Да ты что?!
А что? Есть у меня выход?
19
Мир затаился, пережидаючи.
Ветер затих до времени.
Люди, птицы со зверьем.
Где-то на высоте пронудел шмель и оборвал, как спохватился,или это пронудела душа?
Минута завислане приведи Господь!
"...начнем рассказывать о бесчисленных ратях, великих трудах, частых войнах, многих крамолах, восстаниях и мятежах..."
Да я может утерял,сказал неуверенно жердяй и поозирался беспокойно.В дупле схоронил. Позабыл где...
С неба глядел Масень Афанасий, голову свесив с полатей, с земли этот, лицом плосколик, Филя Ослабыш таращился в никудане сбросишь со счета.
Был он нелеп, беспомощен и смешон, смирно лежал на спине безо всякого шевеления, руки задирал с ногами: не человекжук-притворяшка.
Жука кто пожалеет?
Разве что другой жук.
"...страшное было чудо и дивное, братья: пошли сыновья на отца, отцы на детей, брат на брата, рабы на господина, господин на рабов..."
Неплохо сказано.
Шутишь,сказал жердяй и зубом скрипнул.Глаза?.. Ты этого не сможешь.
Чего это не смогу? Смогу. Ему-то? Тоже мнегамаюн-финик.
Ножичком поиграл.
Было уже не рано, солнце прожаривало без пощады, пот капельный: покончить поскорее с делом, ополоснуться, закусить в холодке.
Меда глотнутьк забывчивости.
Я тебе упрощу задачу,сказал искуситель.Уши выше лба не растут. В камень стрелятьстрелы терять. Времена шатки, береги шапки. Выбери на свой вкус, и покончим с этим.
Покончим с этимпокончим с собой.
"...матери плакали о детях, девы о своей невинности, живые завидовали спокойствию мертвых...",кто напишет лучше?
А зачем?сказал тот.Прошлым разве научишь? Чушь! Так хоть человека спасешь.
Хрюкнул кабаненок в неласковых руках.
Филя Ослабыш ногой дрыгнул.
Этот, на пне, повозился нетерпеливо.
Не ожидал от тебя,сказал нагло.Зверообразия такого. В конце-то концов: человек для истории или история для человека?
Дал знак начинать.
20
Кучей навалились на Филю, за руки похватали, за ноги, к земле припечатали и нож вынули.
Стойте!..завопил жердяй и Филя, как по сигналу, вскинулся, забился, ногами раскидал всех.
Прибежали еще на подмогу, сладили ввосьмером, лесину поперек уложили кость хрупнула, один сел поверху, сапогами лицо зажал и ножом примерился.
Хрипел Филя. Пену пускал. Пальцами сучил. Головой дергал.
Ткнулине попали, щеку окровянили.
Примерились снова.
Завыл Филя Ослабыш, заревел, рот разевая отчаянно, воем погнал жердяя вверх по стволу.
Обдирало руки.
Обрывало рубаху.
Цепляло и не пускало.
А он протискивался отчаянно в переплетении ветвей, туда, к небу, к освобождению, но вой доставал, вой подгонял, хлестал без пощады по спине...
Дрожал на полатях Масень Афанасий, востроносый, маловидный, конопатый, глаза круглы от ужасаруки выставлял перед собой.
Сунулся к нему, хватал за рубаху, дергал, объяснял-уговаривал:
"...землю пустошили, города воевали, церкви Божии оскверняли, людей мучили и насмерть побивали..." Забыть? В памяти не оставить?!.
Масень Афанасий глядел, не смаргивал, потом исходил бисерным, губами шевелилупрашивал.
Сгинь! Не гляди! Кто ты есть?! Из-за кого душою играть?!..
Взвыло снизу.
Ревучим прорвалось воплем.
Погнало по стволу, обрывая ногти.
"...нечего нам озираться назад: побежавши, не уйти..."
21
Вывалился на верхние полати, рухнул ничком, лицом в бревна, руками уши заткнул.
Господи! За что тягости эти?..
Замолкли вопли. Отсекло звук. Эхо повторило напоследок, как заучило на память. И стало вокруг тихо, а в тишине страшно.
Он медленно поднимал голову от пола, увидел перед собой чьи-то ногивздернулся рывком.
Стояла на полатях жена Масеня, крупная, неохватная, пузо до лба, щурилась сверху покойно и раздумчиво.
Была она на пределе, когда обручи уже спадают, неделя-другаяи разродится, двойню принесет на свет, а то и пятерых.
Волосы белесы. Губы вывернуты. Лицо пятнами. Руки живот держат, тяжесть неподъемную.
Глядел на нее.
Утихал.
