Никите Ивановичу оставалось только низко склонить голову и облобызать протянутую для прощания руку. Ловко! Его отсылали в самый ответственный момент.
А как же присяга?попытался возразить он.
В формальностях ли дело?ободряюще улыбнулась ему императрица.Поцелуете крест позже. О вашей преданности мне хорошо известно.
Последние слова содержали обидный намёк, и Панин должен был сделать вид, что не расслышал его. «Хорошо же,думал он.На первом кону выиграли вы и ваши друзья-гвардейцы. Но не следует думать, что партия закончена». Он поспешил откланяться и исчез за спинами обступивших Екатерину сенаторов.
Начиналась присяга. Преосвященный сказал речь и вытянул вперёд крест, с трудом удерживая его обеими руками. С двух сторон митрополита под локти подхватили священники помоложе. Като стояла возле, милостиво улыбаясь каждому кто подходил целовать крест, а затем ей руку, и мучительно страдала от того, что подмышки у неё мокрые, по спине стекают ручьи, а лицо в пыли. На зоре она не успела умыться, натянула платье поверх ночного белья, протряслась в карете, пропотела и пропылилась насквозь. Чулки, которые в спешке подала ей Марфа, оказались чересчур тёплыми, а дорожные туфлина слишком маленьком каблуке.
«Только бы умыться,думала императрица, стараясь протягивать руку не слишком широким жестом, чтоб, не дай бог, не обдать господ сенаторов едким ароматом конюшни. Она скосила глаза на Алексея. Поручик был не лучше неётоже грязный и не выспавшийся. Но, кажется, он чувствовал себя привычнее. Только зло поводил в разные стороны головой, как норовистый скакун. Тогда в карете он не позволил себе лишнего. Один поцелуй. Но долгий и глубокий, как нырок под воду.
Присяга шла уже к концу, когда из соседнего с площадью проулка, от канала послышался дробный топот беспорядочно скачущих лошадей, и к Казанскому собору наконец вылетел Конногвардейский полк. Всадники спешили, не держали строй и, когда выровнялись в шеренгу за преображенцами, обиженно гудели, толкая товарищей крупами и боками лошадей. Офицеров среди них было маловато. Из общей выцветшей зелени мундиров яркими пятнами выделялась только пара человекадъютант принца Георга Голштинского Потёмкин и секунд-ротмистр Хитрово.
Екатерина сделала им милостивый знак подойти. Оба юноши спешились и нетвёрдой после скачки походкой двинулись к ступеням. Сенаторы нехотя пропустили взмыленных и взвинченных донельзя мальчишек. Като усмехнулась: среди роскошно одетых государственных мужей её «секрет»те, кто сегодня действительно делал дело,отличались крайней неопрятностью.
Что с вами? Почему вы опоздали?Императрица, сдвинув брови, разглядывала помятую форму и рассечённый подбородок Потёмкина.Вы дрались?
Прощения просим, матушка,хором загудели конногвардейцы.Офицеры наши не хотели пустить нас. Пока всех не пересажали под арест, не могли идти сюда. Повинную приносим...
Григорий Александрович,прошептала Като,как мой дядя?
Всё в порядке,отозвался Гриц.Наши при аресте обошлись с ним грубо. Пришлось вступиться.Он потёр пальцем подбородок.Но в целом могло быть хуже.
Благодарю,Като протянула ему руку для поцелуяВот уже второй раз я очень обязана вам. Жаль, что вы пострадали.
Пустое,Потёмкин поклонился и отступил в тень колоннады, пропуская других присутствующих.
Предчувствия, мучившие его накануне переворота, оправдались. Он едва не стал первой жертвой мятежа, заступившись за перепуганного принца Георга. Бедное начальство вскочило с кровати в рубашке и ночном колпаке с кисточкой, попыталось схватиться за шпагу, но было сбито с ног и завёрнуто в ковёр, чтоб не брыкалось. Когда Гриц подоспел унимать своих расходившихся товарищей, шефу Конногвардейского полка уже изрядно намяли бока. Глаз у него заплыл, один ус был выдран, изо рта торчал скомканный шерстяной чулок.
По запарке и Грицу разок въехали в ухо. Однако потом ребята охолонули, признали право Потёмкина командовать и требовать от них порядка. К этому времени он уже осип от крика и озверел от их дури. Как бы то ни было принц Георг остался цел, и Гриц был этим доволен: он не питал к шефу зла. Теперь особая признательность Екатерины согревала его душу.
