После этого Бирон встал со своего стула и вместе с Пьетро вышел из таверны. Он был в бешенстве. Он выдал себя. Не сдержался. Выпил слишком много водки с мороза.
****
Год 1739, январь 17-го дня. Санкт-Петербург.
Во дворце в покоях герцога Бирона.
Утром 17 января, герцог Бирон собрал у себя своих сторонников. К нему пришли барон фон Ливен, барон фон Бреверн, барон фон Мегден, граф Дуглас, братья Бирона Карл и Густав, принц Гессен-Гобургский, который в последнее время стал верным сторонником герцога.
Господа, начал Бирон. Я вами не доволен. У наших врагов всюду есть глаза. И они нам наносят удары. А вы? Вы спите! И не только спите, но и наносите вред моему имени. Зачем я дал вам всем должности прибыльные? Для чего?
Но ваша светлость, так и не сказала нам, что случилось? спросил граф Дуглас.
То, что жалобы на вас поступают постоянно. Русские и так меня ненавидят, а из-за вас эта ненависть становится день ото дня больше. Вот вы, граф Фринц-Фердинанд фон Дуглас, что можете сказать?
Дуглас посмотрел на герцога.
Но я не понимаю, кто может жаловаться на меня?
Вы излишне жестоки, граф, по отношению к солдату русскому. И я не раз прикрывал вас от суда.
Ваша светлость, я давно в России служу. Еще при Екатерине I, когда я был назначен генерал-губернатором Эстляндии, я всегда быт требователен к солдатам. Русскому мужику нужно наказание. По иному он не имеет почтения к начальству.
Глупость, граф, не лучший путь к успеху. Вы совершенно не знаете русских. И если вас солдаты на штыки поднимутто это ваше дело. Но мое имя из-за вас порочат! Тоже самое, касается и вас Ливен, и вас Мегден.
Но кому они жалуются, ваша светлость? спросил фон Ливен.
Жалобы поступают на имя государыни, но хода я им не даю. Но это пока. Так что советую вам умерить ваш пыл и вести себя достойно. Сами знаете, как крута бывает наша государыня. Она любит иностранцев, но не до такой степени.
Но что нам теперь делать? спросил Карл Бирен. Я даже не имею право наказать палками своих солдат? Так?
Да в любой армии Европы, солдат наказывают! поддержал его Густав Бирон. Как мне муштровать солдат полка, что мне доверен?
Хватит! Вы я вижу совсем не поняли, про что я вам говорю. Вам скоро ехать на войну господа Карл и Густав Бироны! И там вы сможете проявить свою храбрость на поле боя. Мне сейчас не нужна ненависть русских. И особенно солдат!
Вы думаете, ваша светлость, что завтра они станут вас любить? усмехнулся барон Мегден.
Я ничего не думаю, барон! вскричал герцог. Я вызвал вас, дабы отдать приказы вам! И я приказ отдал. Прекратить порочить имя герцога Бирона.
Все приглашенные склонили головы перед герцогом. Хотя каждый из них понимал, что немцев здесь все равно ненавидят, и будут ненавидеть, даже если они станут солдатам водку ведрами вместо палок раздавать.
«Эх, ваша светлость, подумал про себя граф Дуглас. Не пряником надобно действовать, но кнутом. И все твои сапоги будут лизать пока кнут в руках твоих. А ты его нам выбросить велел!»
Бирон поймал взгляд графа и спросил:
Вы что-то хотите еще сказать, граф?
Нет, ваша светлость, ответил Дуглас. Ваш приказ мне ясен.
Но вы с ним не согласны? Так, граф?
Коли вашей светлости угодно знать правду, то не согласен. Должен вам заявить, что Петр Великий сам палку из рук никогда не выпускал. А иноземцев русские ненавидели, и будут ненавидеть.
Я говорил вам, господа, не обо всех иноземцах. Я говорил вам о себе. Мое имя порочат на всех углах. Мое! А все вы зависите от меня. Не стоит пока сильно раздражать русских.
***
Год 1739, январь 17 дня. Санкт-Петербург.
В доме Артемия Волынского.
Заговорщики.
Жан де ла Суда пришел к Волынскому на тайное заседание совета друзей кабинет-министра. Здесь они обсуждали многие дела государственные, и планы строили, как положение в империи изменить
***
В доме Волынского уже собрались лица известные. И были это:
Артемий Петрович Волынский, хозяин дома, бывший Казанский губернатор, обер-егерместейр, кабинет-министр и лицо доверенное и приближенное к самой царице. Лет тогда Волынскому было уже больше сорока, но как мужчина он был еще хоть куда и мог пальцами своими подковы гнуть и завидным женихом в столице почитался.
