При бестолковой спешке муху долго можно по горнице гонять, а все на нос садиться будет, подмигнул Любим опешившему сотнику. Щуча, сыскарей своих ко мне!
Якун недовольно сплюнул.
Сотника Якуна, сильного, но шумного и бестолкового, под руку к Любиму отрядил сам светлый князь Всеволод, отказаться было нельзя. И Любим терпел и грубоватые шутки, и вечные попытки Якушки перетянуть власть на себя. Сотня Якуна почти вся полегла в битве при Колокше, оставшегося с двумя десятками ратных сотника князь и дал воеводе в подкрепление, изловить мятежного Ярополка.
Растянувшись на попоне у костра, Любим вспоминал, как после битвы, заляпанный грязью и кровью князь, подлетел к нему и с молодой горячностью начал, нет не говорить, а кричать в самое ухо:
Ярополк, сукин сын, сбежал! Всех схватили, а этот из рук утек. Бери людей, сотню свою поднимай, всех забирай и Якушку прихвати. Большой силой идите, чтобы рязанцы присмирели. Поймай его, слышишь, поймай! Личный ворог он мой. С рязанцев требуй, чтобы выдали, грози, надо будет заложников из нарочитых похватай. Что хочешь делай, только, чтобы Ярополк в порубе владимирском оказался.
А ежели все равно не выдадут, упрутся? Любим всегда просчитывал все возможные повороты.
Тогда, Всеволод неторопливо отер снегом лезвие меча, юношеская запальчивость слетела с князя как осенний лист с ветки, тогда войско мое на них придет, грады приступом брать стану, створю как братец мой Киеву, в глазах Всеволода блеснул злой огонек.
Поторапливать Любима не пришлось, он и сам жаждал поквитаться с Ростиславичем, к беглому князю у него была личная ненависть, толкавшая в спину.
Догнать беглецов удалось под Казарью, местные за серебро показали дружине Любима более короткую дорогу, и владимирский воевода повел отряд наперерез, прижимая горстку воев Ярополка к Оке. Заметив по десную руку от себя преследователей, Ярополк заметался по берегу затравленным зайцем. Целую седмицу стояла оттепель с по-весеннему горячими солнечными деньками, и лед коварно истончился. Об этом ведал беглый князь, знал про то и Любим, неспешно захлопывая западню. У беглецов было два пути: сдаться владимирцам или рискнуть проскочить по ледяной переправе.
Любим уже мог рассмотреть отчаянье на красивом лице Ярополка, их разделял лишь полет стрелы. И тут молодой князь развернул коня и помчал по скрипящему и охающему льду, его люди устремились за ним. Любиму надо было спешно решать догонять или нет «Догонять или нет, догонять или нет» И он дал приказ остановиться. Владимирцы стеной встали по левому берегу. Глаза следили за несущимися по льду безумцами. Лошадь одного из задних беглецов копытом пробила дыру, но успела выскочить, лишь споткнувшись. Побежала широкая трещина. Ох, еще один конь увяз передними копытами, быстро погружаясь под лед и увлекая за собой всадника. Зрелище было устрашающее. Конь скрылся под водой, а вот путник продолжал барахтаться. Воины Ярополка, испуганно оглядывались, но продолжали бегство, панический ужас подгонял их.
Помочь надо, не по-христиански, проронил кто-то из воев Любима.
Да как? Они ж весь лед покололи. Потонем.
Все же несколько смельчаков, спешившись, отправились к полынье. Однако сделав несколько шагов, воротились назад. Дыра чернела пустотой, бедолагу утянуло под лед.
Оставшиеся воины Ярополка невредимыми выбрались на правый берег, что-то прокричав, помахали руками и скрылись из виду.
Упустили! негодовал Якун. Надо было засаду делать, а не с наскока.
Где ты в чистом поле засаду сделаешь? огрызался Любим, досада душила и молодого воеводу.
Что ж делать теперь, Любим Военежич? обратился один из десятников, здоровяк Могута. Меня-то с кобылой этот ледок точно не выдержит.
Богатырского роста и веса, Могута слыл самым сильным воином Любима.
Подумать надо, пробурчал воевода.
Упустили, чего теперь думать, раздражался Якун, утаптывая широкими подошвами рыхлый снег.
Военежич молчал, задумчиво оглаживая бороду.
