Выглянув в окно, я увидела изгиб старой ржавой емкости для воды, почти скрытой ползучими растениями. За ней начинались джунгли из фруктовых деревьев и гревиллеи. Другая мощенная кирпичом дорожка шла, как река в берегах, среди непомерно разросшейся настурции, а затем исчезала под густыми, низко свисающими ветками тенистых деревьев.
Приятный задний двор, сказала я, когда Бронвен с топотом ворвалась в кухню.
Она тоже подошла к окну, и мы постояли вдвоем, глядя на улицу. При доме в Альберт-Парке имелся тесный бетонный дворик, где с трудом приживались даже сорняки. Полоски залива Порт-Филлип компенсировали унижение жизни в обветшалом, немного подновленном доме, но до сего момента я и не подозревала, насколько сильно тоскую по зелени.
Рядом с кухней я обнаружила огромную ванную комнату, где стояла вместительная старинная ванна на лапах. Пол под окном, в которое через разбитое стекло просовывал свои побеги дикий жасмин, был усыпан сухими цветами. В зеркальце на туалетном столике я поймала взгляд Бронвен.
Тут потребуется приложить руки прибраться, кое-что подремонтировать. Но это очаровательный старый дом, правда?
Бронвен нахмурилась и вышла, оттеснив меня. Озадаченная, я вернулась за ней в гостиную. В другое крыло дома вел узкий коридор. Ноги утопали в старинной ковровой дорожке, а одна стена была сплошь увешана черно-белыми фотографиями. Я остановилась, чтобы их рассмотреть: четкие изображения согнувшихся под ветром деревьев, крохотная, обшитая сайдингом церквушка и что-то похожее на старое школьное здание. Бронвен скучающе фыркнула и, топоча, ушла вперед.
Я догнала ее в первой спальне. Обстановка здесь была скудной: кровать, туалетный столик и колоссальный гардероб. Бронвен шныряла по комнате, как будто искала спрятанное сокровище выдвигала ящики туалетного столика, засовывала голову в шкаф, словно ожидала, что на задней стенке возникнет заколдованная дверь.
Что ты ищешь?
Она сердито на меня посмотрела и молча выскочила в коридор. Я немного растерялась. Для девочки, которая так стремилась сюда попасть, она вела себя странно словно не могла дождаться, когда же мы уедем.
В двух следующих комнатах мы увидели то же самое скромность в отделке, простоту обстановки. В самой маленькой спальне, с видом на сад перед домом, был эркер со встроенным под ним широким сиденьем.
О, как мило, сказала я, оборачиваясь к Бронвен. Если накидать сюда мягких подушек, ты сможешь сидеть здесь и читать. Ты только посмотри, какой вид!
Я не буду там сидеть, заметила Бронвен, потому что я не буду здесь жить. Если кто и будет сидеть там и читать, так это люди, которые купят у нас это поместье.
И не успела я ответить, как она круто повернулась и выскочила из комнаты.
Я в недоумении смотрела ей вслед. Не одну неделю она безостановочно болтала о Торнвуде, переполняемая желанием его увидеть, даже подговаривала меня сюда переехать о чем не могло быть и речи, потому что мы слишком глубоко укоренились в Мельбурне. Подначивание в итоге прекратилось, и я решила, что Бронвен смирилась с тем, что мы продаем старое поместье Но, очевидно, я ошибалась.
Я огляделась, пытаясь рассмотреть дом глазами дочери: просторная старая усадьба со множеством таинственных уголков и местечек, большие, полные воздуха комнаты и чудесный сад, ожидающий исследования. Еще больше интриговало то, что ее отец, вероятно, провел здесь много времени мальчиком. Легко было понять, почему Торнвуд так привлекал ее, но может ли она действительно хотеть жить здесь?
Я последовала за ней по коридору к другому переходу, с окнами повыше. В конце перехода мы обнаружили четвертую спальню. По сравнению с другими комнатами в ней было больше мебели и множество личных вещей, как будто кто-то продолжал здесь жить.
У дальней стены стояла старинная кровать с продавленным матрасом, ее выгнутые изголовье и изножье были покрыты толстым слоем пыли. Напротив разместился пузатый гардероб, а рядом с окном старомодный туалетный столик с овальным зеркалом. Мое отражение заколыхалось в нем, когда я приблизилась. На столике расположилась целая коллекция предметов: щетка и расческа, пыльная книжка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась старой Библией, запонки на блюдечке некогда роскошные, а теперь потускневшие.
Я уже хотела отвернуться, когда мое внимание привлекла фотография в рамке на стене у окна. Это был портрет мужчины, стоявшего в беседке перед домом. Когда делалась эта фотография, розы цвели крупные, с темной серединой цветы казались слишком тяжелыми для подпорок, на которые они опирались.
