Владик, я к тебе прекрасно отношусь, говорила начальница. Ты хороший парень, а я в людях разбираюсь, можешь мне поверить. Но ведь мы с тобой договорились, разве нет? Три раза в неделю подмести дворы. И все! Почему ты этого не делаешь? Почему дворы шестого и четвертого корпусов вторую неделю не убраны?
Мне это надоело.
Владик, ты, ей богу, как ребенок. Я не знаю даже, что тебе сказать Вот, послушай
Она взяла со стола книжечку в синей затертой обложке, полистала ее. Начала читать:
«В случае систематического неисполнения рабочим или служащим без уважительных причин обязанностей, возложенных на него трудовым договором или правилами внутреннего трудового распорядка, если к рабочему или служащему ранее применялись меры дисциплинарного или общественного взыскания. Пункт четвертый. Прогула без уважительных причин, в том числе появления на работе в нетрезвом состоянии»
Я достал из пачки сигарету. Поднялся со стула. Встал на одно колено. Наклонился к обогревателю. Прикурил от спирали.
Что ты делаешь? крикнула начальница. Я стараюсь тебе помочь, а ты? Здесь нельзя курить, и вообще у меня астма!
Я вышел из кабинета.
Чтоб за неделю освободил квартиру! Не освободишь приду с участковым!
Я прошел по коридору ЖЭКа. Дверь комнаты сантехников была открыта. На столе стояла бутылка водки. На газете лежал нарезанный хлеб. Дед-сантехник в грязной синей спецовке резал складным ножом ливерку.
8
Знакомьтесь, это Саша, сказал Влад. Мы только что познакомились в метро. И я предложил ему попробовать с нами поиграть. Это Рома, ударные, а это Андрей, бас.
Из-под Сашиного черного пальто торчал воротник белой рубашки. Длинные светлые волосы были собраны в хвост. На плече висел черный чехол с виолончелью.
Рома и Андрей пожали руки Владу и Саше, выбросили бычки.
Все четверо вошли в здание.
Коридор был засыпан осколками стекла, осыпавшейся штукатуркой, обрывками проводов. За висящей на одной петле дверью видны были обломки оборудования, разбитые колбы, кучи бумаг. Из одного конца в другой пробежала большая черная крыса.
Вот так выглядит настоящий апокалипсис, сказал Влад. Полная крутотень! Саша, ты когда-нибудь видел подобное?
Саша покрутил головой.
Влад постучал в черную металлическую дверь в конце коридора. Открыл дядька под пятьдесят, с длинными седыми волосами, в джинсовой рубашке, с несколькими нитями крупных бус.
В комнате стояла ударная установка, усилители, колонки. Дядька поздоровался со всеми за руку.
Это единственный остров цивилизации во всем здании? спросил Андрей.
Почти что, ответил дядька. Есть еще мой бывший кабинет на втором этаже. Я же раньше здесь работал завлабом. Тогда это считалось очень круто: кабинет тридцать метров, с кондиционером. Тридцать метров-то никуда, конечно, не делись, а кондиционер уже давно не работает Если что понадобится, то я буду там прямо над этой комнатой, на этаж выше. Только осторожно на лестнице, там нету перил.
* * *
Музыканты сидели на столе в бывшей лаборатории. Ее освещал уличный фонарь за окном.
круто было, сказал Влад. Ты сам не обломился? Он посмотрел на Сашу.
Нет, все классно.
Круто.
Только слышно было плоховато, сказал Рома. Надо виолончель через усилитель пропустить. А еще лучше через «примочку». Поговори со своим «Кулибиным», пусть сделает «примочку» специально под виолончель.
А гитарная разве не подойдет? спросил Андрей.
Не-а. Там тембр другой, Рома посмотрел на Сашу. У Влада есть знакомый умелец он ему «овердрайв» сделал сам, за бутылку водки, а детали все нашел на свалке.
Да, звук у нее совершенно чумовой, сказал Влад. Ну что, расходимся?
Да не обязательно. Андрей потянулся к чехлу бас-гитары. У меня кой-чего есть. Он вытащил из чехла бутылку портвейна.
* * *
Я ненавижу русский рок. Сидя на столе, Андрей катал ногой по полу пустую бутылку. Ему давно пришел пиздец. Сегодня это слушать невозможно. Если кто-то говорит, что русский рок пошел от Галича или там от Окуджавы, то туда он и вернулся. Только в сто раз хуже. Ты, Рома, можешь мне говорить все, что хочешь, но ты меня не переубедишь. Все эти «Алисы», «Аквариумы», ДДТ это обыкновенная попса. Для меня что ДДТ, что, например, Филипп Киркоров одно и то же. Почти такая же попса. Только еще хуже. Потому что Киркоров без пафоса, его дело зарабатывание бабла. А у этих пафоса выше крыши «Мы вместе», «Мое поколение», «Революция».
