Видение бала смыло в памяти наслоения последующих лет, с их жестокостью, кровью, глупостью. И уже опять он в прошлом, и рядом с ним морской гвардеец, и он отчетливо слышит его насмешливый баритон: «Карьера, Саша, карьера» Это он рассказывает о сыне ТреповаДмитрии Федоровиче, знаменитости тех лет. Там, на балу, генерал стоял у окна в коридоре. У окна обрывалась живописная линия белых столов буфета. К Трепову подошел Плеве, и они заговорили надолго и довольно возбужденно. Им никто не мешал, публики здесь почти не было.
Саша, вот этот Дмитрий Федорович Трепов еще в год нашего с тобой выпуска служил с моим кузеном в ротмистрах, а нынчегенерал, московский обер-полицмейстер, любимец великого князя Сергея Александровича; толкуют о его переводе к нам, в Петербург
У генерала Трепова расширенное книзу лицо, прижатые уши, усы стрелками, вислый, рыхловатый живот, скошенный затылок и далекие гладко отполированные залысины. Весь он похож на кабана, тем более странна какая-то приятность в нем.
Александр Васильевич взглядывается в новую картинкупамять удивительно щедра. Обретает ясность образ Александры Федоровны. Она утопает в кружевах и складках белого бального платья. Оно походит на свадебное. Фотография в том платье обошла всю Россию. Александру Васильевичу запомнилась строгая малоподвижность лица. Она держалась скованно, не улыбалась. А тот фасон платья был необходим, дабы скрыть беременность. Это потом, через несколько лет, объяснила знакомая дама, чуть ли не жена Николая Оттовича фон Эссена
С великими князьями, несомненно, были их жены, но Александр Васильевич не мог узнать их, да и какведь не видел же их прежде. Впрочем, Елизавету Федоровну (жену великого князя Сергея Александровича) узнал. Она очень походила на Александру Федоровнусвою родную сестру. Но женщины не занимали Александра Васильевича. Конечно, он и предположить не смел, что ждет сестер
Высокий худовато-стройный великий князь являл собой образчик типичного гвардейского офицера. На продолговатом правильном лице как бы застыло выражение холодной и спокойной презрительности.
Александр Васильевич впервые находился столь близко к людям, которые повелевают событиями, и старался понять их, во всяком случае оценить человечески. Конечно, строить выводы по бальным впечатлениям смешно, но все дело в том, что он умеет понимать людей. У него дар чувствовать их. Когда он видит человека или беседует с ним, он как бы прикладывается к нему, это дает очень многое, и всегда самое важное. Поэтому все вокруг имело важный смысл познания.
Позабавься, Саша, рокотал морской гвардеец в ухо Александру Васильевичу. Только полюбуйся: они попрошайничают милость быть замеченными государем или государыней. Да-а, Саша, обычные свойства профессиональной прислуги или служилой братиии те и другие лишены понятия чести. Нет, полюбуйся на сановные низости
Но то, что случилось после третьего тура польского, когда царская семья удалилась на отдых в соседнюю комнату, если не потрясло, то основательно покоробило Александра Васильевича, хотя его приятель, без сомнения, не раз становился свидетелем чего-то подобного. Он не удивлялся, а веселился от души. Для этого он заранее увлек Александра Васильевича в коридор. Здесь, по стене, размещался буфет: чай в изящных фарфоровых чашечках, торты на серебряных блюдах, фрукты, конфекты в хрустальных вазах и вообще все, что угодно, и это среди гиацинтов, гвоздик и даже роз, а ведь за окнами падал снег.
Лишь только за дверью исчезла долговязая фигура великого князя Сергея Александровича, гости хлынули в коридор. Это было зрелище для закаленных. Буфет исчез за стеной спин. Вазы опрокидывались. На пол соскальзывали чашки, вилки, шлепались куста тортов, капала жидкость, и во все стороны сыпались конфекты. Мороженое, торты, пирожки мазали мундиры, фраки, платья. Еще удивительнее было стремление гостей набить карманы и сумочки конфектами. Впрочем, набивали не только карманы, но и шляпы.
У стен бесстрастно стояли лакеи.
Вот и все: понадобилось шесть минут, щелкнул крышкой часов морской гвардеец.
Что? не понял Александр Васильевич.
