Александр Васильевич оглядывает камеру: где эти люди?..
Кто, чьим именем расписал наши жизни?..
Морской гвардеец сгинул на Балтикеоторвало ноги снарядом с «Нассау». Все 20 минут до кончины находился в сознании.
Разнобородый граф Келлер-старший погиб вскоре после бала, в сражении при Вафангоу. Отважный был русак с немецкой фамилией, вроде Николая Оттовича фон Эссена. Осиротело роскошное имение под древним Зарайском.
Великие князья Николай Николаевич, Александр Михайлович и Борис Владимировичво Франции, там сейчас и Софья с сыном. Судьба уберегла от расправ
Тот Трепов имел счастье скончаться от сердечного приступа в 1906 г. В смуту девятьсот пятого поднялся до диктатора Россиии не выдержал, рухнул.
И князь Мещерский тоже поимел счастье кончить свои дни до Октября семнадцатого, в 1914 г.
Безобразов, Абаза? А черт их знает, где эти пролазы!..
Плеве сразил эсер Егор Сазонов на Обводном канале. Александр Васильевич видел фотографию: от каретыодин остов, от Плевепятно крови на булыжной мостовой. Впрочем, могло быть и от лошади или кучератот тоже погиб. Бомба вломилась в окошко кареты Плеве и еще кое-кто рассчитывал воодушевлением войны смыть брожение в обществе. Вышло несколько иначе.
Великого князя Сергея Александровича взорвал эсер Иван Каляевтоже нечего было хоронить. Елизавета Федоровна приняла монашество.
И только подумать: занимался этим Борис Викторович!..
Дмитрия Сергеевича Сипягина (18531902) застрелил С. В. Бал-машев 14(2) апреля 1902 г. Набегал этому террористу с озорным вихром над таким простым русским лицом 22-й год.
Россия! Жить бы, а тут друг на друга с бомбой да пистолетом: даешь лучшую долю!..
А где эта доля по книгам только и вычисляли. Верили в чернь строк как единственную правду, как пророчества, как непогрешимость, как отпущение грехов и право лить кровь Искали подобные книги, чтили, прокалились ненавистью. Этому учили книгиненависти. Вся мудрость сводилась к ненависти. Единственное благоненависть и кровь!
Фон Плеве Вячеслав Константинович (18461904), безусловно, был храбр. Зная, что за ним, как и за убитым предшественником (Сипягиным), охотятся молодцы Савинкова, прощаясь с кем-либо из своего окружения, имел обыкновение приговаривать: «Если буду завтра жив».
Вячеслав Константинович в клочья был разнесен бомбой, на удивление ловко брошенной Егором Сазоновым (иногда пишутСозоновым), 15 июля 1904 г. Миги ничего больше: ни солнца, ни людей
После фон Плеве волей монарха министром внутренних дел был назначен 47-летний князь Петр Данилович Святополк-Мирский. Это новому министру принадлежат слова, столь необычные для России: доверие должно лежать в основе взаимоотношений между правительством и обществом.
Обычные, заурядные слова, а для нас диковинные. До нынешних, 90-х годов XX столетия диковинные.
Летом семнадцатого, в пору вынужденного сидения в Петрограде, Александр Васильевич свел знакомство с Савинковым (тем самым, о котором все тот же Меньшиков писал: он «был мечтой департамента полиции, который из-за него доходил до галлюцинаций»).
Они говорили о болезнях Россиидряхлой монархии, порочности абсолютизма бюрократии, связывали Февраль семнадцатого с обновлением; вот только большевики ничто не может их образумить. Да-а, а вылупилось нечто другое, не звонкая молодая Россия Мог ли я вообразить, что стану Верховным Правителем России, а Борис Викторовичмоим уполномоченным во Франции
Этот режим Ленина и Троцкого удивительно умеет пускать пыль в глаза. Еще ни в чем не успев, кроме разрушений и убийств, нарек себя великим, самым передовым и справедливым
«Там, где есть воля, всегда есть и дорога»с 20 лет это девиз Александра Колчака. Он никогда не изменяет ему. Но сейчас все дороги замкнулись, и нет хода ни вперед, ни в сторону, а назад он не ходит. И теперь уже никакая воля не разведет эти дороги.
