Когда ты узнаешь, понравится им или нет?
Письмо будет идти несколько месяцев, да и война с умолк он, вычисляя. Через пять месяцев?
Я даже охнула. Пять месяцев ожидания! Мне надо знать сейчас же!
МОЯ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Воскресенье, 19 июля 1778 года
Говорят, в городе появилась новая семья, женщина с сыном. Я видела их в церкви после мессы. Сын хорош собой, на вид ему около шестнадцати лет, так мне кажется. Он смотрел на троих деревенских ребят, ловивших заползшего под скамью скорпиона, и вертел в руках кортик. Его глаз я не видела, их скрывала длинная темная челка. Льняная одежда и кожаные штаны у него все в заплатах.
Беке-гуйав,еле слышно сказала мама, выталкивая меня за дверь церкви, бродяги!
25 июля
Сегодня мама позволила нам с Мими и Сильвестром поехать на рынок.
Но только после того, как сделаешь все, что надо по хозяйству, сказала она.
Мы отправились в город в тележке, запряженной бычком.
В городке было многолюдно. Признаюсь, я надеялась увидеть этого парня, но попадались одни только моряки: они приходят из Форт-Ройяла на петушиные бои. Я смотрела в землю, как учили монахини.
Возле причала мы купили у рыбака со светлыми кудрями скумбрию и трех коралловых рыб. Пока мы рассматривали его улов, он не сводил с меня глаз. Затем сказал что-то Сильвестру и засмеялся так, что я покраснела.
Мы пошли обратно к площади, чтобы купить папайи, гуавы, авокадо и тапиоки. У стола с иконками, зеркальцами и бусами женщина рассказала нам о беглом рабе, который превратился в собаку и съел малыша на плантации Десфью. Как раз на самом страшном месте подошла мать нового парня. За ней, нагруженный кульками, шел и он сам.
Мать, женщина с глубоко посаженными глазами, кивнула мне.
Я видела вас в церкви, сказала она. Говорила она правильно, как монахиня. Между фразами поджимала губы.
Я кивнула. Она представилась как мадам Браудер, это вроде британская фамилия. А парня зовут Уильям.
Мы живем у подножия Морн-Кро-Сури, сказала я им.
На реке? спросила мадам Браудер, убирая прядь рыжих волос под простую белую косынку.
Дальше, в Ла-Пажери. Я видела, как в заливе к берегу медленно шла гоми. Над ней, как москиты в дождливый сезон, сновали чайки.
А мы ближе к городу, сказала мадам Браудер.
Усадьба старого Лейнелота, сказала Мими, чесавшая уши шелудивой собаке. Да мы с вами соседи, если судить по реке.
Я почувствовала, что должна пригласить новых знакомых на чай с пирожными, но не посмела, вспомнив грубые слова мамы: беке-гуйав. Меня выручил Сильвестр, потянув меня за рукав в фургон. Я торопливо попрощалась.
Мими дразнила меня всю дорогу домой.
Глазки строила, толкалась она локтем, я видела, как ты глазки строила.
Воскресенье, 9 августа
Сегодня утром Уильям с матерью сидели в церкви на передней скамье. Мама, Манет (ей стало лучше) и я сидели через несколько рядов за ними. Всю мессу я смотрела на его затылок, и сердце у меня трепетало, как птенец, попавший в силок.
10 августа
Я улизнула из дому искупаться на нижний пруд. У берега стоял этот новый парень, Уильям Браудер. Он закатал панталоны до колен и удил рыбу. Увидев меня, он вроде как испугался, будто провинился чем-то, и вытащил из воды удочкубелый конский волос, привязанный к бамбуковому шесту.
Поймал что-нибудь?
Было жарко, и мне не терпелось зайти в воду, но я не знала, можно ли при нем купаться. Я уселась на берегу, сорвала длинный лист травы и, разорвав его вдоль, зажала между ладонями и задудела.
Как ты это делаешь? спросил Уильям, приводя в порядок панталоны.
Я показала ему, и мы задудели вместе.
Почему вы переехали на Труа-Иле? наконец спросила я. Остров мы называли Cul-de-sac à Vaches, Коровьим полем. Хотя дело, конечно, не мое, добавила я, желая показать свою воспитанность.
Матери было тяжело на Сен-Пьер, сказал Уильям и посмотрел в небо, на кружившего ястреба. Правда, здесь ей тоже нелегко, добавил он и пожал плечами.