Президент коммерц-коллегии граф Платон Мусин-Пушкин, аристократ и придворный. Лет ему было за 50, и граф был тучен, хотя одежда несколько скрывала это. Мусин-Пушкин был ярым патриотом России и ненавидел засилье немцев при дворе Анны Ивановны.
Молодой секретарь кабинета министров Иоганн Эйхлер. Выдвинутый в чины Остерманом и всем ему обязанный. Но он почему-то стал сторонником Волынского и мечтал самого своего благодетеля Остермана, и иных немцев Бирона, Либмана, Штемберга, Миниха, Манштейна, Бисмарска из России спровадить.
Архитектор известный и полковник войск инженерных Петр Еропкин. Ему было немного за 30, и был он высок, строен, и лицо имел чистое приятное. Сей человекдруг Волынского. Новый кабинет-министр ему во всем доверял.
Адмирал флота российского Федор Соймонов, прокурор Адмиралтейства. Адмирал уже стар. Службу свою России он еще при Петре Великом начинал и был человеком честным и неподкупным. Поначалу на этой почве и ссорились они с Волынским, который казнокрадом был известным, но общая ненависть к немцам при дворе сблизила их.
Все они жаждали изменений и готовы за них бороться. Назначение Артемия Петровича на высокую должность было воспринято как начало великих свершений
***
А вот и господин де ла Суда с новостями! проговорил Волынский. Тот, кого мы ждали, господа.
Все посмотрели на вновь прибывшего. Тот подошел к столу и сел на свободное место.
Говори! Не томи, Жан! приказал Волынский.
Я коротко сошелся с певицей Дорио, господа. И она в своих разговорах со мной многое стала выбалтывать.
И что вы узнали, де ла Суда? спросил старый адмирал Соймонов.
То узнал, про что токмо любовница от любовника узнать может.
И что там такого важного? торопил де ла Суду адмирал.
Бирену предложили его сына Петра женить на Анне Леопольдовне, господа. Ни больше и ни меньше.
Что? не поверил Мусин-Пушкин. Но как быть такое может? Сын Бирена станет мужем наследницы трона российского? И кто предложил такую глупость?
Банкир Либман. И он задумал сие уже давно и на Бирена наседает, дабы тот согласие на сие дал. Но Бирен отказывается, сославшись на несогласие императрицы и молодость своего сына Петра Бирена.
Он по пути Меньшикова идет, господа! проговорил Волынский. Тот хотел свою дочь женой императора сделать, а сей сын конюха курляндского желает сына на принцессе женить и своего внука иметь в императорах российских.
А себя в регентах! продолжил Соймонов. Вот куда Либман замахнулся. Но Бирен на то пока не дал согласия?
Нет, ответил де ла Суда. Но сие токмо пока, господа. Сегодня не дал, а завтра даст. И что же тогда нам под Биреном 20 лет ходить?
Да нет, господа, спокойно возразил Эйхлер. Не пойдет Бирен на такое. Да и не поддержит его никто в сем начинании кроме Либмана. Остерман первым на пути этого союза станет. Да и императрица наша не станет ссориться с императором Австрии, из-за Биренова сопляка. Здесь принц Антон Брауншвейгский. И Вена в нем видит мужа принцессы. Но в том иной резон есть, господа. Пусть не его сын станет мужем принцессы, но Бирен наш думает о регентстве при Анна Леопольдовне и при принце Брауншвейгском.
Откуда такие сведения, господин секретарь? спросил Эйхлера Волынский.
Этого вице-канцлер Остерман опасается. Ведь Бирен единственный при дворе кто дает принцу Брауншвейгскому деньги в долг. И Анне Леопольдовне он презенты дарит. А кабинет в суммах, принцессой просимых, отказал недавно. А вот Бирен те суммы выдал из своих денег.
В этом он умнее тебя оказался, Артемий, прямолинейно заявил адмирал Соймонов.
Но я не один в кабинете, адмирал! Там еще и Черкасский и Остерман. Но дело сие мы с вами поправим. Я постараюсь поближе сойтись с молодой принцессой.
Да и среди людей принца Брауншвейгского стоит завести себе глаза и уши. У Либмана, а значит и у Бирена, они есть, предложил архитектор Еропкин.