Ну и жара! Прямо как в позапрошлом году, в Чигиринском походе!Толстый краснолицый майор расстегнул ворот домотканой рубахи, вылезавшей из-за прадедовской кольчужки, вытер катившийся градом по лицу пот и сказал громко, открыто:К чему сие прощальное построение?! Схоронили бы нашего генерала по-тихому, в берёзовом лесочке у ихней лютеранской кирхи. Так нет, церемонии развели, господа из Москвы наехали!
Тише ты, лысый чёрт!прервал расходившегося сотоварища другой офицерсухопарый высокий капитан с лицом, украшенным страшным лиловым шрамом от турецкого ятагана.Из Москвы-то лучшие генералы-шотландцы прискакали: Пётр Иванович Гордон и Павел Григорьевич Менезий.
Ну, Гордона-то я в деле под Чигириным виделв первых рядах стоял, пулькам не кланялся! А вот Менезий только из царских покоев заявился. И какой он, к чёрту, боевой генерал, пока с мальчонкой, царевичем Петром, на деревянных лошадках по кремлёвским палатам скачет!хрипло выдохнул толстяк-майор и тотчас замолк: в воротах показался катафалк, окружённый генералами и воеводами в чёрных траурных плащах.
Ратники с облегчением сдёрнули раскалённые шеломы, начали креститься.
Катафалк остановился посреди полкового плаца, и выехавший вперёд генерал на вороном, подобающем траурной церемонии коне поднял вверх офицерскую шпагу.
Солдаты славного Псковского полка!Голос у генерала был резкий, командный, властный, за этой властностью сразу даже и не улавливался иноземный акцент.Ныне прощаемся мы с вашим полковым командиром, Джеймсом Брюсом. Те, кто давно служит, знаетводил Брюс Псковский полк под Ригу супротив шведов, ходил с полком на Вильно супротив ляхов, а в позапрошлом году бился со своим полком с турком под Чигириным. И славно бился, за что и получил генеральское звание. Офицер сей был смелый и отважный воин, и не только ваш полк, но всё войско русское сохранит о нём добрую память!
Взлетела позолоченная шпага:
Прощальный салют в честь генерала Джеймса Брюса!
Патрик Гордон, он-то и произнёс прощальное слово, опустил сверкнувшую на солнце шпагу, и грянул тройной прощальный салют: стреляли из мушкетов первая, вторая и третья шеренги! Весь плац затянуло жёлтым пороховым дымом.
Доброе слово молвил Патрик Иванович, спасибо ему!выдохнул капитан и опустился, крестясь, на колени.
Примеру его последовали и солдаты, даже лысый майор, ворочая тугой шеей, исполнил древний православный обряд.
Но вскочил лысый первым и заговорщицки зашептал соседу-капитану:
Что ж, Брюсы, хотя и лютеране, а поминальный стол готовят по нашему обряду. Вечор сам видел, как внучата покойного, Ромка и Яшка, волокли с речки великий улов. Будет сегодня и славная ушица, и студень с хреном, да и водочки за покойного пристойно тяпнем!
Эх ты, Сёмка, Аника-воин! Тебе бы всё пожрать да выпить! А я вот с покойным при боярине Ордин-Нащокине в рижском походе крепости брал и сам в осаде на одних сухарях сидел!
Брось дурить, Лукич. От большой войны Господь Бог ныне миловал, так что самое время всем закусить да по чарке горькой за покойного генерала опрокинуть. Эвон, глянь, к нам и сам наследник поспешает: не иначе как на поминки звать!
Семён Трубецкой оказался прав: подошедший Вильям Брюс пригласил господ офицеров к поминальному столу по генерал-майору Джеймсу Брюсу.
На другой день после поминок в кабинете покойного генерала состоялся совет ближних с присутствием прибывших знатных шотландцев: генералов Гордона и Менезия.
Когда в позапрошлом году бились мы супротив турок с твоим отцом, Вильям, под Чигириным обменялись клятвами: помогать в случае, коли падём в баталии, нашим детям и внукам,сурово молвил Гордон.Оттого и предлагаю тебе, переходи тотчас в мой Бутырский полк. Получишь там новый батальон, который набирает по своей воле новый царь Фёдор Алексеевич.
Да привык я ко Пскову, Патрик Иванович,в раздумье отвечал Вильям.Тут у нас и дом свой, и усадьбишка под городом, да и в полку мой батальон, без похвальбы молвлю, наилучший.
Это он у тебя, Вильям, наилучший был, пока твой отец полком правил. А ноне знаешь кого в полковники у вас метят? Того толстяка-майора, что вечор на поминках так лихо поминался!вмешался в разговор другой генерал-шотландецмелкий, усохший, с пергаментным жёлтым личиком.
