Софи радовала эта поездка и не в последнюю очередь потому, что ей нравилась Иэнова манера вождения. Было в этом нечто сексуальное наблюдать, как мужчина занят тем, что у него хорошо получается, за его постоянной расслабленной бдительностью, за тем, как он любезен с другими водителями, за его ощущением легкой власти над сложной, отзывчивой техникой. Отчего-то хотелось вложить ему руку между бедер и отвлечь его. Софи подразнила его так сколько-то, а когда беседа между ними начала усыхать, они взялись за словесную игру. Ее придумал Иэн: берешь последние три буквы номера ближайшей машины и придумываешь с ними фразу.
Давай я начну, сказал он и прочел три буквы с номера воксолл-астра, оказавшейся перед ними на развилке. СКТ Славный ксилофон Тони.
Софи рассмеялась. Дурацкое это времяпрепровождение в такие игры, как ей виделось, она бы играла со своими детьми, если они когда-нибудь появятся, но зато она ощущала восторг, какой возникает от каникул после убийственной серьезности академического трепа (общение на факультете было настоящим испытанием). К тому же Иэновы представления о веселье, как обычно, оказались заразны.
Ладно, согласилась она. ЗЗА Зоопарк заточает арфистов.
ОПЛ, прочитал Иэн, глянув на фольксваген-гольф, пронесшийся мимо. Обсосы предпочитают лесбиянок.
ВЖК Великолепный желчный камень.
Наконец они вместе засекли здоровенный черный рейндж-ровер, сдававший задом с подъездной аллеи.
ДВУ Деррида вопиюще увиливает, произнесла Софи в тот самый миг, когда Иэн придумал:
Дохлый воняет удод.
Они расхохотались, и не успела Софи осмыслить разницу между их вариантами решения, как они проехали указатель, приветствовавший их и других осторожных водителей в самой Кёрнел-Магне.
Деревня оказалась не совсем открыточной, какую ожидала увидеть Софи. Вероятно, Кёрнел-Магна не прошла бы конкурс как модель для пазла, у каких в магазине игрушек при садоводческом центре Вудлендз хорошие продажи. Начать с того, что, если подъезжать к деревне с севера, по обеим сторонам дороги высились новехонькие безликие дома, выстроенные из одинакового красного кирпича и поставленные чуточку слишком близко друг к другу. Смотрелись они довольно мило, но Софи себя в таком не представляла.
Вон тот был мой, сказал Иэн, показывая на какой-то дом, но Софи так и не поняла, на какой именно. Жил здесь почти два года, добавил он отчасти для себя.
Скоростное ограничение тридцать миль в час, но Иэн сознательно сбросил до двадцати пяти, когда они ехали мимо универмага, индийского ресторана, риелторской конторы и парикмахерской, скученных вместе, всего в нескольких ярдах друг от друга.
Вот и все, сказал Иэн. Все, что осталось теперь от деревни. Вон то он показал на громадное заброшенное здание слева, было местным пабом, но потом помещение купила какая-то большая сеть, паб денег не приносил, и они его закрыли через пару лет. Жизни тут последнее время не очень много.
Кто-то из твоих друзей еще живет здесь?
Не-а. Все разъехались. Саймон был последним, теперь в Вулверхэмптоне.
Софи пока только пыталась запомнить имена всех Иэновых друзей.
Саймон это который, еще разок?
Иэн одарил ее почти но не совсем укоряющим взглядом.
Мой лучший друг. Мы в начальные классы вместе ходили.
Который в полиции служит?
Он самый. Ладно, вот и мамин дом.
Он остановил машину на подъездной аллее перед высоким трехэтажным домом годов 1930-х постройки. Белокурая фигура уже сидела у окна в эркере парадной гостиной, ждала их. Она вскочила и вышла на крыльцо еще до того, как Иэн с Софи успели выбраться из машины. Мама оказалась рослой пять футов и восемь-девять дюймов, как показалось Софи, и, несмотря на возраст, статной. Она выглядела сильной и осанистой, спину держала прямо. Глаза голубые, зубы хорошо сохранились, взгляд пытливый. Софи уловила лишь намек на тремор, когда мама протянула ей руку, единственный намек на то, что этой женщине семьдесят один. Сразу было ясно, что мать Иэна женщина грозная.
