Речи были сладкие. Даже легковерный Василий Голицын почёл их за сказку и отписал Дионисию и Щербану, что двинется он поначалу на Крым, а когда Крым будет разорён, тогда удобно будет идти и на ту сторону Днепра, на Белогородскую орду и за Дунай.
Осторожность оказалась не напрасной. Уже в походе пришла весть, что волохский господарь Щербан помер, а сын его Константин и не думает примыкать к московскому войску.
Само стодвенадцатитысячное московское воинство собралось на сей раз уже в феврале и весною двинулось на Украйну ещё по снежным путям. Правда, как и в первом походе, много было нетчиков, в срок не явившихся на службу, и пришлось дожидаться их на гетманщине.
В ожидании нетчиков и в устроении ратных людей по полкам тянулось время. В Бутырском полку регулярного строя, выступившего со своего полкового двора, как и в выборном Московском полку, нетчиков не было. Здесь за солдатами строго следили и офицеры, и сержанты, а за всем надзирал штаб генерала Гордона, командовавшего обоими выборными полками. Эти полки князь Голицын и поставил впереди всего войска. А за ними тянулись созываемые токмо на войну новые полки числом в семьдесят тысяч. В них, хотя наёмные офицеры-иностранцы и обучали солдат регулярному строю, неурядица была велика. Ведь после похода полки распускались по деревням, и солдаты превращались в обычных мужиков-пахарей. Многие из них и стрелять-то за зиму разучились. И вот брели они сейчас по таврической степи, уставив вперёд нестриженые бороды и держа мушкеты яко вилы.
Ещё хуже была поместная дворянская конница. Сами-то дворяне ещё гарцевали на добрых конях, но холопы их, вооружённые ржавыми саблями, восседали на рабочих клячах, падавших по многовёрстному пути. Эта конница не могла устоять даже против легкоконной орды. Царский Оберегатель решил укрыть конницу в середине обоза, прикрытого пушками. Пушечный наряд был, правда, великболее семисот орудий, но пушки были разного калибра и срокаиные ещё со времён Ивана Грозного и Бориса Годунова. Правда, пушкари были добрые, с московского пушечного двора.
Замыкали воинство стрельцыони шли в поход неохотно, жаловались, что запаздывает им худое царское жалованье.
С таким воинством много не навоюешь!ворчал генерал Гордон, возвращаясь с большого совета у царского Оберегателя.Предлагал я по пути сооружать форты и складывать в них порох и провиант на случай ретирады. Но куда тамвоеводы шум подняли, и сам князь Василий меня спросил: «Что это ты, Пётр Иванович, отступать вздумалидём ведь по влажной майской траве и в степи пожаром не пахнет!»
И что же вы ему ответили, Пётр Иванович?Яков Брюс скакал с генералом стремя в стремя и слышал всю воркотню сурового шотландца.
А то и ответил, королевич ты мой, что Перекопом снова степь пойдёт, и степь там до самых крымских гор безводная! Подожгут её татары, а у нас снова ни фуража, ни воды! Вот и отступать будем, а орда на хвосте повиснет и много нашего брата в степях перебьёт. Тут бы форты и помогли! Так нет: приказ дан, вперёд до Перекопа!
Но до Перекопа передовой полк ещё не дошёл, как в степи объявилось конное войско сына крымского хана Нуреддина Калги. Страшный вопль «Алла!» огласил степь, и тысячи стрел полетели в русский лагерь.
К счастью, генерал Гордон был опытный воин и знал повадки татарской конницы. Потому каждый вечер очередной лагерь укрывал он за поясом обозных телег. Из-за этого укрытия грянули навстречу крымцам залпы отборных полков.
Скачи на батарею Тиммермана, прикажи бить гранатами по той знати, что столпилась за татарской ордой на холме!приказал генерал Брюсу и показал шпагой на раззолоченных мурз в шёлковых халатах и пышных тюрбанах, что толпились вокруг Калги.
Яков помчался на двенадцатиорудийную батарею, но не доскакал. Татарская злая стрела попала в шею коня-дончака, и он рухнул, увлекая за собой всадника. Матерясь по-русски, Яков выбрался из-под коня и бегом бросился сквозь пороховой дым на батарею. Долговязого голландца разглядел сразу, подскочил, передал приказ генерала. Франц Тиммерман аккуратно приложил к глазу дальнозоркую трубу, процедил:
Э, да никак там сам ханский сынок со всей свитой гарцует!И отдал приказ офицеру-бомбардиру:Вдарь-ка, Петрович, по тому холмику залпом из всех орудий!
