Гасдурбалу, перед приходом армии к Приону, исполнилось двадцать три года. Два года войны, кои он провёл, находясь в армии, изменили его характер и дали тот опыт твёрдости и стойкости, что так востребован в военных действиях. Окружающие это заметили. Эпизоды различных ситуаций за прошедшие года войны говорили, что он не теряет самообладания там, где другие проявляли растерянность и заминку в момент принятия необходимого решения. В таких случаях, Гасдурбал зарекомендовал себя с лучшей стороны и действовал очень решительно. Но, самое главное, что было замечено, все его действия, последовавшие за принятыми в неординарных условиях решениями, заканчивались успехом или с наилучшим результатом, который, только, возможно было ожидать в той или иной ситуации. Это сразу отметили командиры и доложили об этом выше. После этого, его произвели в номархи турмы, а потом, через недолгий срок, назначили и номархом туллы священного отряда. Гасдурбалу очень нравилось служить в коннице. Он чувствовал ритм сражения и порыв атаки, когда отвага, как два крыла, что внезапно подняли дух до высшего предела, изливается на врага мощью не только физической удали, но и преобладанием своего полёта душевных сил, выше крыльев Таната, кружащего над сражением чуть ниже Он пользовался этим чувством, точно предугадывая момент старта атаки своей туллы, поймав то мгновение, когда в движении, лошадь начинает составлять с тобой единое целое и ты, чувствуешь её сердцебиение, а она твоё! В схватке, Гасдурбал, всегда находился в передних рядах и Боги, почему-то, заслоняли его своими щитами. Ни стрелы, ни копья, ни мечи не дотягивались до него. Поэтому поводу, в его тулле, стали говорить, что он, по-видимому, находится под покровом какой-то из Богинь. Что он, как и Ахиллес, пользуется этой благосклонностью Богов, поэтому, неудержим в своём порыве атаки. Гасдурбал на это не реагировал. И даже не отшучивался. Он всегда был серьёзен. «Пусть болтают думал он, Когда меня ранят или убьют, разговоры сами прекратятся!» И именно это заставляло его лезть в схватке в самую гущу! Он хотел доказать другим, что является таким же, как и все! Но, несмотря на то, что он всегда оказывался в центральной точке противостояния с мятежниками, чтобы доказать, что он бьётся так храбро не потому что знает о своей неуязвимости, а исключительно из-за отваги и мужества, которые переполняют его грудь во время сражения во имя отстаивания свободы своего города он всегда оказывался целым?! Это ещё больше убеждало воинов, что он любимец Богов и шутки только увеличивались в своём объёме. Дошло до того, что у него появились и завистники, кои кричали, что его мужество напрямую связано с этим даром Богов. Это оскорбляло Гасдурбала и стало угнетать его. Получалась прямая несправедливость чем больше он проявлял храбрости и стойкости в сражениях, тем больше завистники трубили о его, якобы защите, а не об его умении и мастерстве в военном деле В конце концов, Гасдурбалу это надоело, и он попросил дядю, отпустить его на флот. Гикет не знал истинных причин этого «порыва» своего племянника и долгое время не соглашался, говоря, что это глупость: « губить такой талант стратега в солёной воде проливов! Ты, Гасдурбал, уже набрался такого опыта, который другим приходится набирать в течении десятилетия! И не только десятилетия, а по достижению моего возраста! А, теперь, уйдя к Диархону, ты, хочешь начать всё с начальной точки? Да, ты, шутишь, Гасдурбал?!» Но, постепенно, Гикет понял, что решение его племянника не изменится и смирился с ним Он, заметил, что в каждой схватке, Гасдурбал бросается в самый круговорот боя всадников и уже откровенно стал переживать за судьбу своего племянника, понимая, что тот, что-то хочет доказать и себе, и ещё кому-то В последнем разговоре с ним, Гикет сказал:
Ладно, Гасдурбал, отправляйся в Карфаген! Для этого есть повод. Гамилькар передаст через тебя письмо Ганнону! Он сам даст тебе задание! Да, кстати, а почему, ты мне не сказал, что давно уже выполняешь его различные поручения? А? Ладно, ладно Знаю Ты такой же, как твоя мать моя сестра, тихоня! Не любите лезть в глаза и болтать лишнее! Это, в общем, очень хорошее качество. Во многих случаях Но, я должен тебе сказать, не во всех! Например, не в любви. Здесь, мой дорогой, надо проявить настойчивость! Но, это к слову. Мне будет не хватать тебя! Твоей твёрдой руки в бою, рядом со мной! Но, что сделаешь Ты, принял решение. Это слово мужчины! Я здесь не имею никакого права сдерживать тебя. Служи Диархоу, так же честно и открыто, как служил, здесь, в коннице! За отвагой дело не постоит, я это знаю! дядя одобрительно улыбнулся, Ты попал в поле зрения к Гамилькару! Без моего ведома! Молодец! А я, все думал тебя представить ему?! Но, оказалось, всё уже сбылось Но, смотри, не срами ни сестру, ни меня на флоте! В Карфагене, встреться с Гамильконом Ганноном. Это опытнейший флотоводец! Он передаст тебе многое. Я, верю в тебя, Гасдурбал!
