Калигулу это задело, но он не стал выказывать обиду. С хитрецамипо их же расчёту.
Но есть всё же то, что тебе недоступно, Квинт,помедлив, проговорил Сапожок.
И что же это?
Я знаю, что ты давно жаждешь завалить мою сестру Юлию Друзиллу, но она тебе неподвластна. Она этого не хочет, и ни твоя сила, ни твои деньги тут не помогут. Разве не так?
В зелёных глазах Макрона вспыхнул огонёк похоти.
А кто поможет?осторожно поинтересовался он.
Я могу тебе помочь.
Гость задумался. Ему действительно давно хотелось обладать дочерью знаменитого Германика и правнучкой Августа. Лёгкая, воздушная, словно наполненная свежестью и ароматом лесных ветерков, она единственная из обитателей императорского дворца вызывала восхищение старого вояки, и каждый раз сердце его вздрагивало, едва он видел её.
Сапожок тут попал точно в цель. Теперь оставалось ответить лишь на один вопрос: стоило ли ради этого прерывать нить жизни прежнего императора?
Разве это плохой договор?чувствуя слабину начальника гвардии, пошёл в атаку Калигула.Мы оба получаем то, что хотели, и оба выигрываем. Сейчас ты тоже зависишь от Сардака, он в любую секунду может оборвать и твою жизнь, если мой дед воспылает недоверием к тебе. Возьми того же Сеяна! Казалось бы, не было друга лучше у Тиберия, он вверил ему всю империю, назначил консулом, пообещал в жёны мою сестру. А где ныне его голова?
Макрон нахмурился. Настала пора принять последнее решение: с кем он ныне? Умрёт вместе с догнивающим Тиберием или останется с новым молодым императором? Сапожок умеет находить нужные слова и убеждать. Этого у него не отнять. И сенат племянничек в несколько мгновений укротит. И ему, Макрону, будет всем обязан. Разве этого мало? А ещё Юлия...
Когда я получу её?
Ты хочешь сестру прямо сейчас?встрепенулся Калигула.
Что ж откладывать.Префект сам наполнил вином чашу и стал пить медленно, по глотку, причмокивая и облизывая губы.На вилле Лукулла возникли некоторые сложности, и мне завтра придётся туда выехать. На день, на два...
И через два дня всё свершится?У Сапожка от этого предположения пересохло в горле.
Чего тянуть?
Да, конечно!
Калигула поднялся и снова сел. Ноги подогнулись.
Сейчас она придёт к тебе,прошептал он.
Он встал и вышел из гостиной. Спальня Юлии была рядом, и Сапожок постучал. Послышались её лёгкие шаги, дверь открылась, и она, увидев его, бросилась к нему на шею.
А я уже начала злиться на тебя. Слышала, как о чём-то бубните с Макроном, и подумала: как он может вести беседы с этим ослом и забыть обо мне! А ты вспомнил, любимый мой!
Она впилась в его рот и долго не разжимала объятий.
Славненький мой, пойдём в бассейн, я так люблю, когда мы этим занимаемся в воде, что меня уже бьёт нервная дрожь, ну пойдём, пойдём!зашептала она.
Она схватила его за руку, чтобы вести туда, но он её остановил:
Подожди, мне надо поговорить с тобой.
Там и поговорим.
Нет, лучше здесь.
Она замерла, вглядываясь в его глаза:
Что опять случилось?
Ничего. Просто мы договорились с Макроном, что он сам закончит несчастные дни нашего деда и сегодня же вечером провозгласит меня императором.
Юлия просияла, снова бросилась ему на шею:
И тогда мы сможем пожениться?!
Конечно!
Какой ты умный! Наконец-то я стану твоей женой! Как долго я об этом мечтала!В припадке восторга она даже укусила его мочку уха, и он вскрикнул от боли:
Ты с ума сошла!
Ещё бы! Я без ума от счастья!
Но Макрон поставил мне одно условие,помрачнев, охладил пыл сестры Калигула.
Какое?
Сапожок с грустью взглянул на неё и отвёл взгляд.
Чего он хочет?не поняла Юлия.
Калигула не ответил, повалился в одежде на кровать, рухнул на белоснежное покрывало в своих пыльных сапожках, голенища которых он столь же лихо, как все преторианцы, подворачивал, потянулся, сладко с подвывом зевнул.
Он хочет меня?!догадалась Друзилла.
А что же ещё?
А ты не сказал ему, что этого никогда не будет? Что я лучше умру, чем лягу в кровать с этим мерзким животным?!в гневе воскликнула Друзилла.
Я пообещал, что ты это сделаешь ради меня.