Хм-м, выдохнула она, пристально разглядывая Софи с головы до пят и задержав ее руку в своих ладонях. Даже симпатичнее, чем он мне рассказывал. Меня зовут Хелена, дорогая. Заходите же.
Она привела их в гостиную и налила по стаканчику сладкого хереса напитка, который, как Софи осознала, она еще ни разу не пробовала.
В самом деле, произнесла Хелена после того, как болтовня об их поездке исчерпала себя, мне кажется, мой сын мог бы привезти свою новую подругу раньше, чем нынче. Насколько я понимаю, вы уже переехали к нему в квартиру, дорогая, правильно? То есть эти отношения, видимо, уже довольно развитые. По-моему, такой порядок дел несколько с ног на голову.
Ну это целиком моя вина, сказала Софи, нервно глянув на Иэна. Он уже много раз приглашал меня поехать, но все как-то не складывалось. Воскресенья всегда несколько занятые, отчаянно импровизировала она.
Вы посещаете церковь? спросила Хелена с убийственной невинностью.
Нет, но
Иэн пришел на выручку.
По-моему, это я ее запугал, мам, слишком много о тебе рассказывал.
Глупости какие, произнесла Хелена, вставая. Я и мухи не обижу. Так, пойду накрою стол к обеду.
Я помогу, сказал Иэн.
Оставшись в одиночестве в гостиной, Софи оглядела снимки на каминной полке и на стенах. В основном семейные фотографии: Иэн-школьник, лет тринадцати, в двойной рамке с девочкой года на три-четыре старше явно Люси. Несколько снимков покойного мужа Хелены: одна черно-белая, на которой он облачен в армейскую форму (воинская повинность?), приятная парная фотография она в купальнике, он в тенниске с открытым воротом и в шортах, где-то в отпуске семьей (юг Франции, может, 1960-е?), и еще одна, сделанная гораздо позже, она занимала самое видное место на полке, супруг в костюме, на вид ему ближе к пятидесяти, незадолго до смерти, быть может. Дальше снимок Люси-выпускницы (маленький, заткнут на полку рядом с телевизором), но рядом с ней лишь Хелена и Иэн. Со всех фотографий пора бы стереть пыль, заметила Софи.
На обед Хелена приготовила свинину на косточке и теплый картофельный салат. Ели они не в гостиной, где, по словам Хелены, было в это время года слишком темно, а на кухне; кухня показалась Софи тоже довольно темной.
Иэн мне рассказывал, отважилась она заговорить во время обеда, что вы прожили здесь больше сорока лет.
Верно. Мы сюда переехали в тот год, когда родилась Люси. Вряд ли я стану переезжать еще раз, пусть деревня уже не та, что прежде, вовсе не та. Сын, думаю, может рассказать: тут и мясная лавка была, и антикварная, и скобяная. Все, разумеется, семейные. Совсем другое дело. Почтовое отделение закрыли лет пять назад. Вот это был удар. Теперь приходится кататься в Стратфорд, чтобы посылку отправить. И уж так там трудно парковаться. А еще был У Томаса!
Что было у Томаса?
Деревенская лавка. Настоящая деревенская лавка. Не просто едой торговала, а еще и игрушками, и канцеляркой, и книгами всем на свете.
То уж довольно давно, мам.
Кое у кого долгая память.
Ну, магазин там и сейчас есть.
Вот это? Хелена содрогнулась. Совсем не то же самое. Пойдешь туда, а на разговор с человеком за кассой не рассчитываешь. Никогда ж не знаешь, даже каким языком они владеют. И кстати, я тебе рассказывала о своей новой уборщице?
Иэн покачал головой.
Моя милая уборщица, сказала Хелена, обращаясь к Софи, которая ходила ко мне невесть с каких пор, наконец отправилась на покой и уехала на побережье. Кажется, в Девон. И вот агентство прислало мне эту новую девушку. Гретой зовут. Из Вильнюса. Литва, кто бы мог подумать! Представляете?
Это не имеет значения же, ну, проговорил Иэн, главное, чтобы умела прибираться? Как у нее с английским?
Великолепно, должна отметить. Хотя акцент очень сильный, и я бы совсем не возражала, если бы она говорила чуть громче.
Может, она тебя боится. Многие боятся, между прочим.
Догадываясь, что это замечание по крайней мере, отчасти касается Софи, Хелена повернулась к гостье и смягчилась.