Этот разговор состоялся, накануне поездки к лагерю Матоса, для оказания поддержки Ферону
Гасдурбал вдыхал вечерний воздух, который уже утратил свою дневную температуру и ставшим, из-за близости дыхания, расположенного рядом моря, тяжёлым и насыщенным ароматами сумерек. Слабый ветерок приносил его лёгкие ароматы, разбавляя ими стойкий запах цветущего сада. Вследствие этого, в вечернем воздухе рождался восхитительный, пьянящий запах сумерек, как итог прошедшего дня, который растворял в себе дневные заботы и мысли, витавшие в голове совсем недавно. Этот запах умиротворял дух и помыслы, погашал тот негатив, который вносила продолжающаяся война и связанные с ней заботы и тревоги
Где-то в доме, он слышал громкий смех детей Гамилькара Барки и вспомнил события долгого дня. Гасдурбал припомнил, как сегодня, попав в дом, передал весточку, отправленную Гамилькаром, Иоле и, тут же, отправился в Совет суффетов, выполнять данное ему задание Детей, по всей видимости, там пытались разогнать по комнатам для сна. Но, они отпирались и громко смеялись, при этом Гасдурбал вслушался в их голоса Он пытался, при этом, вспомнить лицо своего отца, погибшего на холмах первого сражения с римлянами у Адиса. Гасдурбал напрягался, но не смог сделать этого Время унесло его черты с ветром, который проносился все эти долгие годы его взросления без отца От этого он стал молчаливым, как и мать Он, смотрел, на соседских мальчишек, что росли в полных семьях и завидовал им Им было кого ждать домой, было кому их защитить Гасдурбал, всегда полагался только на себя, на свои силы, учась у жизни, правильно оценивать их и распределять Но, память об отце всё равно жила и без его внешности Он помнил его высокую, мощную фигуру Помнил, как он поднимал его высоко высоко, держа над собой, на самой высокой точке подъёма своих рук Помнил, как у него от этого, захватывало дух А, когда отец, подбрасывал его, своего сынишку, над собой, у него замирал дух от невероятной высоты этого «полёта» и Гасдурбал отдал бы всё на свете, чтобы испытать это чувство заново Но, это было всё, что помнил об отце Гасдурбал Всё, что жило в его памяти и эту память, он свято хранил Отец ушёл с армией и больше не вернулся Он помнил плач матери и других матерей, раздававшийся на их улице, где стоял их дом Помнил возвращение армии в город Помнил празднества в честь победы, проводимые в городе Но, отца он больше не увидел и его образ, постепенно исчез из его детской памяти, оставив лишь те обрывки воспоминаний, которые он помнил и прокручивал их в своём мозгу, чтобы не утратить то светлое чувство, которое они ему давали, как самое святое, что было в его жизни
Гасдурбал тяжело вздохнул внезапно, свет маленькой лампы, появился на тропе, и стал приближаться к беседке, где сидел Гасдурбал Он увидел две фигуры, идущие по тропе от дома Обе фигуры, были женскими Это определялось длинными подолами платьев
Я оставила его на скамейке Я это точно помню! Сейчас, мы всё найдём, Иола. Не волнуйся!.. Сама увидишь! говорил бархатный, женский голос.
Это хорошо, что ты, не забыла этого! А то бы завтра, мне пришлось отправлять кого-нибудь за ним на рыночную площадь, для покупки нового! отвечал голос Иолы,