Тут в комнату вошла хозяйка, мадам Миньон, с корзиной грязного белья. Она сразу уловила суть происходящего и, запинаясь, спросила, не желаем ли мы подкрепиться.
Что с этой женщиной? спросил мсье де Богарне, доставая из серебряного футляра сигару, когда мадам Миньон, самым комическим образом попятившись к дверям, пулей вылетела из гостиной.
Ее, несомненно, вывела из равновесия цель нашей встречи, ответила тетушка Дезире.
Она знает?
Насколько мне известно, все знают, закатила глаза тетушка Дезире.
Оповещать всех не было нужды.
Вошла служанка с графином вина, тарелочкой марципанов и блюдом подгоревших кусочков хлеба, намазанных сливочным маслом. Я отказалась от вина и сладостей, но взяла кусочек хлеба, от которого откусывала понемногу, и вообще старалась вести себя, как подобает приличной даме, хотя хлебные крошки сыпались мне на грудь. Всякий раз, как мсье де Богарне поворачивался ко мне, я улыбалась и строила глазки.
Все это время я придумывала, что бы такое сказать.
Нас посетила мадам Лонгпре, наконец произнесла я. Она сказала, что будет очень рада возможности видеть мсье де Богарне.
Тут последовал небольшой переполох, ибо тетушка Дезире поперхнулась кусочком жареного хлеба и закашлялась так, что на глазах у нее выступили слезы.
Мадам Лаура Лонгпре? спросила она.
Я кивнула.
Разве, когда она была маленькая, моя мама не заботилась о ней?
Мы с твоей мамой вместе о ней заботились. Лаура тогда была совсем крошкой.
И до сих пор такой осталась, заметил мсье де Богарне.
Какая жалость, что мы не сможем нанести ей визит, сказала тетушка Дезире.
Тут мадам Миньон объявила, что ужин подан. Как я и опасалась, главным блюдом оказались угри. Я заметила, что мсье де Богарне тоже их не любит; по крайней мере, это у нас с ним общее.
Потом мы сидели у камина в передней гостиной. Другие постояльцы гостиницы играли в вист и иногда так шумели, что я с трудом могла следить за мыслью мсье де Богарне. Он говорил:
По стране прокатилась волна просвещенного либерализма или что-то в этом роде. Тетушка Дезире при этом одобрительно кивала с улыбкой, я тоже кивала и улыбалась, после чего мсье де Богарне начинал следующую фразу.
Так мы с женихом провели первый вечер вместе.
28 октября
Ну? спросил отец, когда я принесла ему утренний рыбный отвар (мне удалось уговорить его воздержаться от спиртного по крайней мере до полудня). Понравился тебе кавалер?
Он благороден. Я отодвинула занавеси кроватного полога. И хорош собой, добавила я. Щеки у меня раскраснелись.
В самом деле? Как я понимаю, он очень нравится дамам.
Его страстьфилософия, с гордостью добавила я.
Боже мой, так он философ? откинулся на подушки отец. Что ж, вздохнул он, наверное, могло быть и хуже.
В тот же день, позже
После полудня тетушка Дезире встречалась с нотариусом. Теперь она вправе сама устроить венчание, «если что-то случится», как она выразилась.
Подразумевая: «Если умрет отец невесты».
В тот же вечер
Мсье де Богарне уехал навестить товарищей по полку. Тетушка Дезире воспользовалась его отсутствием, чтобы дать мне указания о том, как быть хорошей женой. Сегодня после обеда (кстати, я не должна есть руками) она подарила мне книжку, где написано об умении владеть собой, о послушании, о приготовлении пищи и обращении со слугами. Тетушка сказала, что у нас с Мими излишне фамильярные отношения и что, если я хочу вызывать в людях уважение, соответствующее моему положению, следует соблюдать определенные правила.
Кроме того, как взрослая женщина, я обязана взять на себя ответственность за воспитание моей служанки: Мими не должна плевать на пол, и в приличном обществе ей следует воздерживаться от употребления таких слов, как «ночной горшок». При виде меня ей нужно делать реверанс и обращаться ко мне «мадемуазель де ла Пажери», а после свадьбы«мадам виконтесса».
Тетушка показала, как делать реверанс, и заставила Мими упражняться до тех пор, пока у нее не стало получаться как следует. Мими никогда не отличалась грацией, поэтому я старалась не прыснуть со смеху.