Между тем присяга закончилась, и полки, медленно развернувшись, потекли стальной змеёй с площади. Под их неповоротливой охраной государыня двинулась во дворец, где её ожидала радостная встреча с сыном и ещё более радостнаяс водой и мылом.
Глава 4КАРНАВАЛ
Дворец напоминал корабль в бурю, волны народа накатывались на его стены, грозя снести в канал. Вопреки правилам, все находившиеся в здании, включая прислугу, высыпали в парадные сени встречать императрицу. Как и на улице, к ней тянулись сотни рук, слышались умилённые голоса и вздохи: «Матушка, кормилица, голубушка...» Екатерина приказала себе забыть, какими дерзкими и порой жестокими по отношению к ней были эти люди. Слишком мелкая сошкаони не заслуживали ни мести, ни гнева. «Улыбайся! Будь ласкова!»
Оставшись одна в проходной комнате, двери в которую с двух сторон припёрли стульями, Като потребовала воды.
Где мой сын?осведомилась она.Я хочу его видеть.
Перепуганного мальчика привели через несколько минут. Он дичился и не подходил близко к матери. Екатерина с неудовольствием отметила, что наследник вцепился в руку Панина до белизны пальцев и на её приветствие, заикаясь, пролепетал:
Рад стараться, Ваше Величество!
Като отложила в сторону полотенце, стряхнула пудру с ладоней и, приблизившись к сыну, опустилась перед ним на корточки.
Как ты?
Мальчик шарахнулся назад, прижался спиной к коленям воспитателя и вытаращил на неё круглые от страха глазёнки.
Паша,императрица взяла его руки в свои руки,Паша, ты так испуган... бедный,она хотела его обнять, но царевич завертелся волчком, вырываясь, и заревел в голос.
Никита Иванович,Екатерина выпрямилась.Что с ребёнком? Он сам не свой.
Солдаты, мадам,почему-то в извиняющемся голосе воспитателя Като послышалось торжество,напугали его высочество. Всю ночь горланили под окнами. Знаете ли, эти пьяные выкрики, брань, угрозы... Они орали: «Поднимем на штыки голштинского выродка! Смерть ему!» Павел Петрович решил, что это о нём.
При этих словах мальчик ещё плотнее прижался к Панину, в его глазах сверкнула незнакомая Екатерине злость, и он вдруг выпалил в тревожное лицо матери:
Ты гадкая! Зачем ты их привела? Не хочу! Боюсь!
Царевич затопал ногами и опрометью бросился бежать из комнаты.
«Ладно,решила императрица,позже поговорим.Она подняла гневный взгляд на Никиту Ивановича.Клянусь богом, у вас я его не оставлю». Екатерина уже чувствовала, что одновременно с борьбой за власть у неё под рукой разворачивается страшная схватка за сына. Она выиграла, примчавшись в столицу в карете Дашковой, провозгласив себя самодержицей, приняв присягу, как полновластная государыня, и проиграла... собственное дитя. От сознания этого было горько, у Екатерины защипало в носу, и горячая плёнка на мгновение заткала ей глаза. Но императрица справилась с собой.
Оставим это,она милостиво кивнула Панину.Какие новости от моего мужа? Кто-нибудь прибыл из Петергофа?
О, очень многие,лицо Никиты Ивановича расплылось в довольной улыбке,князь Трубецкой, граф Александр Шувалов, вице-канцлер Голицын. И даже сам канцлер Михаил Илларионович Воронцов. Все они поспешили сюда с миссией от вашего супруга. Каждый обещал ему выступить посредником и уговорить вас помириться с ним.
Помириться?протянула императрица.Но ведь мы не ссорились. В ссоре с государем народ,её рука указала на окно, за которым всё ещё кричала и бесновалась толпа. Летевшие в воздух шапки были видны со второго этажа.Сейчас я закончу туалет и выйду к ним,кивнула Екатерина.Прикажите накрыть завтрак. От голода даже победители звереют.
Во дворце не было гардероба Екатерины. Все вещиплатья, бельё, драгоценности, даже мебельбыли перевезены в Петергоф. Теперь, умывшись и расчесав волосы, императрица вдруг поняла, что ей просто не во что переодеться. Она, конечно, могла щёлкнуть пальцами и приказать любой из хлопотавших вокруг женщин одолжить ей своё платье. Но это выглядело бы нелепо.