Здесь всегда укладываются за пятьсемь минут.
Как это «всегда»?
Во всяком случае, когда я бываю здесь.
Публика, занятая добычей, отступила, и Александр Васильевич увидел чудесный дворцовый паркет в осколках стекла, смятых сладких пирожках, лужицах шоколада, обрывках цветов.
Все в точном соответствии с природой вещей, рассуждал морской гвардеец. Холопы есть холопы, будь они в мундирах, лентах и при титулах. Припомни-ка, Саша, сценки из прошлого. Как бояре швыряли с крылец медяки да пряники. Вся штука в том, что и сами-то бояре были в холопствующем состоянии, такова роспись нравов на Руси, в противном случае не швыряли бы А эти эти лишь доказывают данное правило. Теперь видишь, брат мой во Христе, на чем все тут замешано? Холопство, брат, холопство Фу, мерзость!..
Это от него Александр Васильевич усвоил на всю жизнь выражение: «Все в точном соответствии с природой вещей»
Лакеи в несколько минут сменили скатерти, подтерли полы и выставили новые угощения и цветы.
Подожди, Саша, это еще раз будет разграблено, говорил морской гвардеец. Теперь уже после бала, так сказать, на посошок. А теперь надо ждать. Здесь обязательно пройдет государь императорэто ритуал. Возможно, с кем-то обменяется любезностями. Видишь, не уходят, занимают места. Да очнись ты, ей-Богу, как в стобняке! Большие дела здесь делаются. Старый граф Келлер рассказывал отцу У графа смолоду обозначилась презабавная бороденка: одна половина рыжая, другая черная.
«Стою я в коридоре зала, где вальсируют, рассказывал батюшке граф, то есть где-то здесь, в коридоре, а тут император!.. Александр Второй последним из наших императоров говорил «ты» офицерам и чиновникам. Я вытянулся, а он: «Когда это ты, Келлер, обреешь бороденку?»и прошел. Высокими, статными были дети Николая Первого Ну, я недолго думая в комнатку придворного лакеяи начисто, под бритву, и бороду, и бакенбарды. И сразу назад, в коридор. Да для меня государь Александрза Бога!.. И я не ошибся: снова идет! Шаг крепкий. И взгляд, как у всех Николаевичей, прямой и с этакой жутью. Стоишь вот таки теряешь себя. Большой заряд был в Павловых внуках Александр остановился, вглядывается: «Неужто ты, Келлер?» Отвечаю: «Так точно, Ваше императорское величество!» А он: «Что ж, Келлер, поздравляю тебя флигель-адъютантом!»
Морской гвардеец смеется: «Понял, Саша?»и летуче, незаметно принимает осанку Александра Второгону точно портретную.
Это губернатор граф Келлер? спрашивает Александр Васильевич. Тот самый?
Точно так.
А борода?
После убийства императора Александра Второго граф отпустил ее наново, и та, разумеется, опять дала своих два цвета.
После котильона всех ждал ужин. В нескольких просторных залах были сервированы столына три тысячи персон, как узнал позже Александр Васильевич.
Для тех, кто танцует, была привилегия ужинать в Золотом залеуютном, с золочеными колоннами. Здесь же, на возвышении, располагался и царский стол. Его пышно украсили цветамиклумба, а не стол. Но какая клумба!
Еще заранее перед дверьми начали собираться дамы, чиновники, военныеи отнюдь не из-за верноподданнических чувств. В Золотом зале гостей ожидала самое свежее угощение; в остальных жеили почти, или трехдневной давности. Со всей горой снеди придворная кухня едва справлялась к третьему дню, праздничному.
Александра Васильевича и увлек в толпу гурманов морской гвардеец. Даже духи не могли перебить запах пота. Гости толкались, напирали. Двери стерег петербургский градоначальник. Он уговаривал соблюдать приличия. Его, однако, не слушали.
С последними звуками котильона градоначальник распахнул дверьи был отброшен толпой.
«Все в соответствии с природой вещей», вспоминает Александр Васильевич.
Он и морской гвардеец сели за дальний стол, несколько особняком. Это давало возможность беседовать без опасения быть услышанными.
Николай Второй вступил на престол 21 октября 1894 г. 26 лет. В тот год он, Александр Колчак, окончил корпус, и ему исполнился двадцать один.