Стих 2 домучил его перед самым отлётом:
«Белые высаживаются на берег. Пушечный выстрел! Надо покориться обряду крещенья, одеваться, работать. Сердцу нанесён смертельный удар А за спинами конкистадоровЕвропа, где участь сынков из хорошей семьидосрочный гроб, сверкающий блестками и слезами».
«Anticipe»«досрочный» можно заменить на «premature»«преждевременный».
По акватории бегал катерок с лыжником, взвизгивал и мешал. Человечка мотало, как осу на нитке. Банда чаек кружила рядом. Говорят, унесённых в море эти стервятники не щадят: начинают с глаз, вспомнил Растёбин однажды что-то такое о чайках услышанное.
Накрылся книжкой; многоглазые строчки смотрели из темноты. Потом кто-то позвал:
Никита! Ни-ки-та!
Сквозь сеть, оказывается, тут слоновья дыра, лез Майков. На головемаска с подвижным рогом дыхательной трубки. Запутался, бултых! исчез под водой; барахтаясь, всплыл, начал выгребать. Мокрые космы крысиным хвостиком на плече, с седой дорожкой пузико, сочащийся нейлоновый мешочек узких плавок, крепенькие короткие ноги. Косолапо, вразвалку, пробрался по камням. Авоськи с книгами впервые не было.
Вот такого сковородничка видел! показал, счастливый, минимум два сковородных размера, морской окунь, по-ло-са-тый! А бычков! У волнореза особенно. Чёрные, как головешки. Шасть под камень! с ранья за ними гоняюсьсопливые, не выковырять.
Полил из трубки камушки. Лёг рядом.
Ах, с такого спорта каждая мышца блаженствует и спасибо тебе говорит. Купались уже?
Нет ещё.
Пойдётевот вам маска. Берите, берите одно удовольствие. А где друзья?
На процедурах.
Да, не позавидуешь. Взяли в оборот. Слушайте, так и не понял, чего вас все-таки с номера поперли? Стучусь тут к вам, с неделю назад Какой-то мужик Это из-за генералатогда, в столовой?
Вы вроде уже спрашивали. Да, из-за него.
Никита осторожничал: больно настойчиво вынюхивает, поди знай, может, и слил про дембельские намерения видяевцев. Или просто сболтнул без задней мысли? Какая разница.
Сволочизм форменный. Я считаю так: на отдыхе забудь о чинахгенерал, не генерал, тут тебе не армия. Книжка какая-то сурьёзная у вас. Можно?
Конечно.
У-у, французский Ну да, вы же переводчик.
(Откуда знает?)
Ар-тур Рим-ба-удКто таков?
Артюр Рембо. Поэт.
Тоже когда-то стишатами баловался. Первая школьная любовь, трепет сердца, обморок души Достать чернил и плакать. Прошло потом, вместе с поллюциями. Дневник начал вести, не пробовали? Очень полезно. Как обычно ведут: во столько-то встал, умылся, порезался бритвой, жена пересолила, ругались двадцать минут. Лучше, конечно, чем ничего, а ямысли, наблюдения Мелочь подметишь, или там озаритвроде и выбросить жалко. Склад ума тут нуженчтоб тяга к обобщениям, анализ, понимаете? Вот те, которые любят дневникиу них синтез, расщепление. Удивительное, как говорится, рядом: шлепаешь флюорографию, 30-ю клетку на дню, шалеешь ужепроявка, сушка смотришь, вроде кости и кости, и вдруг образ: арфа, скажем, ребер. Вензелёк, а от рутины отвлёкся и тут же записать. Забросил в итоге, лениться стал. Вы, Никит, пока молодой, не ленитесь, всё впитывайте, осмысливайте. Багаж важен. Захотите потомне сможете. Серые клеточки, они такие
Позади них вдругшорох гальки.
Никита обернулся.
Лебедев, как всегда отутюженный, разве что ворот рубахи не до верхней пуговицыщадящий режим. И на плеченевиданный махровый хаос: пушистое полотенце.
Не помешаю? тихим, почти извиняющимся голосом.
Ну что вы, Павел Владимирович
Рентгенолог даже привстал. Никита пожалел, что выбрал неудачное время, придя сюда.
Комендант расчехлилсярубашка, серые полотняные брюки. Сложил всё тщательно, иаккуратными стопочкамина полотенце. Затем часыс левой руки.
Забавно, ведь он левша, вспомнил Никита, выписывал мне подтирку тогда в кабинетелевой. Или так надёжней? Всё под контроль, даже время: ущербной правой доверить нельзя. Леворукий повелитель Кроноса.
Как вода?
Дурацкий вопрос: в августе, в Сочи. Растёбин мысленно усмехнулся.
