В конце концов он решил ждать Дорлота, а если тот вернется ни с чем — отойти дальше к югу, засылая в разные стороны конные патрули. Таким образом он прочешет значительную часть территории. Остальное зависит от военного везения.
Они свернули лагерь еще до рассвета и выехали в том же порядке, что и накануне. Не спеша… Равата начало злить бессмысленное, бесцельное движение в никуда. Не дожидаясь больше Дорлота, он послал в разведку три конных патруля, по два человека в каждом. Поскольку на открытой местности нападения из засады можно было не опасаться, он приказал пехоте сложить багаж и часть оружия на спины вьючных лошадей, у которых несколько поубавилось груза, после того как была съедена часть провизии. Мешки с провиантом и топоры с колчанами весили не слишком много, но сотник прекрасно знал, что после десяти миль ходьбы в доспехах, под палящим солнцем, подобное мнение в корне меняется. Если можно было хоть как-то облегчить участь солдат, Рават это делал. Лошади, шедшие мерным шагом, могли нести несколько больший, чем обычно, груз.
Около полудня они сделали короткий привал и двинулись дальше, но прошли не больше мили, как вдруг…
— Дорлот возвращается, господин! — крикнула зоркая Агатра, показывая куда-то вперед.
Рават прикрыл глаза ладонью, но минуло несколько долгих мгновений, прежде чем он заметил маленькую точку.
— Точно?
— Это он, господин, никто иной. Точно.
Отряд сам собой остановился. Теперь уже все солдаты увидели темную точку.
— Но… — напряженно проговорила Агатра, всматриваясь вдаль. — Он, кажется, ранен… Бежит на трех лапах.
Рават забеспокоился. Лучнице можно было верить, она не раз доказывала свое острое зрение.
— А дальше, за ним? — спросил он. — Никто за ним не гонится?
Девушка молча покачала головой, окидывая взглядом открытую, чуть складчатую поверхность степи. На юге маячила полоска леса.
— Он один, — наконец ответила она.
Отряд следил за медленно двигающейся точкой. Слишком медленно для кота.
— Тяжело ему, — негромко сказал кто-то.
— Рест, давай вперед, — приказал сотник.
Командир конницы сжал коленями бока коня. Мгновение спустя он уже мчался галопом по ровному, поросшему травой полю. Вскоре конь и всадник уменьшились, превратившись в небольшое пятно. Прищурившись, наблюдатели увидели, как пятно и точка встретились, затем слились в единое целое. Потом пятно начало быстро расти, снова превращаясь в коня и всадника. Кот лежал на шее лошади, вцепившись когтями в дугу седла. На нем не было ни кольчуги, ни мундира — коты-разведчики пользовались ими крайне неохотно. Могучие громбелардские гадбы когда-то носили кошачьи кольчужные панцири, но гадбы были воинами, против которых у человека не было шансов, особенно ночью… Дорлот же был тирсом, котом существенно меньших размеров, зато намного более легким и проворным, чем гадбы.
— Что случилось, Дорлот? — спросил сотник, когда кот спрыгнул на землю. — Ты ранен?
— Я был в сожженной деревне, — коротко ответил тот; кошачий голос звучал несколько глуховато и не слишком приятно для уха, напоминая низкое, хрипловатое мурлыканье. — Стая сидит в лесу. — Дорлот объяснил, где именно. — Они послали несколько своих на разведку. — Он коротко описал путь, по которому шли разведчики. — Вдоль Сухого Бора.
Агатра присела и осмотрела раненую лапу.
— Случайность, Агатра, ерунда, — сказал кот. — Обычный шип. Дикие псы загнали меня в кусты.
Бездомные животные были сущим бедствием этих мест. В этом году они реже давали о себе знать, но если алерцы сожгут еще несколько деревень… Голодные дворняги из ниоткуда не появляются.