Я слыхала, что его мать-актриса во время Семилетней войны полюбила британца, военного моряка. «Вообразите такую мать», подумала я. Актриса! Каков стыд, какова репутация! Актрис даже не хоронят в освященной земле, на них нельзя женитьсяцерковь запрещает.
Ты англичанин? Говоришь без акцента. Я смахнула рыжего муравья, ползшего по руке.
По правде, мой отец родом из Шотландии.
Где находится Шотландия, я не догадывалась, но испытала облегчение оттого, что он не британец. Британцы нехристи, они едят детей.
Хотя я его даже не видел толком, продолжал Уильям. Он лежал, вытянувшись во весь рост, и скручивал между пальцами листок травы.
Никогда?
Уильям посмотрел на меня. Таких ярких голубых глаз я еще не видела.
Помню его лицо, улыбку. Ничего больше.
А мой отец так редко бывает дома, что разница невелика, наверное, сказала я.
Когда я был младше, сказал Уильям, мне приятно было думать, что мать и отец очень любили друг друга и расстались из-за трагического случая. Мне казалось, так лучше, чем продолжать жить вместе, когда любви давно не осталось.
В пруду плеснула рыба, и по зеркальной поверхности воды пошли круги. Я подумала о маме и папе, о том, как они раздражают друг друга. Неужели между ними когда-то была любовь?
Уильям отбросил челку со лба.
Наверное, я романтик, улыбнулся он. Как мой герой, Жан-Жак Руссо.
Я поднялась с места: мне стало неловко. Никто, и особенно мальчики, никогда не говорил со мной о таких вещах. Я боялась, что это непристойно, и не знала, как ответить.
Мне пора, сказала я.
Да, сказал Уильям, тоже поднимаясь. Он стоял передо мной, неловкий и растерянный, и в нем уже не было ничего от загадочного молодого человека, сына актрисы, пережившей трагическую любовь. Передо мной стоял просто Уильям, béké-goyave в залатанной одежде.
Я поспешно шла по тропинке и на каменном мосту оглянулась. Уильям смотрел мне вслед.
Завтра придешь? крикнул он.
С пылающим лицом я побежала вверх по склону холма.
Среда, 12 августа
Все утро я твердила себе: «Не пойду, не пойду». Но, покончив с домашними делами, я, конечно, отправилась на пруд к купальне
Увидев меня на тропинке, Уильям широко улыбнулся, а я сделала вид, что удивлена нашей встречей. Не знала, что сказать, поэтому села на берегу и стала кидать в воду камешки. А потом, напевая, убежала домой.
Не хочу даже думать, что стало бы со мной, узнай об этом кто-нибудь.
Больше никогда не пойду.
2 сентября
При каждой возможности хожу на пруд к купальне. Туда часто приходит Уильям. Большей частью мы сидим и разговариваем. Я рассказываю, как мне хочется поехать во Францию, в Париж, потому что там столько интересного, такого, на что стоит посмотреть. И о том, как здорово, когда все впереди, но как тяжело, когда тебе твердят, что твои мечты не сбудутся.
Уильям совсем как я. Ему тоже хочется посмотреть мир. Он читает газеты, которые доставляют сюда на кораблях, и рассказывает мне, что происходит в американских колониях. Рассуждает о «свободе» и «равенстве». Спрашивал меня, что я об этом думаю, но я ответила, что не читаю газет, откуда же мне знать?
Не надо читать, чтобы знать, что ты думаешь о таких вещах, как свобода и равенство. Это у тебя в сердце, говорит он, а не на страницах газет.
Сегодня он прочитал мне отрывок из книги.
«Люди рождаются свободными, но живут в цепях». Рождаются свободными, сказал он. Ты только представь себе!
Все?
Свободными и равными.
И рабы тоже?
И хозяин, и его рабы. Уильям помолчал. И король, и его подданные.
Неужели это в книге написано? Я с опаской посмотрела на нее, как будто та могла вспыхнуть у меня на глазах. Но, Уильям, продолжала я, будь так на самом деле, весь мир бы Я замолчала, не находя слова, которое вобрало бы в себя столько всего.
Да! сказал он.
Пятница, 18 сентября
Поссорилась с Уильямом. Началось с того, что я рассказала ему про Мими. Что она раскладывает карты и учит меня гадать.