При входе дежурил боец с автоматом. Василий Петрович представился дежурному, совершенно замотанному капитану с рукой на перевязи, своим довоенным званием и должностью и попросил проводить к начальнику. Вопреки просьбе его отвели в первый слева кабинет, где раньше обитали в ожидании вызова его костоломы.
В помещении с разбитыми окнами, кое-как заклеенными старыми газетами, он увидел лейтенанта в летной гимнастерке, который что-то писал. Подняв удивленный взгляд на Ирода, тот огорошил:
Я не вызывал вас. Или вы решили чистосердечно покаяться, облегчить, так сказать, душу и заодно работу следователя? Водянистые светло-голубые глаза изучающе-насмешливо скользнули по фигуре Ирода.
Нет, я пришел за новым назначением, просил проводить к начальнику горотдела, дежурный привел к вам, наверное, что-то перепутал, бедолага, на автомате, ничего не понимая, доложил Ирод.
Нет, не перепутал. Здесь я решаю, кто идет к начальнику, а кто в камеру, усмехнувшись одними губами, сказал лейтенант.
Да ты знаешь, кто я такой? Ты понимаешь, с кем говоришь?! сдавленным от ярости голосом просипел Ирод. Он задыхался от гнева:
Конечно знаю, наслышаны о ваших подвигах, такого количества заявлений у нас еще ни на кого не поступало, и я только ждал, когда придет копия личного дела из Центрального архива, ваш-то архив сгорел перед оккупацией. С этими словами следователь не глядя достал из верхнего ящика стола толстенную папку с завязками.
Вот оно, родимое, он слегка прихлопнул своей миниатюрной ладошкой по обложке с надписью «Личное дело», и хотя фамилия была прикрыта этой ручонкой, но надпись каллиграфическим канцелярским почерком «Василий Петрович» и снизу в скобках «Ирод», прочиталась легко.
Да будет вам известно, я был оставлен на подпольной работе по решению Москвы. Дайте запрос в контрразведывательное управление, там все мои рапорта и донесения есть, напористо начал было Ирод.
А как же, я везде разослал нужные запросы, скоро придут ответы. Но если вы будете так настаивать на своей невиновности, я в ближайшие час-два систематизирую все материалы, что поступили на вас, доложу начальнику, и он решитвызывать повесткой или автозак высылать. Так что пока можете быть свободны. Ждите вызова ну или еще чего, добавил лейтенант после многозначительной паузы. Он явно наслаждался ситуацией и своей властью над Иродом.
Вот тут Василий Петрович испытал настоящий животный страх. Его до смерти напугал не этот лейтенантик с явными садистскими наклонностями, других сюда и не брали, не выживали здесь они, ни возможные допросыон был к ним готов. Его напугала возможность вот так просто, на основе доносов попасть в мясорубку собственной конторы, откуда можно никогда не выбраться, потому что после допросов третьей степени от человека оставался только кровавый кусок мяса.
Он не помнил, как дошел домой, как закрыл все двери на все замки и засовы и спрятался в своей пещере под домом, обложившись оружием, вкрутил запалы во все гранаты, что были под рукой, твердо решив, что если приедет автозак или эмка горотдела, взорвать их к чертовой матери, подорвать стену в пещере и уходить в сторону Хаджибейского лимана, в Усатово.
Так прошел день, второй, третий. Напряжение понемногу отпускало, страх не ушел совсем, он стал каким-то привычным. Потом, выйдя в город, чтобы пополнить запасы еды, он вдруг понял, что ничего не будет, что бояться нечего. Самое худшее миновало. Он готов ко всем неожиданностям, и как только отменят запреты, надо уезжать. Куда угодно, туда, где его не знают. С его капиталом можно и в СССР неплохо прожить.
Со временем пришла и укрепилась надежда на благополучный итог его дела, он снова уверовал в свою судьбу.
А на исходе 1944 года, в последних числах декабря Василий Петрович затосковал. Он был достаточно безжалостен к окружающим, равно как и к самому себе.