«Какое право имел я втягивать в эту кровавую историю Аннуона так молода! Почему не отправил за границу? Мне было хорошо, никого я так не любил, да и не знал, что это, до встречи с ней, и я увлек ее за собой. Я должен был остановиться, я вдвое старше. Я был счастливи ни о чем другом не хотел думать Ведь до сих пор они не щадили ни женщин, ни стариков. Государя императора убили с женой и детьми, а я? Видит Бог, я не хотел. Я не мог с ней расстаться! Что же я натворил!.. А теперь она в соседней камере
Раздвинуть бы стены, шагнуть из этой могилы, подняться снова на мостик: одна только гладь моряи ни лжи, ни парши громких слов, ни предательствсолнце, море и ветер
Теперь я знаю: где обилие громких слов, там всегда ложь»
И в самом деле, какой резон везти его едва ли не через всю Россию в Москву: кругом остатки белых войск, банды, разруха, безвластие. Озлобленность и бесчувствие к крови не поддаются разумению, ну нет нервов у людей. Вряд ли красные отважатсяриск велик. Скорее всего, процесс над ним будет здесь или в Омске. Ведь Омск был столицей движения, но для этого Пятой армии красных еще нужно дотянуться до Иркутска.
И все же этот следовательский намек на большевиков, что за ним?.. За митингами и уговорами эсеров, как правило, следуют длинные ножи большевиков. Если такжди событий, адмирал. У большевиков свое понимание законности. При любом повороте не дать застать себя врасплох, быть готовым ко всемуиздевательствам, казни
На утреннем и дневном допросах следователи и члены комиссии впервые ссылались на деловые бумаги. И как ссылалисьзачитывали целые страницы, все под исходящими и входящими номерами: успели со своей канцелярией.
Какая же глупость: тогда, в Нижнеудинске, все надлежало предать огню! Вот Занкевичвсе в печку! Трубчанинов ловок и смел, но чехи доставили их прямо в лапы красных. Похоже, и Апушкина повязали.
От Александра Васильевича не скрывали: в камерах соседнего корпусаофицеры, те, что добровольно вызвались сопровождать его из Нижнеудинска, когда предал конвой, предали офицеры штаба и союзники приперли к стене своими каиновыми условиями. Где Занкевич? О нем упоминали, но вскользь.
Надо полагать, офицеров тоже спишут.
Не уйти никому. Смастерили поездочку, союзники
Самые важные бумагиу красных! Его исповеди в письмах Анневсе у них! Анна!.. Она рядом или в камере напротив?..
Эх, Апушкин!..
Александр Васильевич сбился с шага и зверем закрутил меж стен. С ним пропадет стольконикто никогда даже не догадается о том, что ему известно и как бы он теперь распорядился! Это нужно тем, кто верит в возрождение России
При чем тут злоба, месть? Нет, нет, просто ему надо все поставить на свои места. Он столько понял в эти дни. Уйти бы, уйти!..
Александр Васильевич переминается под оконцем, шарит взглядом по стенам. Прижать Анну, сомкнуть объятияи уйти!
Предали, предали!..
Станут потрясать с трибуны письмами, бумагами. Все, что писал: малейшие сомнения и движения души, планы, изменения плановвсе-все в их распоряжении. Александр Васильевич не выдержал и длинно, безобразно выматерился.
Матерщина на флоте слыла традицией. Ей следовали и в некотором роде обучались. С царя Петра она приняла форму чуть ли не обязательного офицерско-дворянского шика. Изустно передавали самые затейливые и непристойные выражения: замысловатые сплетения диковинных по бесстыдству и образности матерщинных наборов. Самое настоящее опоэтизированное скотство
Александр Васильевич пробует рукой лежанку. Матрас из соломы. Он расталкивает комья, одергивает матрас и садится. И тут же ловит себя на том, что надсадно, измученно вздыхает. Гвоздем в нем слова одного из членов комиссии: «Сколько людей загубили и еще ораторствуете»
И Александр Васильевич снова выматерился. Он было подался к двери, но тут же, осадив себя, завел руки за спину и, ссутулясь, опять взялся мерить шагами свою «каюту» из камня и ржавого железа.
Но ведь предали, предали!..
Что ж ты, Господь, так упорно держишь сторону красных! Да какой же ты Отецсвоих хулителей и наших убийц берешь под защиту? Куда теперьв могилу? Заткнуть уши, закрыть глазаи всем в могилу?.. Черт, стакан бы водки!..
Даже после всего пережитого Александр Васильевич в шаге по-прежнему тверд. Руки у него длинноваты, но в меру; суховатый нос велик и породисто горбатсколько было из-за этого обид и стычек в детстве.