В очередной раз Гриша почувствовал себя неадекватным. Как они с Валерой говорили «сейчас бы нам с тобой туда, где расцвела сирень». Да, какая уж тут теперь «сирень». Он запросто мог бы принять грамм триста, но такая доза Колю буквально убила бы. Он всегда с удивлением смотрел, как Гриша наливает себе пятидесяти граммовую стопку и разом опрокидывает ее в себя. Пять-шесть стопокпод чудесную жареную свинину с картошкой и салатами, а такГриша тоже пил вино, они приканчивали на троих уже вторую бутылку, но как и следовало ожидать, у него не было «ни в одном глазу». То же мнев гости сходил! Вот они когда-то с ВалеройГрише остро захотелось, чтобы друг сидел с ним сейчас за столом. Все было бы по-другому: настрой, атмосфера, беседа, степень вовлеченности в разговоры. Ему стало за себя стыдно: ну что ему еще надо? Семья, маленький внук, будет еще ребенокЛюбимые, дорогие ему люди, которым он нужен. «Нет, ну ямудакчто мне не хватаетВалера, Валерану зачем мне сейчас Валера? А без Валеры совсем не можешь обойтись?»Гриша молча занимался самобичеванием, хотя в глубине души он прекрасно знал, почему ему всегда не хватало Валеры. Только с Валерой он был до конца «собой», а не играл роль благодушного, умного, продвинутого папы и нежного мужаВот они разговаривают, Гриша как бы с ними, но разве об этом ему хочется поговорить? Не он направляет беседу за столом, а женщины. Все правильно, так и должно быть. А чего-то не хватает. Настоящего интереса не хватает. Ага, ну понятно, вот Аллка несет большую книжку с картинками про стадии беременности. Тычет в одну из картинок пальцем: зародыш 12 недель, у него уже ручки-ножки, у него сердце, у него мозг, он уже 4 сантиметра в длину. На хрена ему смотреть на зародыша? Нет, ну куда это годится? Увеличенная картинкаи что? Восхищаться? Он смотрел, но даже минимального интереса закосить не получилось.
Вот с Валеройс ним даже молчать было хорошо, оба знали «о чем они молчали», и почему в эти минуты не нужны слова. Так иногда было и с Маней. Для этого им надо было остаться вдвоем. Сейчас их было четверо, а рядом еще ребенок: три поколения, у всех разноеГрише захотелось домой. Он засобирался, но сразу уйти не вышло. Маня хотела непременно дождаться чаю с тортом. Свое императивное желание идти домой Грише пришлось скрыть. Ну, что я в самом деле взбесился? Прямонемедленновыходите строиться! Пусть Маруська пьет свой чай. В последнее время Гриша вынужден был себе признаваться, что он ведет себя, как псих. Надо за собой следить.
В машине Маня опять завела про беременных, картинки с «ручками-ножками» иопять вечная тема Аллкиного самочувствия. А вот, когда она сама была беременная, было то-то и то-то. Слушать эти подробности было скучно, но Гриша Машу не прерывал. Он и раньше об этом думал: то, что для женщин необыкновенно важно, то для мужчинникак, и наоборот. Все эти Машины «а ты помнишь, помнишь?» Да помнил он все. Хотя и не так, как Маше хотелось, «неправильно» он помнил, без умиления. Как она тогда вообще залетела? Видимо, случайно. Вовсе он не собирался становиться папой, как-то не ощущал себя готовым. Понимал конечно, что когда-нибудь, конечнопросто «когда-нибудь» наступило вот прямо сейчас. Он жил своей жизнью, секс для него совершенно не ассоциировался с детьми. Он любил свою жену, старался быть осторожнымну надо же! Машка не делилась с Гришей своими сомнениями, просто через какое-то время после пропуска, как она говорила «менсов», он в такие вещи не вникал, она пошла к врачу. Вечером они легли спать и она ему новость объявила. От удивления Гриша онемелхотя что ж тут такого было удивительного: не убереглись. Бывает. Он молчал. Перед ним совсем близко было напряженное Машино лицо, с каким-то несмелым, выжидательным выражением, с застывшей напряженной улыбкой: она ждала его реакцию. Пауза затянулась чуть дольше, чем следовало. Бедная Машка. Какой же он был скотиной! Ей даже пришлось его спросить:
Гриш, что ты молчишь? Ты не рад?
Рад, Муся, что тыпросто все так неожиданно. Я очень рад.
