Она, видимо, хорошо знала силу своей привлекательности. Маленький курносый носик ее вздернулся еще выше, когда она спросила:
В какое время вы будете сегодня звонить?
Постарайтесь, пожалуйста, быть готовой без четверти восемь, Джин.Голос его звучал не столь твердо, как ему хотелось бы.В Театре миниатюр начинают в четверть девятого, и не стоит опаздывать.
Она улыбнулась:О, я буду готова. Смотрите сами не опоздайте.Она нежно дотронулась до его подбородка.Пока!
Когда Джин ушла, он вернулся в свое кресло, поискал номер телефона цветочного магазина и заказал на ее адрес ветку орхидеи.
Повесив трубку, он снова закурил.
Генри познакомился с Джин в прошлом году, в один из длинных августовских субботних дней, на пляже близ Эрмануса. Фамилия девушки была знакома Генри давно по ее отцуизвестному адвокату Эдгару Хартли, но с ней самой он повстречался впервые. И с этого момента уверил себя, что влюбился.
Где-то глубоко в душе его таилось сильное чувство к Джин, такое сильное, на какое только способен мужчина. С тех пор как они подружились, надо отдать справедливость, старик Хартли все время снабжал его выгодной работой. Ну и что ж тут такого? Делал он это, конечно, независимо ни от чего, просто высоко ценил его способности. Генри знал, что многие считают его человеком беспринципным, себялюбцем и карьеристом. Пусть себе считают и даже говорят все что им угодно.
Он покусывал кончик карандаша и размышлял о том, как удачно все складывается. По возрасту они с Джин подходят: ей почти двадцать три, а емудвадцать девять. Несомненно, они составят превосходную пару. Он с его честолюбием и умом сделает прекрасную карьеру, она с ее деньгами и положением поможет ему взобраться на высшие ступени общественной лестницы. У него есть характер и личное обаяние; у неетакт и воспитание, необходимые для жены, которая должна оказывать ему поддержку в делах и способствовать его карьере. Он разбирается в мировой и южноафриканской политикеэто уже говорит о том, что он призван вершить дела. У нее есть связи с театральным и музыкальным миром, литературой и кино. И оба они из хороших семей.
Радостное чувство довольства своим будущим так и играло в нем. Через месяц-два, он в этом уверен, они будут обручены, и это станет первостепенной светской новостью на Канском полуострове. А затем через несколько месяцев свадьбапожалуй, самое крупное событие в светской жизни за этот год. На нее будут приглашены судьи, министры, члены парламента. Возможно, если погода будет благоприятствовать, они устроят торжество в прекрасных садах Эвонд-Растауютного дома Хартли.
Он представил себе, как быстро возрастет его клиентура, увидел самого себя, выходящим в первые ряды младшей адвокатуры; затем«Мистер Генри Босменкоролевский адвокат» и позднее«Мировой судья мистер Босмен».
Одна лишь мысль нарушала плавное течение его надежд. Загвоздка была в самой Джин. Она, правда, благосклонно принимала все знаки его внимания и вовсе не возражала бывать с ним так часто наедине. Не вызывал ее неудовольствия и тот факт, что имена их все чаще называли вместе. Но когда они оставались одни, совсем одни, Джин нередко становилась раздражительной и капризной. Разговаривая с ним на общие темы или сплетничая о других, Джин бывала веселой и оживленной; но как только он заводил речь об их отношениях, говорил ей о том, как они подходят друг другу, и пытался намекнуть о браке, она тут же замыкалась, словно моллюск в раковине. Иногда она разрешала ему поцеловать себя, но это случалось в общем очень редко. Гораздо чаше поцелуй этот выливался в простое безответное прикосновение губ, после чего она, кутаясь в свою меховую накидку, словно пытаясь защититься от его объятий, исчезала в доме.
Почему? Он отказывался верить, что не нравится ей. В прошлом многие женщины были от него без ума.
Генри встал и подошел к стенному зеркалу. Рост у него прекрасныйпять футов десять дюймов, и хотя, нужно признать, легкая склонность к полноте его немного портит, но плечи у него широкие и сложен он великолепно. Он прижал пальцем небольшую складку жира под подбородком и поднял головускладка исчезла. Никто ее и не заметит. И действительно, подбородок был широкий и придавал ему решительный вид. Высокий лоб и большие пролысины на висках говорили о том, что он человек не по летам опытный, солидный и знающий; пожалуй, он предпочел бы, чтобы глаза у него не были такими заплывшими, но зато их светлосерый цвет придавал взгляду проницательность.