Не, а мне это нравится, оно меня вставляет по-настоящему, сказал Рома. И вообще, пацаны, если не хотите со мной играть из-за моих музыкальных вкусов так и скажите!
Успокойся, Ромыч. Влад поднял глаза от осколка колбы на подоконнике. Никто к тебе никаких претензий не имеет. Слушай, что хочешь. Я сам в свое время люто любил эти группы. Но тогда общее ощущение было другое. Мы жили в советской жопе, и вся эта музыка казалась глотком свежего воздуха. А сейчас все это уже не цепляет.
Потому и не цепляет, что все про деньги. Андрей оттолкнул ногой бутылку. Она покатилась в кучу мусора, вспугнула крысу. Может, раньше и по-другому было. Я не знаю. Я русский рок никогда толком не слушал. Только западный панк. «Sex Pistols», «Dead Kennedys», «The Clash». С пятнадцати лет.
А «Гражданская оборона»? спросил Влад.
И «Г.О.» тоже слушал, да. Но это ведь не русский рок. К русскому року она отношения не имеет. Ты, Влад, «Оборону» ведь тоже котируешь?
Да, но вне связи с политикой. «Русский прорыв», баркашевцы, Лимонов от меня все это супер-далеко. Для меня «Оборона» это мерзкая гнусная дождливая осень восемьдесят девятого, дождь за окном и «Все идет по плану» из разбитого кассетника «Беларусь».
9
Оля
В этот раз комната выглядела по-другому. Газеты с окна были сорваны, и видны были проезжающие машины и ноги пешеходов.
Влад складывал в рюкзак книги «Смерть в кредит», тома Борхеса и Кортасара без суперобложек, книги Набокова, Хэмингуэя, Ремарка, Бодлера, Рэмбо.
Он сказал:
Я не могу работать в какие-то определенные часы, я не робот. Если я хочу написать песню, если она у меня придумывается, то я иду и пишу песню. И все по хуям.
Я тебя понимаю на самом деле. Но это невозможно. В смысле, это невозможно жить в реальном мире.
Я понимаю, что невозможно.
И где ты теперь будешь жить?
В клубе. Иван разрешил мне. Там есть комната с туалетом и душем. И я в ней могу жить бесплатно. А за это буду работать в клубе. Подметать, бутылки убирать.
А в чем разница? Ты мог бы продолжать дворником работать
Влад молчал.
А я надеялась к тебе переехать Мои меня совсем уже задрали Ладно, поживи пока в клубе. А я получу зарплату и снимем комнату. Я с ними больше жить не могу.
Влад вынул из гитары кабель, скрутил, бросил в рюкзак, сверху аккуратно положил «примочку».
Я спросила:
А тебе, что, совершенно плевать на деньги? Возьми Курта Кобейна он же андеграундный чел. Но ведь он не отказывался от денег, которые ему платил шоу-бизнес. А на сам шоу-бизнес ему было насрать.
И чем все это закончилось? Он просто не смог выносить все это. И это при том, что там другой шоу-бизнес. Там не Пугачева и Киркоров, а какой-нибудь «Аэросмит» или «Ганз энд Роузез». Этот шоу-бизнес его съел. И по-своему над ним поиздевался, потому что шоу-бизнес зарабатывал деньги на человеке, который говорил, что это все ненавидит, ненавидит всю систему. А люди с деньгами решили: и насрать, что ненавидит, и насрать, что против системы, это даже хорошо. Мы все равно будем на нем зарабатывать.
И ты был бы против, если бы тебе дали делать все, что ты хочешь, и еще бы за это платили, пусть и сами бы зарабатывали?
Влад взял с пола стопку аудиокассет, засунул в сумку.
Не знаю. Может быть, и не против.
Он подошел ко мне.
Мне важно, чтобы ты меня поняла. Ты единственный человек, который может меня понять. Даже если ты меня не всегда понимаешь, я буду стараться, чтобы поняла.
10
В углу большого зала с позолоченными канделябрами на стенах и хрустальными люстрами играл струнный квартет: Саша на виолончели, два скрипача и альтистка. Парни были одеты в черные костюмы и белые рубашки, девушка была в длинном черном платье.