Гриша как будто отмер, обнял Марусю и они долго лежали обнявшись, не спали. Гриша шептал Маше на ухо нежные слова. И однако огромность новости придавила его. Наутро, проснувшись, он сразу вспомнил что «там у Машки что-то уже растети что теперь будет». Странно он тогда не думал ни о ней, ни о ребенке, он думал только о своей пошатнувшейся стабильности. То-есть «что будет со мной? А как же я? А как это я вынесу кричащего младенца и Маню с разбухшей грудью с сочившимся молоком?». Вот о чем он думал, никому не озвучивая своих мыслей. Валерке он не стал звонить специально, сказал при случае, но друг воспринял новость слишком легко, просто сказал «поздравляюпередай Марусе мои поздравления» и все. Ну да, другу было не до них. Там в Валеркиных мозгах была сплошная, как Гриша с Машей ее за глаза называли, Таня-парашют.
И вот начались Манины недомогания: то ее тошнит, то ее рвет, то у нее сонливость, то ей надо сдавать анализы,ага, низкий гемоглобиней надо есть орехи и гранаты. Тещины «Гриша, езжай на рынок купи Мусе сухофруктыей нужен свежий творогнет не будем есть борщ, Мусе это вредно в ее положении, ей нужна легкая пища » Как он от этого устал. Они вообще никуда не ходили, Маня лежала на диване в теплых носках, укрытая пледом. Живот начал вырисовываться и жена перестала за собой следить. На ее округлившемся лице появились темные пигментные пятна. Но дело было не в них. Гриша не испытывал к растолстевшей Мане неприязненных чувств. Нет, чего не было, того не было. Впрочем он и не гордился ее животом, просто надо было это неприятное время переждатьвсе будет по-прежнему. Дома стало как-то уныло. Никаких ни на что отвлечений. Они все работали, но вечером все крутилось только вокруг будущего ребенка. Гриша помнил, что его еще тогда, давно поразила женская завороженность беременностью. «Какой у баб делается ленивый, узконаправленный ум, когда у них в животе ребенок»угрюмо думал он, выводя отяжелевшую Маню погулять в парк. «Я с ней разговариваю, о она вроде мне адекватно отвечает, нотак рассеянно, лениво, не заинтересовано, как будто делает мне одолжение. Ничего ей сейчас неинтересно, она не перестает прислушиваться к себе: вот ребенок пошевелился, вотизжога, газычто там еще бываетгосподи! То надо прилечь, то поесть, то встать походить, тодайте соку, или бутерброд с колбасой» Женская биологическая сущность во время беременности проявлялась ярко и мощно, Гриша умом понимал, что это нормально, но очень беспокоился о себе.
Маня стала толстая и неповоротливая, она любила брать его руку и прикладывать ее к своему бугрящемуся под халатом животу: «послушай ухомслышишь, сердце бьется. Видишь, как толкается, прямо видносмотри, вот наверное коленка или головка». Гриша послушно прикладывал к Машиному животу ухо, поглаживал «коленку или головку», покорно смотрел на перемещающиеся по животу возвышенности. «Правда, эточудо?»с нежностью спрашивала Маруся. «Правда»отвечал Гриша, хотя никакого особого умиления не испытывал. «А может яурод? Это же мой ребенок там у нее внутри шевелится. Что меня забирает?»Гриша ругал себя за бесчувственность, но ничего сделать с собой не мог. Вечером за столом Маша ни о чем не могла разговаривать кроме колясок, манежиков и сравнительных достоинств теплых одеял и пеленок. Гриша на все соглашался. Обсуждения одеял его глухо раздражали. Он с надеждой смотрел на тестя, но тот молчал и вяло поддакивал женщинам. Хоть бы быстрей ужеНет, ему тогда мало не показалось. Гриша улыбнулся: ну, надо же «ему мало не показалось! Машка носила его ребенка, а онустал». Тогда, впрочем, мысль о собственном эгоизме Грише в голову не приходила.
Потом Маша родила. Он сам отвез ее на такси в роддом и долго ждал в вестибюле около окна информации, ловя себя на том, что мысли его все время отвлекаются от того, что сейчас происходит с Марусей. Ему как раз совершенно не хотелось представлять себе ее корчавшееся от боли тело, слышать ее животные крики. Он почему-то был озабочен тем, что не смог поехать на работу, хотя там у него было важная встреча в обществе Дружбы. Кстати, он все-таки потом туда поехал, уговаривая себя, что «надо, мол, ехатьничего не сделаешь», а на самом деле, трусливо убегая из вестибюля больницы, от сгустка разлившегося в воздухе напряжения. Гриша подумал, что сейчас в современной Америке мужья присутствуют на родах. Какой кошмар! Кровавая слизь, дымящаяся темно-бордовая плацента, скользкий младенец, Машины разъятые ноги. Гришу даже передернуло. Нет, все-таки хорошо, что ему не довелось видеть любимую женщину в таком виде.