Юлия была потрясена. Несколько секунд она не могла выговорить ни слова. Сапожок неожиданно поднялся, встал перед сестрой на колени, обнял её ноги.
Да, он мерзкое животное, тварь, скотина, падаль,скороговоркой зашептал он.Но что делать, если другого выхода нет? Сардак ходит за мной по пятам и готовит удавку. Ты хочешь, чтоб он задушил меня? Хочешь, чтоб я умер, да?
Нет-нет, любимый мой,она подняла его с колен,но я хочу принадлежать только тебе. Тебе и больше никому. Мне сейчас трудно это объяснить. Разве вишня родит лимон? И потом, мне ненавистна сама мысль, что кто-то другой будет со мной, я не переживу этого!Юлия закрыла лицо руками, залилась слезами, упав на постель.
Калигула не ожидал такого поворота. Ему самому было неприятно отдавать свою нежную голубку в лапы грубого преторианца, которого, казалось, грязная, грубая шлюха возбудила бы гораздо сильнее, нежели чистая и прекрасная Юлия. Но Сапожок понимал: когда питаешься одной солониной с чёрствым, прогорклым хлебом, иногда хочется полакомиться и сочным барашком с горячими тонкими лепёшками. Никто только не знал, придётся ли старому гвардейцу по вкусу такая резкая перемена блюд.
Гай Германии нахмурился, присел на кровать, погладил Юлию по спине. Она успокаивалась.
Хорошо, не надо плакать,проговорил он.Я пойду и откажу Макрону...
Юлия поднялась, упала ему на грудь. Сапожок обнял её.
Я люблю тебя,сквозь слёзы прошептала она.А ты? Ты любишь меня?
Неужели ты в этом сомневаешься, голубка моя? Но давай простимся...
Как... простимся?Юлия обратила к нему заплаканное лицо.
Через несколько дней Сардак убьёт меня. Дощечки с безносым профилем были предупреждением. А приказ исходит от Тиберия.
Но...
Я знаю!твёрдо сказал он.Неужели ты думаешь, я бы смог пойти на эти страшные условия Макрона, если б мне ничего не угрожало? Да никогда! Но ради твоих маленьких грудок, похожих на двух голубков с нежными клювиками, ради твоей мшистой норки, где любит греться мой юркий мышонок, ради твоего язычка, похожего на огонь, умеющий разжигать всё на свете, ради твоих ног, бёдер я готов умереть!Калигула настолько поверил в сказанное им, что слёзы выступили на его глазах.
Твои слова как амброзия богов!Юлия обняла его с такой страстью, что чуть не задушила в своих объятиях.
Гай Германии закашлялся, сполз с кровати. Он немного наигрывал, как это делал всегда, но всегда столь естественно, что заподозрить его в неискренности было невозможно.
Я сделаю всё, что ты скажешь!смахнув слезу, самозабвенно проговорила она.Некоторое время будет противно, я буду казаться себе грязной, отвратной, но потом это пройдёт. Только не выходи, я не хочу, чтоб ты видел!
Юлия вышла, но тут же вернулась, подошла к столику, открыла шкатулку, достала флакон с маслом кипариса, капнула на палец, смазав несколько точек на своём теле. Эфирное снадобье защищало душу от чужих дурных проникновений. Она поправила платье, подошла к двери, кокетливо покачивая бёдрами. Обернулась с ухмылкой на лице.
А у него, насколько я знаю, потолще твоего! Меня это уже возбуждает!хохотнула и вышла за дверь.
Шлюха,прошипел ей вслед Калигула.
4
В своё время Ливия, желая порадеть родному внуку в его учёных изысканиях, наняла ему четверых греков вольноотпущенников. Когда-то их привезли в Рим рабами, но они благодаря уму, стараниям и таланту сумели скопить денег, купить вольную и работать уже по найму. Из пятидесяти кандидатов Клавдий отобрал себе в помощь четверых секретарей. Нарцисс отвечал за письма, архив и переписку, Полибий за библиотеку и поступление новых рукописей, Каллист, имевший безукоризненный почерк, подрабатывал писцом, Паллант ведал всеми делами, помогая Кальпурнии, каковая исполняла обязанности служанки, любовницы и экономки в счётных и иных делах. Из всей четвёрки самым богатым был Паллант, он мог не утруждать себя работой, но его привлекала возможность бывать в императорском дворце, расширять свои деловые связи и знать намерения правителя. Он посещал Клавдия два-три раза в неделю, не больше, в то время как остальные находились при нём постоянно, и работа находилась всегда. Поступали новые папирусы, ветшали старые, и приходилось их переписывать, приводить в порядок библиотеку, отвечать на письма. К услугам племянника прибегала и императорская канцелярия, ибо лучших переводчиков и каллиграфов даже у них не было.