Таких построек там было двадцать пять тридцать, из них составили своего рода деревню с улицами, переулками и объездами, пересекавшимися между зданиями. Во всей империи Вудлендз сюда заглядывали реже всего, и сегодня, казалось, это место было в полном распоряжении Бенджамина, Филипа и загадочного автора. Питер знал, что делает.
Оглядевшись по сторонам, чтобы удостовериться, что их не выследили, он повел их ко второму сараю. Тот сарай относился к категории построек пониже: простенький кубик с одним маленьким окном и крышей, под коньком которой было недостаточно высоко, чтобы кто-то из них троих смог выпрямиться в полный рост. Более того, все втроем разом они там едва помещались. Несколько неуютных секунд они постояли внутри, согбенные и притиснутые друг к другу, после чего Бенджамин сказал:
По-моему, надо поискать сарай побольше.
Верно, отозвался Питер.
Развернуться внутри этого сарая им не удалось, но все же с некоторым трудом они смогли сдать назад и по очереди выбраться на свежий воздух. Двинулись дальше. Следующий выбранный Питером сарай оказался лишь самую малость просторнее.
Уверен, нам удастся найти что-нибудь побольше, сказал Филип, когда они вновь забились внутрь.
Разумеется, согласился Питер. Но я вообще-то собираюсь в ближайшем будущем купить себе сарай. И этот вроде бы как раз то, что надо. Мне, видите ли, требуется место для работы над моими книгами.
Филип с Бенджамином осмотрелись, уж как сумели в тесноте, и попытались оценить, насколько сарай годится как рабочий кабинет.
Несколько тесноват, постановил Филип.
У нас садик маленький.
Думаю, стол сюда втиснуть можно, сказал Бенджамин. Небольшой. По-моему, получилось бы.
Мне еще нужно место, где хранить инструменты. Жене не нравится, что они захламляют дом.
Инструменты?
Музыкальные инструменты. Я руковожу небольшим местным музыкальным коллективом. Мы играем традиционные английские мелодии на исконных инструментах.
А на чем вы играете? спросил Бенджамин, почти опасаясь услышать ответ.
На крумгорне и сакбуте.
Давайте поищем сарай побольше, предложил Филип.
Наконец они выбрали самую просторную постройку. В ней было три комнаты, центральное отопление, горячая и холодная проточная вода, а также обширный стол в главной комнате, вокруг которого располагались скамейки с изящно вышитыми подушками. На них-то все трое с некоторым облегчением и уселись.
Воцарилось долгое молчание. Когда Питер наконец вроде бы собрался заговорить, остальные подались вперед, ожидая и в этом не ошибаясь, что говорить Питер будет вполголоса.
Итак, Филип Как я уже сообщил, в случае с этой книгой самое важное текст. И слово важное я употребляю не попусту. Этот текст излагает историю, которую я обнаружил лично и которая, когда станет широко известна, изменит то, как люди мыслят себе одну из важнейших тем нашего времени.
Несколько мгновений он давал этому впечатляющему заявлению усвоиться, а затем вознамерился продолжить, но тут заговорил Филип:
Ну, в таком случае почему вы хотите, чтобы я это публиковал? Я всего лишь маленький издатель.
Верно. Однако из маленьких желудей способны вырасти дубы. И кроме того, признался он, надо бы покаяться, что вы не первый издатель, к которому я обратился. Мое предложение рассматривали крупнейшие лондонские учреждения. Надеюсь, вас это не обижает.
Вовсе нет. Скольким другим издателям вы уже отправляли это?
Семидесяти шести.
Филип осмыслил это и сказал:
Что ж, полагаю, фотографии старого Дройтуича могут показаться некоторым слишком нишевыми
Даже если добавить к ним Фекенэм, услужливо встрял Бенджамин.
Фотографии лишь повод, сказал Питер. Как я уже успел сообщить, текст вот что важно. История. Итак, то, что я собираюсь вам изложить голос сделался еще тише, обязано остаться в стенах этого сарая.
Бенджамин с Филипом торжественно кивнули.
Как я понимаю, вы заметили, что у этих фотографий общее? У всех людей на этих снимках?
Филип внезапно догадался, к чему все это.
