О! Я, когда завязать хочу, Ян стучит ногтем по жестянке, бывают минуты озареньятакже себе вешаю: сразу ни-ни, Яныч, постепенно змею башку сворачивай. Милое дело, так себя морочить. Ян опять противно подстукивает ногтем по пивной фольге, и Никита вдруг понимает, что этот его дурацкий любимый жестиз выстраданного к дорогому другу змею презрения. Кто ж готовность определяет, а, майор?
А по мне, так вряд ли когда и будете готовы. Посмотрите на себя, Позгалёв, гляньте в зеркало на досуге. Уж лучше в банку, чем так оскотиниться.
Ян молчит, хмуро вперившись в столешницу. Кажется, слышны его скрежещущие шарниры челюстей. Уже не играется ему в лебедевскую игру: красно налитыми глазами смотрит на коменданта, но в последний момент натягивает нежно-лютую улыбку.
Как думаешь, Лебедев, лодка атомнаякрепче твоей барокамеры?
Ну-ну, продолжайте интересно послушать бывалого человека
Молчишь Правильно молчишь. Вода дырочку всегда найдёт. В любую банку, рано или поздно, суёт палец в отверстие пивной жестянки Ян. Природоведение со школьной физикой. Кто-то и страдает, а кто-то, как гнида обоссавшаяся, сам, и всехв банку норовит. Чтоб не страдать? Черта лысого. Чтоб других за причиндалы держать сподручней. Смотри, что случается с атомной банкой всего-то на тыще метров, Позгалёв хрустко сжимает жестянку, выгоняя из неё пенные остатки. От металлического звука очухивается, пружинно вскидывая голову, Алик.
Во всякой банке, Лебедев, принцип самотопа. Ненадёжный агрегат. Я б с тобой, может, и поговорил про органичнонеорганично, только как-то так выходит, что если вор мне мораль берётся читать, рассказывать, какой я неготовый, потому как недоношенный, я вору слабо верю. Такой вот дурак. А тывор, Лебедев, конченый. Так кто из нас недоносок?
Комендант потирает нос, улыбчиво прохаживается туда-сюда, сохраняя видимое спокойствие. Останавливается перед Яном, руки за спину; катает тулово с пяток и обратно.
За такие слова придется ж ответить, Позгалёв.
У меня вредная привычказа все своё отвечать.
Тогда слушаю суть ваших лживых обвинений.
Это я слушаю, как ты наш номер употребил, сученыш.
Вон оно что М-да, хотел поздравить вас с неполным, так сказать, оскотиниванием, но вы безнадёжней, чем я думал: не просто лжецс низкопробной такой патологической хитрецой лживая скотинка.
Позгалёв медленно вырастает над столом. Из шеренги халатов вдруг, сквозь всхлипыголос. Катерина всё это время не слизывала мучительно помаду, а едва сдерживаясь, нервно кусала губы.
А что, неправда? Видела, как вы деньги Не первый раз уже. Все знают, молчат только в тряпочку. И тут вам не б***ди!
Катя громко сбрасывает с локотков всё, что там у неё тарилось, бежит вон из кабинета.
За враньёзаявление мне, Климченко, сегодня же положишь! кричит Катерине вдогонку комендант. Поворачивается к Яну:
Радуйтесь, очередная ваша жертва, Позгалёв.
Как картонную коробку, Ян переворачивает стол, прёт на Лебедева. Тот пятитсяидиотская улыбкане верит, что взаправду. Красные лапищи с треском принимают отглаженный ворот, впечатывают коменданта в стену.
Сестрички, мигом протрезвевшие, побросав алкоголь и провизию, вылетают с визгами вслед за Катериной.
Никита с Аликом, подскочив, пытаются отодрать позгалёвские волосатые ручищи от тощей лебедевской шеи.
Задушишь же!
Кончай!
Отпусти!
Убьёшь!
С бешено ярящимся глазами Ян вдавливает его в стену. Из носа комендантавдруг сверкающие зелёные пузыри. На секунду Лебедев обморочно обмякает, вводя капитана в заблуждение, и тут жехитрым ныромуходит в бок. Топорщащийся затылок проходится щёткой по стене, бьётся о навесную аптечку, сколупывая её с грохотом. Комендант падает, ошпаренно вертится в бинтах, таблетках, пузырьках. Вскакивает, шарахается к двери. Выпученный, щупает шею, крутит челюстью, словно пробует посадить сорванную голову обратно на резьбу.
Зря я вас, мартышек, не сдал в комендатуру. Ничего Из аквариума своего сунетеськлетка вам обеспечена.
