что он при ней.
Тетушка Бицо, однако, не подозревала об этом.
Плохо дело, объяснила она ефрейтору. Ключа нету, он дома. До-мой, добавила она по-русски. Словом, нету.
Нету? язвительно спросил пыхтевший от злости, красный как рак татарин.
В тот же миг он метнулся вправо, выхватил нож из рук подкреплявшегося салом школьного инспектора. Тот так перепугался, что даже начал икать. Затем татарин метнулся влево, к Тубойне, и раз ножом по чемодану!
Блеснуло лезвие ножа, кожа на чемодане лопнула, скамья повалилась на пол.
Нету?! раздался яростный и торжествующий крик татарина.
Разозленный не на шутку, он все же изобразил на лице полное спокойствие, затем повернулся и ткнул пальцем в найденный им в чемодане наган, а потом не спеша, деловито, как бы проверяя чистоту оружия своего подчиненного, заглянул в ствол.
Все в убежище онемели.
Вместо людей «разговор» начали вещи.
Застонала скамья, звякнула подковка на чьем-то сапоге, фитиль коптилки упал в масло и зашипел.