Так чё ему, стомилось за лето, начал было Майков, кивнув на море, но отчего-то запнулся. Вода сегодня, Павел Владимировичмолоко!
Лебедев уже не слушалбосой, хрустел по гальке. Несуразная фигура, смотрел ему в след Никита, из двух разнополых собранная: туловоплечистое, мужское, ручки и ножкитощеватые, женские. Будто какие тромбы не дали конечностям налиться нормальным мясом.
Вошёл по пояс, зачерпнул ковшиком ладоней воды. Обтёрся равномерноплечи, ручки. Грудьзвонкими шлепками. Поплыл дамским, без подныра, брассом.
Катерок с лыжником визжални одной передышки. Наверное, какая-нибудь пытка, практикуют с нарушителями в соседнем санатории, Никите вдруг стало весело. Аккуратными толчками комендант выводил плавные узоры.
Дельфины, где вы, дельфины? Его берегта сторона, оттащите, спасите! Чайки, где вы, морские стервятники? насмешливо бормотал Растёбин, поглядывая на пыхтящего коменданта.
Уйти прямо сейчас. Чего я боюсь? Встать, и демонстративно
Но он всё сидел, как приваренный, посмеиваясь над серьёзным пловцом и слушая докучливое бормотание Майкова:
Серые клеточки, они даА ты их физкультурой. Тесты вот, например Так и не пришли ко мне Ну, понятно, обстоятельства. Вот нагрянуПозгалёв не отвертится.
Никита лёгперевод его накрылся. Сначала они тебя изолируют, потом кружат назойливыми мухами.
Услышал, как Лебедев вылез, приблизился, обкапал всё вокруг, сел на полотенце. Сквозь сцепленные пальцы было виднотак и не окунулся с головой. Зачем, правдавсегда холодная, в комплект к «горячему» сердцу. Вот бы рентгенолог емумаску с трубкой
О чём-то они говорили, но Растёбин, задремав, уже плохо слышал
«Море-то какоекипяток».
«Кипяток, но с Сочи дрянь несёт».
«Хорошо бы на пляже квас продавать, Павел Владимирович. Нигде такого кваса не пробовал, как в Хосте».
«Планируем мороженицу на следующий сезон».
«Убрали б с волнореза вышкусигают же прям на черепушки».
«Думали уже. Коптелов вот вернётся, будем решать».
«Дельфинов тут вчера видел, паслись недалеко».
«Они тут ча-асто В Кудепсте, слышали? Браконьерыбеременную самку».
«Да что вы, Павел Владимирович Вот зверьё!»
«Так время какое На рынке в открытую стояли. И покупал же народ Дельфинятина свежаяхоть бы Осетрина написали Эй, а ну, пошли отсюда!»
Никита очнулся, расцепил пальцы: «Кого он там шугает?»
Местные пацаны, перебрались с мыса. Хотели, видимо, на основной пляж «Звезды»понырять. Мальчишки кинулись обратно в чащобу. Лебедев сел, отбросил камешек: не понадобился.
«Эти и сигают».
«Ладно б только эти, Павел Владимирович, все подряд лезут. А дети, что с них взять Мальчишки же. Вы заметили, Павел Владимирович, какие нынче дети? Не нарадуюсьраскрепощённые, без нездорового этого стеснения, не было раньше таких детей. Они ж быстрей всех перемены чувствуют и уже не отдадут это. Другое всё вокруг, а деткираньше всех другие».
«Опять он про деток»притворяясь спящим, Растёбин таки заснул. Легкая полудрёма, с тонкой проницаемой перепонкой между сном и явью. Ещё не на замок границазвуки, голосабестаможенно.
Никите примерещился вдруг Позгалёв. Отчего-то в космосе. Вернее, сам был космосом, какой-то большой планетой, накрытой метеоритным дождём, обещающей вот-вот исчезнуть, больше не повториться. Планету «Позгалёв» был жалко
И фономневнятный разговор, простроченный вжикающим по волнам катерком:
«Вы заблуждаетесьещё как отдадут. Перемены? Хм, всё то же вокруг. Всё на своих местах, даже не волнуюсь. Что васне знаю, меняэто радует. Думал, Горбачдурак Не дурак. Главное соблюдено: по сути, им дали А дали, легко и заберут, не пикнешь. Приплыло-уплыло, не твоёдаром».
«Как-то вы больно мрачно. Я, например, ощущаю необратимость. Радостную даже необратимость».
«Эх, и не жалко ж вам дельфинов, Олег Иваныч».
«В вашей мысли, конечно, есть свой скелет. Тут не поспоришь, тут у меня тупик, развилка Ну, а как же быть?»