Шумер поздоровался со всеми за руку, кивнул на меня.
Это Влад.
Никто не подал мне руки и даже на меня не посмотрел.
Я сделал несколько шагов по кухне. Подошел к окну.
Парни, как насчет «винта»? спросил Шумер.
Счас сварим, ответил стриженный налысо пацан в застиранной черной майке Def Leppard. Подожди.
Шумер сел на стул окном и плитой. На плите стояла сковорода с остатками мяса.
Стекло было заляпано высохшими каплями чего-то темного. Между рамами валялись дохлые мухи.
А кто он вообще такой, а?
Я повернулся. На меня смотрел чувак с длинными сальными волосами, в черной рубашке.
Да, это я тебе говорю! заорал он. Кто ты такой, а? Ты мне объясни кто ты такой? Что ты вообще здесь делаешь? Кто его привел? Нет, вы мне объясните кто его, блядь, привел? Что это за хуй?
Успокойся, сказал Шумер. Он со мной.
Так бы сразу и сказал.
Я достал свой «Союз-Аполлон».
Чувак снова глянул на меня.
Ты что, здесь курить собрался? У нас не курят. Иди на балкон.
Я взялся за ручку балконной двери. Дверь скрипнула. Я вышел на балкон.
В тазу лежала отрезанная голова собаки. Я подошел к краю балкона. Дотронулся до ржавых перил. Достал сигарету, прикурил.
Над крышами висело низкое серое небо. Собирался дождь.
Я курил, думая о том, что я делаю в этой вонючей дыре с наркоманами, жрущими собак.
Докурил. Огляделся. Бычок некуда было выбросить. Я швырнул его за балкон.
Вернулся в комнату.
Третий чувак, молчавший до этого, посмотрел на меня, потом по сторонам. У него были короткие рыжие волосы.
Все, пиздец.
Что пиздец? спросил волосатый.
Все. Больше жить не хочу.
Ты точно уверен?
Точно.
Давай помогу.
Волосатый взял со стола нож и шахнул его по запястью. Кровь брызнула по всей кухне. Несколько капель попали мне на лицо.
Ты что, охуел? крикнул лысый.
Волосатый швырнул нож на стол. Кроме крови, на нем были прилипшие кусочки мяса.
Волосатый вышел из кухни. Шумер и лысый молча смотрели, как с руки рыжего на клеенку стола, прорезанную в нескольких местах, стекает кровь.
Я схватил с гвоздя полотенце. Перевязал ему руку.
Телефон есть? Скорую надо вызвать!
Есть, сказал лысый. Но он отключен. Таксофон на улице, если у тебя есть карта.
Какой здесь номер дома и квартиры?
* * *
Я вытащил из таксофона карту с силуэтом Петропавловской крепости. Засунул ее в карман. Поднял голову. Посмотрел на низкое серое небо. Дождь так и не начался. Я вспомнил, что сегодня тридцать первое августа.
13
Оля
Я работала в книжном четвертый месяц. Мне здесь нравилось больше, чем в рок-магазине, хотя бы тем, что я могла читать любую книгу, и ничего не надо было покупать.
За день я прочитала тридцать страниц «Путешествия на край ночи», позвонила на радиостанции, на которые отнесла демо-запись «Литиума». На «Катюше» сказали, что еще не послушали, но послушают обязательно, а от других я вообще ничего не смогла добиться.
Вечером в магазине проходил творческий вечер московского поэта Ковалевского. Я о нем никогда не слышала, но современную поэзию я знаю плохо, так что неудивительно.
Примерно за полчаса до начала начали собираться люди в основном, пожилые дядьки в мятых пиджаках. Две девушки чуть помладше меня типичные студентки филфака копались в книгах, уточняли цены, но так ничего и не купили.
Два деда, стоя прямо у кассы, пили коньяк, передавая друг другу бутылку. Один говорил:
Мы были интеллектуальной элитой, мы помогли сбросить иго коммунистов. И чем нас, спрашивается, отблагодарили? Копеечной пенсией, на которую невозможно прожить? Нет, вы мне скажите, почему так? Мои книги издавались тиражами в сотни тысяч экземпляров, они есть в каждой районной, в каждой сельской библиотеке.
Второй молча слушал.
Я в студенческие годы мог себе позволить обедать в «Европейской», а на первый свой гонорар, пятьдесят рублей, я там настоящий пир закатил. продолжал он. А сейчас, спрашивается, что можно себе позволить на пятьдесят рублей? Коробок спичек?