30 октября
Мсье де Богарне, посетив товарищей, вернулся в хорошем настроении. Он взял меня за руку и пообещал быть верным спутником в нашем «путешествии по жизни».
Я тоже обещаю, ответила я.
Тетушка Дезире казалась счастливой и кудахтала вокруг нас, как наседка.
После ужина играли в триктрак (я позволила мсье де Богарне выиграть.) Он так образован и талантлив, что я перед ним благоговею. Он рисует портреты, поет (у него хороший голос), играет на клавесине, читает по-латыни, говорит по-немецки и даже немного по-английски. Он сказал, что у меня прекрасные глаза. Зовет меня Мафья-мо: по-гречески, по его уверению, это означает «свет очей моих». Хотела бы я тоже знать греческий хоть немного, чтобы дать ему имя.
31 октября, канун Дня Всех Святых
Доктор считает, что отец поправился настолько, что ему можно пуститься в путь. Уезжаем утром. Мсье де Богарне купил для путешествия закрытую карету (целых сорок луидоров!) она очень красивая, темно-зеленая, с черными кожаными сиденьями. Тетушка Дезире прочитала ему нотацию о том, как дурно входить в долги, но он сказал, что надо было потратиться ради удобства моего отца. И добавил: «Если мы с мадемуазель Ташер поженимся, долг не будет иметь значения».
Что значит «если»?
В ГОРОДЕ МОЕЙ МЕЧТЫ
Среда, 10 ноября 1779 года, Париж
Париж! Когда мы проезжали по мосту через Сену, отец дал мне су, чтобы бросить в воду.
Загадай желание.
Париж даже красивее, чем я себе воображала, но тут так грязно!
Грязь Парижа, пробормотал мсье де Богарне, когда на рукав его лавандового цвета куртки для верховой езды попали брызги.
Лютеция, город грязи, так мы его зовем, сказала тетушка Дезире.
Должна признаться, тут стоит странный запах. Тетушка Дезире привыкла к нему, но попросила меня быть осторожной и не запачкать юбки: грязь, если быстро не счистить, может прожечь в них дыру.
Мы ехали шагом по многолюдным улицам. Я жадно смотрела в окно. Погода стояла холодная, на рынке все были в башмаках. Мужчина в парике, украшенном лентами, продавал с тачки уксус. Приземистый торговец мылом с изрытым оспой лицом скрутил несколько шарфов и подвязал ими на талии штаны из оленьей кожи. Еще я увидела торговку рыбой в гофрированном чепце.
И столько запахов! Столько звуков! Повсюду пешеходы разговаривают, спорят, поют, но я не могла понять ни слова: он похож на французский, но, по словам тетушки Дезире, это площадной язык.
Когда мы добрались до района, где живет мсье де Богарне, начинало смеркаться. Уже зажигались уличные фонари на высоких столбах. Дом моего жениха стоит на такой узкой улице, что на ней не развернется карета. Тетушка Дезире предостерегла меня насчет окрестных кварталов.
Будь осторожна! Известно, что неподалеку собираются воры, сказала она.
Дом высокий, с большими ставнями. Над парадной дверью выложено из камня женское лицо.
Это Веста, пояснил мсье де Богарне, помогая отцу подняться по ступеням. Римская богиня.
Гиаблес! прошептала Мими и в ужасе остановилась.
Я схватила ее за руку и потянула за собой.
В Париже нет духов вуду, прошептала я.
Внутри все оказалось роскошнымроскошнее даже, чем у дяди Ташера в Форт-Ройяле. Большой камин, много красивой мебели В передней гостиной на золоченых стержнях висят белые с золотом парчовые шторы.
Ох! выдохнула Мими. У нас под ногами поскрипывал скользкий пол.
Отец взял меня за руку.
Подойдет? спросил он и подмигнул.
Прямо как во дворце, прошептала я в ответ и с грустью подумала о маме и Манет, о наших истертых половиках.
Сюда! сказала тетушка Дезире, следуя по широкой лестнице за мсье де Богарне.
Мсье де Богарне-отец, маркиз де Богарне, принял нас у себя в спальне. Он стоял, опираясь на две трости. На нем была фланелевая ночная рубашка, стеганый халат из золотистого атласа, а на головенапудренный старомодный парик, густые кудри которого ниспадали ему на плечи и спину. Он оказался гораздо старше, чем я ожидала, лет ему, на мой взгляд, от шестидесяти до восьмидесяти, но держался с достоинством, хоть и не был одет.