Только летчик и еще разлетчик. Но не так все просто. Вначале было сложно. Поэтому меня приняли в РККА в качестве красноармейца в 1919 году и направили в Киевскую авиашколу. Простопомощником зав ангаром. Прямо скажем, работа часто очень тяжелая, особенно зимой. Но я справлялся и не очень плохо. Меня старшина хвалил, а я с теплотой вспоминал Шлойме-каторгу с его кузней.
Еще бы не тяжелая это работа, уход за самолетом. Да еще таким капризным, как «Ансальдо», с фиатовским двигателем. Вот посмотрите. Мы, это я, Коля, Михаил, Серый и Яковвсе солдаты авиашколы (до авиашколы еще далеко, пока просто обслуга авиапарка). Но мы не унываем, все мы бредим только однимнебом. А оно пока ох, как далеко. Вернеевысоко. В общем, «Ансальдо», который закупили мы у итальянцев. Это биплан. Мы, наша ангарная команда, еще как с ним помучились. Залить бензин в баки. В радиаторгорячую воду. В двигательгорячее масло. Затем крутим винтнаконец, чих-чих, так-так-так, и выхлоп приобретает рабочий цветголубоватый. Уф, двигатель завелся.
Но самое тяжелое после посадки. Фиатовский движок, как правило, глохнет. И в ангар катим самолет мы, ангарная бригада, да еще солдатыв помощь.
В ангареотмыть бензином налеты масла на хвосте, промыть свечи и сдать машину зав ангаром.
Ко мне относились хорошо, потому что я, натренированный в «школе» Шлойме-каторги, брался за любую работу и не рассуждал. Да что здесь рассуждатьподнял хвост «Ансальдо» с тремя красноармейцами и пошли. Как говорится в наших песняхвперед и выше. Правда, выше пока не выходило. В основномвперед.
И еще. Оказалось, что я грамотнее многих бойцов. Даже не то, чтобы многихновсех. Поэтому, когда заходил начальник авиашколы на занятия, то всегда вызывали к доске меня. Будь это аэрофотосъемка, или бомбометание, или штурманские задачи, либо радиодело (которого у нас в помине не было) меня вытаскивали. К доске. Когда уходил начальник, все оставались довольны. Начальник классатак как я отвечал без запинки. Начальник школы, что класс в целом знаниями, необходимыми в авиации, обладает. Красноармейцыих не спросили. Пронесло. И наконец я, «цапля», отвечал хорошо и меня хвалят. Да, да, было тщеславие, что и говорить.
Но все тщеславие проходило, когда войдешь в наши первые казармы. Жилые помещения у нас на 50 человек. Конечно, еще царские. Несмотря на строжайший запрет, все тихонько курят. А если табачный дым смешивается с ароматом портянок от пятидесяти пар сапог, которые, то есть, эти сапоги, топают, и маршируют, и бегают, и прыгают, и набирают воду, а затем сохнутто понимаете, что находится в воздухе казармы. Хотя, честно говоря, воздуха к утру в казарме не остается совершенно. Но чем-то мы все-таки дышим. Так как в 6.00 ровно дневальный кричит: «Отделение-е-е-е падъем!»
Нам, конечно, доставалось. Утром, помимо строевой и песня-кав строю, при маршеобязательно, так вот сразув ангары. Готовить машины, в основном «Ансельдо» и менее капризный Р-1. Это конструкция Поликарпова. Как каждого конструктора, мы его, Поликарпова, костерили из «души в душу», особенно зимой. Когда руки в бензине побелели, а масло, которым забрызган хвост самолета, отдирать нужно. Но ничего, мы уже знали: «Тяжело в ученьелегко в бою». Поэтому и пели«край суровый тишиной объят»
Гляжу на ребят моего отделения. Гляжу
Или исследование и расшифровка аэрофотоснимков. Так малорасшифровать, или просто разобраться. Надо и грамотно написать и описать эти фотографии. Нет, ребята, авиация нам пока еще только снится.
Но время идет, обучение плавно переходит в теоретические, а затемура, в практические занятия. Мы начинаем делать пробежки, затемподлеты. Как говорил наш командир«прямо как слетки ворон из гнезда». А нам нужно и о счастье, о мимолетном счастье не забывать. А что такое счастье «летуна». Правильно, танцы в клубе, да потомв самоволку. За что нас драли командиры по полной. Быстро они забыли, что сами, ну, этак в 1915-16 годах бегали в этот же клуб. И девчата былида теперь они, девчата, их жены, то есть, боевые подруги. Но как бы то ни было, смотри, читатель, на фото. Костя что-то пришивает, а мы курим да готовимся к танцам.
