Степан подбежал к ребенку:
Родненький ты мой! Сейчас, погоди Вот испей сначала. И он подал мальчику жбанчик со свежей водой. Мальчик послушно начал пить, забулькало в его горлышке. Степан развернул узелок с гостинцами, которые нес своим сыновьям. Желанный ты мой. Отдал бы тебе все, да нельзя. Наешься сразу, в животе худо сотворится, и помрешь, вот ведь как Ты сначала помаленьку. Степан, от волнения едва владея руками, намочил водой маленький кусочек хлеба и подал его мальчику. Тот схватил хлеб, стал жадно есть не разжевывая. Остался тут кто живой? спросил Степан.
Я живой.
Степан взял мальчика за руку-палочку и повел. Но тут же остановился и поднял ребенка на руки.
Как звать тебя? спросил.
Ерофейка, ответил мальчик.
И весу-то в тебе никакого нету.
Голова мальчика склонилась к плечу Степана.
Заснул, родимый! Будешь моим третьим сынком.
Надеялся плотник увидеть живыми своих детей и жену. Вот и господь бог ему надежду подал: Ерофейку, душу живую, послал. Подходил к своему дому и все с богом разговаривал:
За что тебе, боже, карать меня? А уж у ангелов, деток моих, и подавно нет грехов.
Вот и изба его родная. Остановился Степан, сердце унять не может, положил спящего Ерофейку на траву, прошептал:
Полежи-ка тут, милое дитятко. А проснешьсяникуда с места не сходи!
И побежал Степан, уж и не помня себя.
Рванул дверь родного домасмрадом пахнуло на него.
Отшатнулся Степан.
А дальше все делал в полузабытьи, как в страшном сне: рыл могилу и хоронил в ней жену и детей. Сыпал влажную землю в страшную яму. Холмик вырос над могилою
«Господи! За что?..»
Вошел Степан в избу, из красного угла снял икону и с силой, в отчаянии бросил ее на пол. Раскололась доска на мелкие щепки. Ужаснулся Степан содеянному, бросился из избы и в беспамятстве побежал, сам не зная куда.
Остановил его крик:
Дяденька! Дяденька!..
Оглянулся Степанбежит к нему Ерофейка.
«Ах ты грех какой! Ведь забыл о дитятке», подумал плотник.
Подбежал Ерофейка, остановился, назад отпрянул.
Ты что, сынок? проговорил Степан и испугался, страшный хрип вырвался из его горла.
Дяденька Мальчик заплакал. Ты весь белый стал И борода, и усы, и голова белая
Что же теперь делать? сказал Степан. Давай руку.
И пошли они от этого страшного места.
Маленькой ладошке было покойно в большой, сильной руке.
* * *
Из Нижнего Новгорода пошла черная смерть и по другим городам и селам. Пожаловала непрошеная гостья и в Москву.
Тесовые кровельки великокняжеского дворца то шатром высоким поднимаются, то вдруг надуются, как бочки, то луковкой островерхой в небо упрутся, а осиновые дощечки, что кроют башенки, своим серебряным блеском спорят со свинцовыми листами большой кровли. Хитрецы-умельцы разукрасили дворец резьбой, расписали яркими красками. Весело глядит дворец! Из одних покоев в другие ведут крытые переходы и лестницы. И такой же дворец, если не краше, у матери Дмитрия княгини Александры. О ее богатстве рассказывают дорогие стекольчатые окна, золоченая крыша
Но хозяйка дворца в черном платье. В том страшном одеянии, которое говорит: в доме покойник. Рвет на себе волосы княгиня: забрала черная смерть младшего сынка. То плачет она по Иванушке, то неистово молится, чтобы спас бог от смерти старшего ее сына, Дмитрия.
А Дмитрий томится в своем тереме, как птица в золоченой клетке: не велел митрополит всея Руси Алексий никого впускать к немуни бояр старейших, ни отроков княжеских. Даже мать, княгиню Александру, не допускают к сыну. Поберечь надобно великого князя Дмитрия, спасти!
Много дней плакал Дмитрий по Ивану. И после смерти брата охватил его страх за всех близких, горячо любимых им людей.
«А что, как умрет и маменька, и владыка Алексий, и двоюродный брат Володимер?»думает Дмитрий, и от ужаса темнеют глаза князя. Он знает, что на кладбищах уже нет места для новых могил.