Да ведь Сёмка, всему полку ведомо, пьянь и дрянь: токмо и умеет, что водку жрать да доносы воеводам писать!вырвалось у Брюса.
То для тебя, Вильям, Сёмка пьянь и дрянь, а на Москве, в Приказе ратных дел, Сёмка есть князь Семён Трубецкой, майор и заслуженный воин! Правда, до Чигирина он не дошёл, по пути заболел, но что в том страшного? Любой солдат заболеть может. А вот по воинскому званию и годам службы он старше всех в вашем полку и помяни меня Богбыть ему вскоре вашим полковником!Павел Менезий скривил губы в недоброй иезуитской ухмылке и холодно воззрился на молодого Брюса.
Да, будь Вильям простым ландскнехтом, послал бы я его к чёрту, но ведь он же Брюс, королевских шотландских кровей. И посему он, Павел Менезий, его так не бросит, не тому отцы-иезуиты в коллеже учили!
Как же так, неужто Сёмка-пьянь вместо моего отца будет полковник?!простодушно удивлялся Вильям Брюс, меряя аршинными шагами отцовский кабинет.
А ты разве не ведаешь, что местничество на Москве ещё не отменено, а по его неписаным правилам куда тебе, Вильям, меряться с князем Семёном Трубецким!резко прервал его шаги Патрик Гордон. И добавил в открытую:Мы с другом моим, Павлом, потому и поспешили во Псков, чтобы поддержать тебя, Вильям, в горе и проложить новый курс для твоей судьбы! Так что собирайся в Москву, пока у меня в Бутырском полку есть майорская вакансия.
Да и мальцов твоих пора на царскую службу пристраивать,подхватил Менезий.Ромка звон, в какие гренадеры вымахал! Да и Яков смышлён. Я поутру ему в библиотеке деда экзамен учинил, так сей малец меня изрядно порадовал: не только знает наш английский, но говорит и по-немецки и латынь ведает. Нет, старина Джеймс недаром вечерами своим внукам уроки давал! Вот бы мой нынешний учень, царевич Пётр, таким знаньем блистал!вздохнул старый лис Менезий и как бы между прочим добавил:Ну что же, я думаю, твоего Якова я в царский круг быстро введу. Среди робяток царевича Яшка не затеряется!
Это и решило дело. Вильям Брюс не хуже Менезия понимал, что для будущего своих сынов лучше жить в Москве и служить в столичном Бутырском полку, чем слушать на плацу разносы пьяного Сёмки.
Той же осенью Брюсы переехали в Москву и поселились в Немецкой слободе. Военную науку Роман и Яков стали постигать под командой Патрика Гордона, который всегда соблюдал золотое правило шотландских волонтёров: крепко стоять в едином строю!
Крымские походы
В Москве Брюсы, расположившись поначалу в Немецкой слободе, сняли особняк богатого английского купца Ричарда Стайлза, отбывшего по неотложным делам к своему брату в Лондон. Братья Стайлзы вели большую торговлю в России, состояли членами совета известной Московской компании, имели свои торговые склады в Архангельске, через который велась тогда вся обширная англо-русская коммерция. Уступая одно время первое место в торговле с Московией, в годы кромвелевской революции в Англии и гражданских войн, голландским купцам-соперникам английская Московская компания снова утвердилась на русском рынке к концу XVII столетия. В Совете компании в Лондоне вновь разрабатывались великие прожекты выйти через Россию и Каспийское море на знаменитый Шёлковый путь из Азии в Европу. Планы сии требовали широкого доступа к царскому двору, отмены всех ограничений для английской торговли, введённых покойным царём Алексеем Михайловичем, и само собой денег, денег и денег! Вот за тем Ричард Стайлз надолго и отправился в Лондон, а свой дом в Немецкой слободе в Москве сдал в аренду майору Вильяму Брюсу, переведённому в Бутырский полк.
Особняк Стайлза в два этажа стоял в саду на тихой и чистой улочке Немецкой слободы и был сдан купцом со всей удобной английской мебелью, богатой кухней, выложенной цветными голландскими изразцами, с навощённым блестящим воском паркетом главной залы. Стайлз оставил в пользование новым постояльцам и свою библиотеку, где выделялись дорогими изданиями сочинения Вильяма Шекспира, «История Британии» Джона Мильтона и сочинение Томаса Гоббса «Левиафан». Само собой, до философских и политических размышлений Гоббса десятилетнему Якову было не дотянуться, но вот исторические сочинения Мильтона и пьесы Шекспира живо занимали его воображение. Пьесы зимними вечерами зачитывались Яковом у камина всему семейству, и сам майор Вильям Брюс, вернувшись с полкового плаца, много смеялся над похождениями бравого толстяка Фальстафа.