Мужик помладше, лысый, с торчащими из ушей седыми волосами, в давно не стиранной джинсовке, прислушивался к разговору, а потом сказал:
Ты б уж лучше не пиздел, Виталя. Ты квартиру на Невском получил как поэт. Знаешь, сколько она стоит сейчас? Ты ее можешь продать, купить хрущевку где-нибудь в Автово и безбедно жить до конца своих дней.
А вот хуй тебе, ответил Виталя. Я лучше буду голодать, но с Невского никуда не уеду.
В магазин зашли организатор вечера Нина худая, невысокая, за пятьдесят, с короткими седыми волосами, и Ковалевский толстый, кучерявый, в растянутом бежевом свитере, засыпанном перхотью на плечах, и с коричневым пятном спереди.
Вот она, наша надежда, сказала старуха в черной шляпке с вуалью. Правда ведь, Петя, вы наша надежда?
А вы плесень на теле русской поэзии, сказал Ковалевский и достал из потертой дерматиновой сумки мятые листы бумаги, распечатанные на принтере, и начатую бутылку водки.
Он отвинтил крышку, приложился, покопался в листах бумаги, выбрал один и начла читать:
«Все можно оправдать дурной погодой,
Безвременьем, скукоженной свободой.
Свалить на неухоженный бардак,
Списать на перегруженный рассудок,
На окончанье века и пивной желудок
Но разве это все не так?»
Раздались жидкие аплодисменты. Он снова выпил водки и продолжил читать:
«Все эти пацаны, революционеры снобы,
Мажоры, умники, пижоны и щенки,
Их клубы андеграундные и трущобы,
Коммуны, сквоты, хаты, чердаки»
* * *
Ковалевский читал заплетающимся языком:
«Судьба моя, пожалей бродячих собак у батарей
Судьба моя пожалей коров, волов и бомжей
Меня, изнывающего. в волнении над их судьбой
И мир, разорвавший все связи со мной с тобой»
Он закрыл глаза.
Несколько человек зааплодировали.
На голубых грязных джинсах Ковалевского начало образовываться темное пятно. Моча со стула закапала на пол на валявшиеся там листки со стихами.
Не замечая этого, к Ковалевскому подошла все та же старуха в шляпке с вуалью. Своей тростью она опрокинула бутылку из-под водки.
Молодой человек, я хотела бы у вас спросить, как у поэта. Как вы считаете, какая тема была самой главной в поэзии «Серебряного века»?
Ковалевский вздрогнул, открыл глаза.
Пизда, сказал он.
Несколько человек засмеялись. Старуха пошла к выходу.
Из подсобки вышла Валя, уборщица из Белоруссии, со шваброй, тряпкой и ведром воды. Она заметила, что Ковалевский обоссался.
Еб твою мать, это еще что такое? заорала она. Я тебе следующий раз самому в рот насцу!
Она ткнула Ковалевскому в лицо мокрой тряпкой. Он открыл глаза, заморгал, снова вырубился.
Уберите его, на хуй, отсюда! крикнула Валя. Совсем охуели, бля, поэты хуевы!
Нина подошла к Ковалевскому, стала трясти его за плечо.
Витя, пойдемте. Скоро уже ваш поезд
14
В актовом зале колледжа перед сценой прыгали три десятка пацанов и девчонок, в основном в майках «Nirvana» и «Гражданская оборона». Чуть в стороне от них стояла Оля в черных джинсах, разорванных во многих местах, и белой майке с надписью «Save the Earth».
Влад отшвырнул гитару. Она, упав, звякнула, «завелась».
Влад лег на пол рядом с гитарой.
Рома и Андрей продолжали играть коду. Саша выпиливал на пропущенной через «примочку» виолончели атональное соло.
Рома ударил по «рабочему» барабану в последний раз, отшвырнул палочки.
Ребята в зале захлопали.
Спасибо, Выборг! крикнул в микрофон Андрей.
* * *
Оля, Влад, Саша, Андрей и Рома шли через сквер, тускло освещенный окнами домов соседней улицы. Фонари вдоль дорожки не горели.
На соседней дорожке, у бетонной опоры, оставшейся от скамейки, стояли пятеро гопников с бутылками пива и сигаретами.
Э, идите сюда, а? крикнул один. Вы кто такие?
Идем спокойно, не обращаем внимания, негромко сказал Андрей.
Он и Рома шли рядом, Оля и Влад чуть впереди, а сзади Саша с виолончелью в футляре.
Э, волосатый, ты куда? закричал все тот же парень. Ты пидор, да? Иди сюда, мы тебя в жопу выебем. Или, может, на клык возьмешь?
Саша побежал, остальные тоже. Гопники бросились за ними, на ходу допивая пиво.