«А если и я умру?..» Каждый день, молясь о близких, он молится и о своей жизни. Молится и надеется жить.
А через два месяца после смерти Ивана в ночь, когда на дворе бушевала метель и страшно завывал ветер, умерла от черной смерти и великая княгиня Александра.
* * *
В это жестокосердное время молятся люди московские: дома у себя, кладя поклоны перед образами, в церквах, набившись в них тесными толпами и не ведая, что так передают они болезнь друг другу Молятся москвитяне: «Господи! Сохрани тех, кто еще жив!..» Молятся, закрывая глаза умершим, отпевая их в церквах.
Молится и старый митрополит Алексий, благодарит бога за каждый прожитый Дмитрием день. Но молитвы не снимают тревоги. И поэтому он то вспоминает травы, что от болезней хранят, то листает греческие лечебные книги, то берет евангелие, когда-то им переведенное с греческого языка и собственноручно переписанное. Снова и снова читает его, ища откровения божия, науки.
Сальная свеча оплывает все больше и больше, а чтение то и дело перебивается мыслями, воспоминаниями.
И видит он себя двадцатилетним юношей в Богоявленском монастыре. Все свое время, кроме молитв, проводил он в чтении и изучении священного писания. Как спокойно и блаженно было тогда на душе у инока Алексия.
Всплывает в памяти митрополит Феогност, который взял Алексия после двадцати лет монашеской жизни и книжного учения к себе на святительский двор. Двенадцать лет заведовал там Алексий судебными делами церкви.
И тогда на душе было спокойно и мирно: знал, что ему делать и как быть.
Рассеянно листает митрополит Алексий евангелие. Новое воспоминание, яркое, временем не замутненное, заставляет быстрее биться сердце. То было в 1355 году, когда, возвращаясь из своего путешествия на поставленье в митрополиты к патриарху в Константинополь, он был застигнут бурею на Кафиньском море. И сейчас перед внутренним взором серое от туч небо, ставшее черным, зловеще пересекают его из края в край молнии, и грохот грома сливается с воем ветра Огромные валы вздыбленного моря снова и снова обрушиваются на их утлый кораблик, который так скрипит, вот-вот рассыплется, опрокинется
Он помнит себя, горячо молящегося, дающего богу обет построить монастырь в честь святого или праздника того дня, в какой они, если бог смилостивится, достигнут берега.
И Алексий построил обетный Спасский монастырь близ Москвы, на берегу реки Яузы.
А теперь в этом монастыре ученик Сергия Радонежского Андроник каждый день отпевает умерших от черной смерти.
* * *
Князь Дмитрий Иванович сидит взаперти в своем тереме, и Юрка, сын сапожника, тоже сидит взаперти. Отец всей семье запретил из избы выходить. Добрый погреб под полом кормит и поит.
День и ночь думает Юрка о своем друге Доронке, умоляет отца:
Я только на баньку взлезу, одним глазком гляну: жив ли?
Не разрешает отец
И однажды, когда все в избе спали после обеда, ослушался Юрка: осторожно открыл дверь, перебежал двор, вскарабкался на крышу баньки, посмотрел на усадьбу кузнеца и обмер
Видит Юрка: стоит у дома своего его друг Доронка.
Доронка! закричал Юрка. Не заболел ты?..
Нет, тихо ответил Доронка. С голоду помираю. Батюшку с маменькой, Евфросинью и дитятку ее давно черная смерть забрала Увезли их. А мне выходить не велено было.
И не помнит Юрка, как во двор кузнеца прыгнул с баньки, как схватил друга за руки и привел в свою избу. Опомнился от крика матери:
Батеньки! Свят! Свят! Что же деется?..
Тут и сапожник с полатей вскочил, увидел друзейи не стал бранить сына, все понял, приказал:
Мать, топи печь, кипяти воду! Полную кадку наливай!
Парили Доронку в горячей воде со всякими травами. Потом кормили, потом спать уложили. И проспал Доронка два дня и две ночи. Мать Юркина слезы утирала, глядя на него.
У нас пока будешь жить, Доронка, сказал сапожник. А подрастешьпереселишься в свой пустой дом, ремесло своего родителя продолжишь. Зело оно потребно и князю, и боярам, и простым людям. А детям моим ты теперь брат родной.
* * *
Как ни свирепствовала черная смерть на русской земле, но и она обессилела: ушла в другие края, а может, и совсем отступилась от своего страшного дела.