Не раз и не два долгими зимними вечерами он неоднократно пытался четко сформулировать причину своего неудовольствия
Вот ведь, казалось бы, в его личном распоряжении находятся ныне огромные суммы в самой разной валюте, драгоценности, мануфактура, продовольствие, да чего там только не было в этих тайниках, закладку которых курировал он лично, и только у него были точные координаты этих закладок в катакомбах. Трудно даже представить, насколько огромны, особенно в нынешнее неспокойное время, его богатства Да, часть этого состояния была использована по прямому назначению, частьразграблена местными, частьпросто сдали оккупантам непосредственные участники обустройства закладки тайников.
Но и он не сидел без делаодна операция с купчей Беззубов на виноградник чего стоила!
За два осенних месяца он несколько раз брал под нее кредиты через своих людей в местном отделении «Дойчебанка» и тут же перепродавал его втридорога жуликоватым румынским негоциантам, которые специализировались на поставках зерна в действующую армиюподобные операции приносили огромный барыш, и негоцианты были согласны на любые процентыприбыль все равно была непомерно большой и с лихвой покрывала все самые сумасшедшие проценты, а самое главноекредит от «Дойчебанка» открывал для таких купцов доступ в высшую лигувоенные поставки всегда и во все времена очень лакомый кусок, вот потому Ирод и не стеснялся, заламывая неслыханные проценты.
Не забывал он и о «государевой службе» сеть агентов Ирода бесперебойно обеспечивала оружием, взрывчаткой, продовольствием, одеждой и медикаментами несколько партизанских отрядов, которое базировались в Усатовских катакомбах.
Была налажена агентурная работа, сбор информации, было несколько удачных вербовок среди младших офицеров, даже два адьютанта из румынского штаба попали в его сети, хотя в этом случае не обошлось без курьезов, или «карамболей», как он их сам называл
Верный своей привычкевсегда оставаться в тени, на этот раз он лично принял участие в вербовке: уж больно они ему понравилисьухоженные, в отлично подогнанной форме, обладающие безукоризненными манерами и кукольно-красивые Ну не смог Василий Петрович совладать со своей страстью и пошел на сближение.
Очарования, страсти и желания обладать этими красавцами хватило ненадолго. Что касалось постели, они были безупречнычутки, отзывчивы, легко и непринужденно угадывали и исполняли каждую его прихоть и неизменно восторженно и с неподдельной благодарностью принимали его дорогие и изысканные подарки, но этим вся их ценность исчерпывалась.
Как источник даже мало-мальски полезной информации эти два сладких павлина, несмотря на то что служили в штабе, были абсолютно бесполезны. Кто-то из высокопоставленных родственников просто приткнул этих отпрысков древнего княжеского рода на непыльное место, чтоб пересидели войну вдали от фронта.
Ирод очень быстро пресытился ими и, решив избавиться, столкнулся с серьезной проблемойони частенько кутили в разных ресторанах города, неоднократно появлялись в разных местах одной компанией и, если б что-то с ними вдруг случилось, первым сигуранца проверяла бы его, а вот тут могло бы всплыть много нежелательных моментов. И вздернули бы его на Александровском на раз-два. Второеза каждого убитого офицера казнили 100 жителей без разбора, что вызывало крайне негативную реакцию населения и окончательно отталкивало от подполья простых одесситов.
Сложив эти два факта, Ирод направил в Москву предложение: впредь устранение офицеров и солдат оккупантов проводить, маскируя под несчастные случаи, для чего затребовал к себе двух опытных ликвидаторов. Первая пара оказалась тупыми палачами из расстрельных команд. Их пришлось от греха подальше просто сдать сигуранце через подставных лиц. Вторая парачуть лучше, но Одессапортовый город, и они, попав в круговорот черноморских соблазнов, устроили перестрелку с местными бандитами на побережье и были просто расстреляны прибывшими на место жандармами. А вот третий, старый угрюмый одиночка, бывший сотрудник секретной лаборатории при НКВД, уникальный знаток растительных ядов, оказался именно тем, кто был нужен Ироду.
Прожившие лишних три месяца на этом свете из-за чрезмерной переборчивости в средствах Ирода два румынских павлина спокойно отошли в мир иной, отравившись устрицами в самом шикарном ресторане Одессы, а Василий Петрович записал на свой боевой счет устранение двух офицеров из штаба.