Нет, внешность у него хоть куда. Дело тут просто в молодости Джин, в ее наивности. Бедная крошка! Со всеми девственницами бывает трудно. Как он счастлив, что она еще такая чистаятому порукой ее несомненная скромность. Женщина, на которой он женится, должна быть именно такой. Было бы ужасно сознавать, что она уже отдавалась другому мужчине.
XXVII
Покинув ночной клуб, Джин и Генри в шикарном двухместном лимузине поехали дорогой, вьющейся меж лесов и полей по склонам горы. Перед ними внизу плясали и мерцали огни Кейптаунасверкающее море желтого света в предместьях, а к центру, где неоновые вывески указывали на сердце города, огоньки были разноцветные. За городом виднелась Столовая бухта с маяком на острове Роббен, бросающим длинный луч белого светаориентир проходящим судам. Протянувшись из-за вершины Львиной головы, длинная серебряная полоса лунного света перерезала море.
Когда они достигли наивысшей точки дороги, Генри замедлил ход и повернулся к Джин.
Не сделать ли нам маленькую остановку? Отсюда такой чудесный вид...В голосе его звучали просительные нотки.
Нет, Генри. Вы же сказали, что торопитесь попасть пораньше домойзавтра ведь вам предстоит вести дело.
Да, но на десять-то минут можно задержаться!
Нет, дорогой. Не стоит. Уже почти час ночи. Это помешает вашей работе.
О, нисколько!
Но вы же сказали, Генри, что именно из-за этой работы нам пришлось так рано покинуть клуб.
Он с такой силой нажал на акселератор, что машина рванулась вперед и шины завизжали по асфальту. Генри снял свою руку с ее плеча и выпрямился за рулем. Некоторое время он не произносил ни слова.
Спокойным, мягким жестом Джин дотронулась до плеча Генри и, взяв его руку в свою, слегка сжала.
Ну, не хмурьтесь, пожалуйста,сказала она.
Он посмотрел на нее, улыбнулся и смягчился. Снова рука его легла ей на плечи.
Глупый!Она искоса посмотрела на Генри и теснее прижалась к нему.Я ведь забочусь о вашей работе.
Он почувствовал теплоту в ее ободряющих словах и подумал, что она еще большее сокровище, чем он предполагал. Возле дома он непременно поцелует ее на прощанье.
А Джин, желая, видимо, разогнать его скверное настроение, весело болтала:
Папа сегодня за обедом сказал нам, что берет к себе в фирму одного молодого адвоката. Он только что приехал в Кейптаун откуда-то из провинции.
Как его фамилия?
Грант, кажется.
Вскоре они достигли Эвонд-Раста. Он повел машину по дороге, ведущей к дому через обширный парк. В окнах уже не видно было огней. Около парадной лестницы Генри так поставил машину, чтобы маленькая лампа над входом не бросала на нее света. Затем выключил мотор и погасил фары. Внезапно наступившая темнота придала ему смелости, но Джин вырвалась от него и нежно двумя пальцами прикрыла ему рот.
Ну, ну,сказала она,вы же знаете, что я не люблю, когда со мной грубо обращаются в столь поздний час. Глупо приходить в такое возбуждение. Пожалуйста, будьте паинькой, отправляйтесь домой и поспите.
Генри поднялся вместе с ней по каменной лестнице, уставленной по бокам кадками с гортензиями. Он чувствовал себя ребенком, которого побили, но на этот раз его мрачный вид не произвел на Джин никакого впечатления. У двери она порылась в сумочке, ища ключ. А затем, обеими руками наклонив к себе его голову, ласково поцеловала Генри в лоб и исчезла.
Выезжая в грустном настроении за ворота, он обернулся и бросил прощальный взгляд на дом Хартли. Залитый лунным светом, окруженный высокими раскидистыми норфольскими соснами, он казался безмятежно спокойным и красивым. Этот дом с голландскими фронтонами, решетчатыми окнами и тяжелыми деревянными ставнями, царившая в нем атмосфера величественности волновали Генри, и он думал о том, долго ли еще будет Джин держаться с ним такой недотрогой.