Дрожь унимал пакостную.
"...братья! землю мою повоевали, стада взяли, хлеб пожгли, жизни погубили: теперь вам остается убить меня..."
Ишь ты,сказал,расстаралась...
Смотри,велел,опростайся...
Выкормишь,попросил,еще роди...
Мигнула в ответ: иди, мол.
Он и пошел. Вниз полез потихоньку. Ногой ветку ощупывал, глаз с нее не сводил.
Глядела напоследокзапоминала.
Обидно,сказал.Уж больно красиво написано... "Обернувшись волком, побежал ночью из города, закутанный в синюю мглу..."
Губой подрожал...
22
Стояла внизу стража, дух переводила деловито.
Сидел человек на пне, лицо морщил гримасой.
Валялся в беспамятстве Филя Ослабышбагровые бутоны на лбу.
Стражник почесывал кабаненка, а тот жмурился блаженно, пузо подставлял, подхрюкивал.
Других не тронь,попросил жердяй с полатей.
Не трону,пообещал.Сами зимой померзнут.
Вынул из-за пазухи сверток в тряпице, поглядел, на руке покачал, вниз кинул, в прогал.
Тот развернул тряпицу, рукопись пролистнул небрежно:
Меду!
Побежали, принесли жбан.
Облил тягучей струей, густо, старательно, между страниц, остатки домакал насухосунул кабаненку под нос.
Удивился. Обнюхал. Лизнул. Поколебался самую малость. И стал жрать.
Чавкал.
Давился.
Рвал и заглатывал.
Урчал, пыхтел, подстанывал.
Носом гонял по траве.
Сердился. Всхрюкивал. Рычал угрожающе. Захватывал непомерные куски и давился сладостью.
А жердяй глядел сверху.
Масень глядел.
Эти.
"...не будьте буйны, горды, помните, что завтра станете смрад, гной, черви..."
Дожрал. Рыгнул. Отвалился. Пузо поволочил раздутое.
На бок кувырнулся и захрапел.
История,сказал тот.Обхохочешься.
История,сказал этот.
И погрустили, как по покойнику.
Встал. Поглядел напоследок. Шагнул с поляны.
Эй,позвал жердяй.Лука много не ешь.
Чего?
Жажду наводит и кипение крови. Не удержишься, понапишешь всякого, почище моего...
Усмехнулся невесело.
Руку поднял.
Шагнул за куст.
Овес от овса, пес от пса...
23
Он лежал на полатях лицом кверху, задумчиво грыз ноготь.
Береза взахлеб шевелила листьями, лопотала лихорадочно, как ребенок после пережитых ужасов.
Птицы кричали наперебой, обсуждая содеянное.
Ветер подгуживал возмущенно.
Внизу копошились эти, в сапогах с набойками, колья набивали остриями кверху, по одну от березы сторону,его не касалось.
Земля не интересовала больше.
Одно только небо.
Масень Афанасий ушел с березы. Жену увел за собой. Бережно и покойно, от беды подальше.
Мысли мутно текли. Горечь со дна поднималась. Потом отстоялось. Потом просветлилось.
Голубизна глубин.
Облака плыли на север, белые, пушистые, взбитым, перебранным пухом: одно гамаюнрайская птица, другое за нимфиник.
Облака доплывут.
"...аще Бог с нами, никто же на ны..."
Ударили по березе смачно, с оттяжкой, подсечку сделали у земли.
Эти, суетливые, творящие равнодушное зло.
Сколько их было внизу, исполнительных муравьишек, сколько их будет,облака плыли на север, облака-души, и береза подрагивала обреченно под частыми топорами.
А там заскрипела...
Там накренилась...
Пошла заваливаться на колья...
И стон-прощаниенапоследок...
24
Слеза пробилась через сукровицу.
Первая. Едкая. Облегчающая.
Очнулся Филя Ослабыш.
Лицо беспокойно обтрогал.
Запекшиеся, глубокие провалы.
И зашептал сорванным голосом, жалуясь и тоскуя, в черное навсегда небо:
Боженька мой... Боженька ясный... Боженька мой... Боженька углядчивый...
Птицы пели в лесу.
Много вокруг птиц.
Шепот заглушали исступленный. Говорок плачущий. Возрыдания покорные.
Кому-то и петь, когда другие плачут.
Кому-товсегда петь...
ОХОТНИК ДОБЕЖИТ ДО ИСТОЧНИКА
1
В царские глаза смотреть, как на смерть идти...
Жил царь Ботут, и весь ужас тут.
Вгосударившись, вёл себя совершенно мерзостно, накудесил много в вертячем бесовании, козлом скача по хоромам,с ним же и от него же земля испустила вопль.