Отойти надо выше по течению, к Ольгову, наконец медленно проговорил он, дождаться ночи, когда подморозит сильней, и поутру, спешившись, врассыпную перейти Оку, а по-другому никак.
За это время уйдут далеко, недовольно возразил сотник.
Не уйдут, им тоже отдых нужен, и поболее нашего.
И вот теперь, спустя четыре дня после опасной переправы удалось напасть на след. Или не удалось? Любим терпеливо ждал следопытов Щучи. Якун продолжал недовольно бурчать себе под нос, демонстративно отвернувшись от воеводы. Воины торопливо работали ложками, зная, что в любой момент может прилететь приказ выступать. А Любим все ждал: «А ежели не найдем следов в сторону, вот не будет ничего. К Пронску подступаться? Силенок маловато. Да и отпираться станут не у нас, не было, не знаем. Известное дело».
Сыскари едут! подал знак дозорный.
Скрывая волнение, Любим медленно, потягиваясь, поднялся.
Есть, есть следы! лицо Щучи сияло гордостью.
Сказывай, лениво протянул воевода, внутренне сгорая от нетерпения.
Чуть дальше за холмом лесок сосновый, там разводы на снегу, совсем неприметные, еле углядел. Лесом они ушли, а след лапником за собой заметали. На полудень подались.
На полудень? оживился Якун. Это куда ж они собрались? К Чернигову им нельзя, там нашего князя союзничек сидит. Неужто к поганым?
И другие места есть, уклончиво отозвался Любим.
Это какие же? усмехнулся Якушка. В берлоге с медведем лапу сосать?
Грады Вороножские, например, под рукой рязанского князя, лесами отгороженные самое место отсидеться. Только городишки те это тебе не Пронск, и с сотней воев перетряхнуть можно, Любим в душе ликовал, Ярополк сам загонял себя в новую ловушку, и владимирский воевода его достанет, непременно достанет.
К Вороножским лесам заворачиваем! громко объявил он дружине.
2
Приморозило, и отряд довольно резво углубился по льду скованной льдом Хупты. Далее надо было отыскать мелководную Рясу, а там уж и до верховьев Вороножа рукой подать. Реки, что дороги, приведут к донским поселениям, лишь бы мартовский лед не подвел. Любим спешил, опасаясь угодить в весеннюю распутицу.
А в воздухе пахло весной, почки на деревьях набухли и теперь источали едва уловимый сладковатый аромат. Солнышко ласково гладило макушки всадников, припекало шеи. Воины распахивали кожухи, подставляя грудь теплому южному ветру. Еще день, и со льда придется свернуть к лесу.
А какой путь выбрали беглецы? Лишь раз на берегу удалось обнаружить стоянку: присыпанное снегом кострище, сломанные ветки и многочисленные следы сапог и копыт. Любим послал дозорных по следу, но к вечеру разыгралась внезапная метель прощальный подарок зимы, и Щуча упустил нить преследования. На льду же никаких примет беглецов не было.
Известное дело, лесом крадутся, предположил опытный следопыт.
Да пусть крадутся, быстрее догоним, Любим нутром чуял, что выбрал правильное направление. Ярополк там, в чаще, голодный, усталый, и с каждым днем расстояние между ними сокращается.
Перейти с Рясы на лед Вороножа преследователи уже не осмелились, решив продираться лесом, но не теряя реку из виду. Вскоре им удалось приметить натоптанную рязанцами тропу, и ехать стало легче. Околдованные зимой черные дубы мрачно взирали на ввалившихся в их сонные владения незваных гостей. Здесь в чаще даже играющий светом весенний день казался тусклым и унылым, что уж говорить о пасмурных днях, когда солнце затягивала плотная пелена облаков, вот тогда дубрава виделась поистине тоскливым, пленяющим безнадегой местом. Недаром край прозвали Вороножем. Вороной черный, темный, подобный воронову крылу.
Любим беспрестанно выставлял дозоры, опасаясь засады или случайной стычки с рязанцами. Да, у него по местным меркам приличный отряд в сотню опытных, проверенных в боях воев, но он не знает леса оврагов, низин, болот, стариц; а местным здесь каждый дуб знаком, и недооценивать противника нельзя. Хоть и православная, а все ж чужая земля. А он Любимка дерзкий находник.