Снимок был прямоугольный, размером с книгу в бумажном переплете, криво сидевший в серебряной рамке. Края у него были неровные, словно фотографию торопливо вырезали ножницами. В уголке рамки нашел себе пристанище маленький коричневый паучок, несколько древних мушиных остовов помпонами свисали с ее нижнего края.
Я вгляделась. Должно быть, это дед Тони, хотя наверняка я знать не могла. Никакого сходства и все же у меня возникло очень странное чувство, будто я видела его раньше что было невозможно, так как Тони никогда не делился историей своей семьи, не говоря уже о том, чтобы показать нам какой-нибудь фотоальбом. И тем не менее было что-то в поразительно красивом лице напряженном взгляде глаз, решительных полных губах, что затронуло во мне какую-то струнку, как будто когда-то, давным-давно, я его знала
Мам?
Да?
Мы можем уехать сейчас?
Я оторвалась от фотографии и оглянулась. Бронвен стояла в ногах кровати, выписывая на пыльной поверхности свои инициалы.
Милая, мы же только что приехали.
Мне все равно. Я хочу уехать.
Но ты даже не заглянула в сад.
Это всего лишь старые деревья и всякая ерунда. Ску-ко-та.
Я вздохнула.
Бронни, мы проделали такой путь Ты ведь ждала возможности исследовать этот старый дом. Почему вдруг ни с того ни с сего хочешь уехать?
А какой смысл исследовать? Мы всего лишь собираемся продать его, чтобы здесь жил кто-то другой.
О, Брон, проговорила я, идя к ней, чтобы обнять. Мы же обо всем этом говорили раньше. Мы не можем сюда переехать. А как же наша жизнь в Мельбурне? Твои друзья и школа и мои рабочие связи? С нашей стороны было бы безумием бросить все и поселиться в старом доме в дикой глуши
Бронвен стряхнула мои руки и прошествовала к двери. Уже скрывшись в переходе, дочь пробормотала:
Как скажешь.
* * *
Заперев дом, я спустилась с крыльца и пошла по кирпичной дорожке. Трава была мне по бедро и густо поросла сорняками, но пахла солнцем, а на цветках сидели, шевеля крылышками, бабочки.
Я свернула к ажурной беседке. Она выглядела старой, кое-где погнулась, а в других местах проржавела, но узловатые остатки плетистой розы все еще цеплялись за кованые подпорки. Я вспомнила мужчину на фото. Дед Тони стоял в этом самом арочном проеме, где стояла сейчас я, его лицо и плечи пестрели солнечными пятнами, темные глаза неотрывно смотрели на фотографа. И я снова невольно спросила себя, почему он показался мне знакомым. Возможно, он все же имел отдаленное сходство с Тони?..
Рявкнул автомобильный гудок, резко прервав мои размышления.
Подойдя к машине, я увидела Бронвен на пассажирском сиденье, уже пристегнутую. Она сердито смотрела в лобовое стекло, руки сложены на груди, щеки горят, у самых волос на лбу блестит пот. Похоже, назревала ссора, возможно, истерика.
Я оглянулась на дом.
Он возвышался в ослепительном полуденном свете, бледный остров в море мягко колышущейся травы, призрачный и тихий. Он казался застрявшим в другом времени, одиноким осколком давно закончившейся эпохи. Даже жужжавшие в траве насекомые и скорбно каркавшие над головой вороны казались принадлежностью места не вполне реального.
Если бы кто-то попросил меня выразить словами то, что я чувствовала в тот момент, я не смогла бы этого сделать. Я пыталась припомнить, когда еще у меня покалывало от волнения руки, когда еще тот же восхитительный покой в сердце лишал меня дара речи но, по правде говоря, я никогда раньше не испытывала такого чувства принадлежности какому-то месту.
Мне хотелось побежать обратно по мощенной кирпичом дорожке, торопливо продраться сквозь заросли одуванчиков и роняющих семена сорняков, распугивая бабочек и роящихся пчел, и снова броситься в сумрачные объятия старого дома. Мне не терпелось засучить рукава и начать сметать паутину и пыль, провести день, копаясь в сокровищах, которые, я знала, должны быть спрятаны в этих забытых углах и закоулках. Мне хотелось затеряться в лабиринте комнат, покрыться древней пылью, пропитаться не принадлежавшими мне воспоминаниями и вынырнуть только тогда, когда желание теснее познакомиться с домом будет удовлетворено. Я уже мечтала о ремонте: кому позвоню, какую работу смогу выполнить сама