Пачкун сопливый, Ян стоит, широко расставив ноги, брезгливо стряхивает с рук лебедевскую слизь. Копыть отседа, жопа с ручкой, а то ж передумаю.
Полосатик
Перезревший гнойник лопнул. Зелёными лебедевскими соплями. А вечером во флигеле вырубили свет. И кормилица Вера всё не шла. Оштрафованные темнотой, рядомконсервы и графин спирта, друзья скорбно давили матрасы в своём войлочном аквариуме, слушая радиоточку. Каждый подсчитывал личный ущерб:
Все, завал, привет, пункт вэ, вздыхал Алик, теперь по любому отобьёт письмо счастья. А уж Еранцев постарается будьте-нате. Не, Позгаль, я не то чтоб сам бы его за такое Зато теперь ясно, кто звонарьМайков, падлятник.
Кому пункт вэ, а комуверная смерть, варились мрачные мысли в Никитиной голове. Отец меня размажет по стенке и будет, возможно, прав.
Плевать на пункт вэ, с Катей нехорошо, страдал Ян.
Всё шло, катилось к тому, и вотдокатилось; винить Позгалёва было бессмысленно. Остроскулое лицо отца со свирепым изломом бровей смотрело на Никиту откуда-то сверху, с мглистого потолка. Сын пытался оправдываться, придумывал слова: да, подвёл, но признай, что всё покатилось чуть раньше, с момента, когда эта дурацкая затея пришла в твою извилистую голову.
Ужина так и не дождались. Из холодной фазы война перешла в горячую, с санкциями и блокадой. Но обесточить репродуктор врагу не удалось. Слушая песни советских детских композиторов, друзья ковырялись в шпротах и допивали остатки обжигающего «шила», часть которого Ян извёл в качестве антисептика, оттирая руки от лебедевских соплей. Впервые во флигеле не чувствовалось затхлой пыли: густое алкогольное облако прибило даже прелую матрасную вонь.
От шила Никитин страх сбродил в нервно-хихикающее равнодушие. Задышалось дурманно-весело, физиономия отца немного подобрела. Забылись пункты и подпункты, и на пару с Мурзяновым они даже начали хохотать, вспоминая лебедевский жалкий вид, восхищаясь Позгалёвым и пьяно досадуя: бляха, надо было нам тебе не мешать, Ян, лучше б ты жопу с ручкой прям там
Триллер отстрекотал; Алик и Никита, как мальчишки, смаковали вкусные фрагменты и фразочки главных героевплохого и хорошего:
Получи, штаб флота, готового алкоголика!
Посмотрите, перспективные б***ди!
В банку всех хочешь?
А что, хорошая идеяв банку!
Вот тебе банка!
Я слушаю суть ваших лживых!
Это я слушаю, как ты, крыса, наш номер
Майор ему уже не хер собачий!
Почему жеименно собачий! Ха-ха-ха
Хохоча до спазмов, катались по матрасам, не заметив в темноте, как Позгалёв бесшумно исчез.
Ян, ты тут? Эй, а где Позгаль-то?
Да вниз, наверное, пошел, отлить. Схожу, гляну.
Внизу Позгалёва не оказалось. Никита глянул в кустыникого. Прыгнул зачем-то на дубовую ветку, осыпав листву. Позгалёв не свалился. Затем, хватаясь за сучья, полез к воде. И здесь было пусто. Шило протекло на нижние этажи, и вотразжижило ноги, превратив их в неверную хлябь. Море лежало тяжёлой тушей, проминая пляж, делая из него овраг с каменистыми склонами. Никита не удержался, упал. С трудом по тропинке, как по вертикали шведской стенки, цепляясь за корни самшитника, вскарабкался обратно. Сел на крыльцо. Мохнатой дырой слева зиял лиственный тоннель в центральный корпусстрашноватый, казалось, уже обставленный через метр комендачамивон даже что-то сверкает-блестит: примкнули к АКМ-ам штык-ножи? Набраться духу и войти. Заломят руки, повезут на кичу, отберут шнурок с плавок, кинут в клетку. И такв клетке, чего бояться?
Встал, пошёл. Штык-ножи оказались светлячками, кружили не кучно, по-одиночке. Ты прав, Ян, страна уже другая, бояться не надо.
Через парк, полупустой, те, что жмутся на лавках, не в счёт: полканы с женами реанимируют износившиеся по гарнизонам чувства. Потомчерез розарий, отдыхающий от насильников-шмелей, в обход запруды с уснувшими кувшинками, затем по туевой аллее с тучами мошкары, ткущей бороды фонарям. Зачем ты мне, Ян? Хожу, ищу тебя, как сосунок мамку. На выход, в Хосту, через вертушку проходной.