Вот и все мои друзья, сослуживцы. Да, плохая фотография, но все равно ее нужно поместить в эту рукопись.
Я смотрю на неезначит они не пропали. Значит, они еще со мной. А потом может кто-нибудь увидит эту рукопись и снова они будут чувствоватьони не забыты.
Глава IVНазвался груздемполезай!
В общем, назвался груздемполезай Я, как пришел в армию, понялназвался груздем. И полетели куда-то на задворки памяти шабес и папины молитвы. И гул синагоги. Все исчезло. Иногда, прежде, чем заснуть, я вспоминал свой милый край. Чудесную семью. Маму с оладушками, сестер с их глупыми секретами, скандальных кур и петуха, который исполнял у них роль раввина. Как у нас в армии замполит.
В общем, вызвал меня однажды «батя». Так мы звали начальника училища. Просто мудрый был командир.
Боец, не тянись. Присаживайся. У меня вот какой тебе разговор. По всем параметрам ты у нас в авиашколе один из первых. И в теории, и в практике. Правда, верховая езда подкачала, но с другой стороны, кто из ваших хороший наездник.
Я тут же ляпнул:
Верно, Моисей, но на верблюдах.
Посмеялся Батя.
Ну ладно. И еще я вижу у тебя нормальное стремление военного человека стать не только грамотным, инициативным командиром. Но статьпервым. Этохорошо. У каждого солдата в ранце должен бренчать жезл маршала.
К чему я это говорю. Ты хоть и интеллигент (так у тебя в деле), но с народом нашим дружен. И ежели ты смотришь вперед, то тебе прямой путьтолько вместе с партией нашей. И не объясню, как, что и почему. Уверен, все поймешь. Вынация понятливая. Поэтому давай, собирай необходимые документы, побеседуй с замполитом, он у нас мужик грамотный (тут «Батя» незаметно улыбнулся) ивперед, получишь добрособирай рекомендации. Свободен.
Даже не дал мне ни ответить, ни задать вопросы. Одно слово«Батя»!
И пошел я к замполиту. Замполит у нас был носатый такой, но парень грамотный, Мишка Драпо.
Я забыл сказать, что действие все происходит на Украине, поэтому различные диковины в фамилиях наших ребят украинских встречаются. То Перебийнос, то Цеповяз, то простоЛопато. Поэтому у меня лично Драпо никаких ассоциаций или эмоций не вызывал. Тем более, как все замполиты, я заметил, был он веселый, душа курилки. И линию партии осуществлял, видно, правильно. Потому что у нас в авиабригаде никаких споров или дискуссий либо тематических конференций по поводу Троцкого не было. А другие враги народа, типа Бухарина, Каменева или Тухачевского и так далее еще не успели созреть.
Короче, я пришел к Мишке Драпо. Да, совершенно забыл сказать. Бывало, не очень часто, но бывало, мы с Мишкой и еще с друганами казённый спирт в небольших количествах потребляли. Нам, летунам, для протирки оптики и иных технужд выдавали. А ничто так не укрепляет дружбу, как хороший стопарь разбавленного спирта вечером в кабинете партбюро. Тихо, секретно, весело.
Вот такие у нас с Мишей были отношения. Дружеские.
Беседу же он начал неожиданно. Для меня, во всяком случае. Абсолютно официально.
Прочел, Федор Михайлович, твое заявление. Скажу прямо, как большевик (тут он даже надул щеки), якатегорически против. И вот почему.
Тут он наклонил ко мне голову и начал говорить почему-то шепотом.
Тебя как звали в твоем местечке?
Файтл. Даже и приставка былаФайтл-цапля.
Вот видишь. Все-таки не Федор там какой-то, а Файтл. А Фамилия?
Запрудер. Мы из века в век делали запруды для Радзивиллов и прочих угнетателей народа, отвечал я, но начал почему-то волноваться.
Ну вот, теперь смотри сюда. Я такой же Драпо, как ты Запрудный. Драпацкий я, Драпацкий Эмилий Янкелевич, выкрикнул как-то со слезой даже наш замполит. А вот пришлось стать Драпо. Да еще Мишкой. Он закурил и долго смотрел в пол.
Выписка
Из протокола заседания паркомиссии Спецчастей Киевского Гарнизона от 11/9/1924 года.
Слушали
16. Дело 393. Запрудный Федор Михайлович. Военлет 3-й эскадрильи. Рожд. 1902 геврей, рабочийкустарь, из интеллигентов, образованиесреднее, в Кр. Армии с 22 гчл. Профсоюза с 19 г. ЛКСМ с 23 г.