Пушкари-бутырцы были опытные и стреляли прицельно. Взрывы гранат потрясли весь холмик и разогнали свиту Нуреддина Калги. Напуганный конь унёс ханского сына с поля сражения, а за своим предводителем растворилась в степи и вся татарская орда.
Вот что, Яков, бери сотню драгун и скачи в главный лагерь к большому воеводе. Передай князю: мы-то отбились, но к вечеру крымцы нас могут обойти и наброситься на обозы. Они страсть как их грабить любят!
Слушаю, Пётр Иванович, только дончака-то моего злая стрела сразила!вырвалось у Якова.
Гордон улыбнулся, гладя на раскрасневшегося молодого офицера, положил ему на плечо тяжёлую руку и сказал ободряюще:
Что конь, Яков! Много под тобой ещё лошадок падёт! Главное, что та злая стрела в тебя не попала. Значитдругая сегодня не прилетит!и распорядился подскочившему денщику с привычной суровостью:Дать Брюсу вороного, что князь Черкасский мне подарил!
Лошак был хорош, и через два часа домчался Брюс до главного лагеря. Царский Оберегатель как раз заканчивал затянувшийся завтрак. Весть о шумной баталии в Передовом полку вызвала в голицынском штабе переполох.
Немедля подтянуть обозы, огородить весь лагерь, полкам стать за обозом в каре!приказал Голицын.
А может, конницу-то поместную вывести из лагеря и бросить навстречу орде?предложил молодой, нарядно одетый боярин.
Что ж, Борис Петрович! Вот ты и поведёшь дворянские полки! На то ты и Шереметев!Князь Василий глянул на молодого не без насмешки, но тот вызов принял, отвесил поклон:
Спасибо, большой воевода, думаю, перехвачу ханского сынка!
Перехватить-то перехватишь, да не накостыляет ли татарва на своих скорых лошадках твоему поместному воинству на худородных клячах?рассмеялся стоявший рядом с Голицыным красномордый Иван Бутурлин.
Там, в Черной долине, думаю, и сойдётесь! Поглядим, кому Бог в помощь! А я пока огорожусь обозами да выставлю семьсот пушек!рассудил большой воевода. И приказал Брюсу:А ты, молодец, мчи во всю прыть к своему генералу, передай: Голицын, мол, благодарит за предупреждение и к отпору крымцам изготовляется.
Брюс со своими драгунами успел миновать без помех Чёрную долину и домчаться до лагеря Гордона, прежде чем в сухой ложбине сошлись в конном бою поместная московская конница и легкоконная орда. Но бился в том бою против крымцев один драгунский белгородский полк Шереметева. Поместная кавалерия боя не приняла и ускакала в главный лагерь, где и укрылась за пехотой. Бориса Петровича татарам схватить не удалось: огрызаясь с коней ружейным огнём, белгородцы пробились к своим.
А когда орда налетела на огромный московский лагерь, грянули семьсот русских пушек, и крымцы умчались в ночь, исчезли в степях. Дале до Перекопа голицынское войско дошло беспрепятственно. 20 мая воевода узрел перекопскую фортецию и удивился: то была не крепость, а крепостца. Вал местами уже обсыпался в ров, редкие турецкие пушечки легко можно было смести огнём сотен голицынских орудий.
Наш будет Перекоп!жарко прохрипел над ухом царского Оберегателя Ванька Бутурлин.
Взять-то возьмём, а что дале будем делать? Вишь, за валом тысячная татарская орда, справа море Чёрное, слева Гнилое, и ни одного колодца, чтобы водицы испить!раздражённо отмахнулся Голицын от воинственного воеводы. И обратился к Гордону:Посоветуй, что дале-то делать, Пётр Иванович, ведь вода пресная в бочках на исходе?
А какой я совет в начале похода давал? Надобно по пути в Крым форты строить и в них колодцы копать! Так нет, спешили: вот и Перекоп, а за ним опять безводная степь. Татары её легко подожгут, жара опять настала адская!Гордон зло ощерился и, махнув рукой, сказал, как отрубил:Обратно надобно войско заворачивать, боярин, опять ретираду чинить!
Но князь Василий ещё потомил войско двое суток перед Перекопом и даже послал своих дьяков в татарский лагерь, предложил: быть вечному миру!
Крымцы токмо посмеялись над посланцами царского Оберегателя, показали им три маленьких колодца и сказали: вот и вся наша вода, а дале до самого моря сухая степь!