Продолжайте, я всему поверю, произнес он устало.
Общее у них вот что: все эти люди урожденные англичане. Так вот, название моей книги План Калерги, и вступление у нее о том, что, захоти вы сделать такие снимки в наши дни
И тут уж полоумная мешанина соображений посыпалась из Питера Стоупса без запинки. Кроме того, Филип, уже изучивший подобные верования несколькими годами ранее, был с мыслями Стоупса знаком. Белые народы Европы вроде как подвергаются постепенному геноциду. Их медленно изводят под корень, и весь этот процесс дьявольское изобретение одного австрийского аристократа начала ХХ века по имени Рихард фон Куденхове-Калерги. План Калерги, как его называют некоторые, программа создания панъевропейского государства, в котором, по словам из его книги Praktischer Idealismus, человек далекого будущего будет смешанных кровей. Будущая евразийско-негроидная раса, внешне похожая на древнеегипетскую, заменит разнообразие народов разнообразием личностей. И это геноцидное панъевропейское государство, конечно, уже окрепло и вершит свое злодейство Европейский Союз, а Калерги ни много ни мало его духовный основатель.
Через несколько минут Бенджамин с Филипом шагали к своим машинам под февральской моросью, а Питер Стоупс и его шесть старых открыток были посланы куда подальше главным редактором Чейз Хисторикл в очень откровенных выражениях.
Так что же, он все это выдумал? спросил Бенджамин.
Ой, нет Калерги существовал, он, возможно, и впрямь основатель Евросоюза, если хочется докопаться до истоков, ответил Филип. Но просто поражает, как эти люди извращают его идеи. Вероятно, мое замечание, что чокнутые безобидны, несколько наивно.
Нет, вряд ли. Бенджамин добрался до машины первым и завозился с ключами. Нам сегодня просто не повезло. Таких, как он, немного.
Надеюсь, черт бы драл. Давай где-нибудь в другом месте в следующий раз увидимся?
Не-а, мне здесь нравится. Бенджамин пристегнулся, захлопнул дверцу и открыл водительское окно. Это всегда приключение. Никогда не знаешь, что обнаружишь. Иногда хорошее, иногда гадкое, чаще всего странное донельзя. Но такая вот она, Англия. Никуда от нее не денешься.
Он помахал из окна, отъезжая, Филип стоял и махал ему вслед, а затем горестно покачал головой и задумался, не слишком ли далеко зашла у Бенджамина эта его невозмутимость.
8
Апрель 2011-го
Иэн много рассказывал о своей матери. Об отце, который умер, когда Иэн был еще подростком, или о старшей сестре Люси, вышедшей замуж и переехавшей в Шотландию, редко, и со всей остальной семьей он отношений словно бы не поддерживал, зато мать была, очевидно, важной фигурой в его жизни. Она жила одна в деревеньке где-то рядом со Стратфордом-на-Эйвоне, и каждое воскресенье Иэн ездил ее навестить. Софи (все равно склонная чрезмерно анализировать свои отношения, но особенно в данном случае, поскольку решительно постановила решительно, что эти не могут не сложиться) мысленно колебалась, считая близость Иэна с его матерью то трогательной, то настораживающей. Эта близость, безусловно, согласовалась с Иэновой заботливой и щедрой натурой, но в то же время здоро́во ли для тридцатисемилетнего мужчины встречаться с матерью так регулярно, так часто беседовать с ней по телефону?
Разумеется, Иэн рвался познакомить Софи с мамой как можно скорее, но Софи неделю за неделей сопротивлялась. И только после того, как они миновали многочисленные другие вехи первый ужин с Лоис и Кристофером (с большим успехом), первый раз сказанное друг другу Я тебя люблю (в тихий миг одного необычайно скучного фильма, который она потащила Иэна смотреть в Электрик), день, когда Софи все же переехала к нему в квартиру (притащив с собой многие коробки книг, чтобы заполнить эти пустые полки), она в конце концов уступила. И вот ярким воскресным утром в апреле они катили прочь из Бирмингема по трассе А3400 по непритязательной уорикширской сельской местности; пункт назначения деревня Кёрнел-Магна, где Иэн родился и провел значительную часть своей жизни.