Швета, почему этот Павлов меня все время критикует? Хинди он толком не знает, а делает вид, что в нем разбирается. Чей это родной язык, мой или его?
Ничего ты, дорогой мой, не понимаешь. Систему нашу не понимаешь, которая преследует свою жертву, покуда не добьет ее.
Что ты сказала, Швета?
Ничего, родной, ничего не сказала
17
Он трудился до изнеможения, переводил до поздней ночи, понимая, что иначе ему не жить вместе со Светланой. Но Павлов не унимался:
Господин Сингх, вы опять не выполнили норму, и в вашем хинди масса ошибок. Извините, но, если хотите сохранить за собой место, вам надо доказать, что вы его достойны.
Раньше Павлов лишь укоризненно качал головой, теперь же, уходя, не прощался и всякий раз хлопал дверью.
У Браджеша продолжались приступы кашля, его пришлось отвезти в больницу в подмосковное Кузнецово. Он взял с собой перевод и работал над ним, невзирая на строгий запрет врачей. Рискуя потерять работу, 9 октября врачи и сестры принесли цветы и поздравили Светлану и Браджеша: три года назад они познакомились здесь именно в этот день.
Каждое утро на рассвете Светлана отправлялась к Браджешу и оставалась с ним весь день. Однажды он сказал ей:
Швета, от этих таблеток меня мутит и накатывает тревога, они слишком сильные для меня. Я от них слабею. Мне нужен другой доктор, который бы прописал то, что я принимал три года назад.
Светлана зашла к врачу спросить, нельзя ли выписать пациенту более щадящее средство, но он был непреклонен, а ее приход расценил как признак недоверия. От безнадежности Светлана написала письмо Брежневу, прося разрешения уехать с тяжелобольным Сингхом в Индию. Она объясняла, что речь идет о короткой поездке, поскольку жить Сингху осталось недолго
18
Вместо ответа она получила вызов в Кремль, но не к Брежневу, а к Суслову, третьему из правящей тройки, одному из самых консервативных коммунистов, бесцветному человеку, которого она несколько раз видела еще при жизни отца.
Суслов, худой и бледный, с лицом фанатика, начал, как Косыгин, с гримасой вместо улыбки:
Как дела, Светлана Иосифовна? Как ваше материальное положение? Почему не ходите на работу?
Светлана отметила его волжский выговор, показавшийся ей не просто провинциальным, но и смешным.
Все в порядке. А для института литературы и издательства я работаю дома.
Настоятельно рекомендую вам не отрываться от людей и не замыкаться в узком дружеском кругу. Не надо вам жить на обочине общества. Будьте в контакте с жизнью, смотрите вокруг. Обращайте внимание на то, сколько прекрасного способен создать русский народ. Взгляните хотя бы на Волгоград: размах строительства и урожай в этом году такие, каких до сих пор не бывало.
Пытаясь подавить раздражение, она, опасаясь выдать себя, решила сократить разговор и сразу перейти к делу.
Вы читали мое письмо? Могу я надеяться, что моя просьба будет выполнена?
Он посмотрел на нее с отвращением, которое не могли скрыть даже толстые линзы очков:
Ваш отец решительно выступал против браков с иностранцами. Даже закон у нас такой был!
Светлана изо всех сил пыталась побороть гнев.
Отец ошибался. А теперь браки с иностранцами разрешены всем, кроме меня.
Услышать такое Суслов не ожидал. Чтобы не взорваться, он так сильно сдавил карандаш, что тот сломался. Потом произнес медленно и внятно:
Если мы отпустим вас в Индию, партия и народ нам этого не простят. Вынаш символ, и за границу мы вас не пустим. Мы все читали ваше письмо. Вот оно у меня, видите? Мы его обсудили. Что до Сингха, пусть едет, куда ему вздумается, никто его в Советском Союзе не держит.
Это больной человек. Он может скоро умереть. Его смерть будет на нашей совести. Я не могу допустить, чтобы он умер в Москве по нашей вине. Это будет позором для всех нас, огромным несчастьем.
Какое еще несчастье? Какой позор? Он лежит в больнице за наш счет, этого вполне достаточно. Никто не упрекнет нас в том, что мы о нем не позаботились. А если ему суждено умереть, то так тому и быть, пускай умирает, это меня не касается.
Вас не касается то, что из-за вас человек умрет вдали от родины?
Я его здесь не держу. Пусть себе возвращается в Индию, а вас оставит в покое. Хотите уехать из нашего образцового государства в такую отсталую и бедную страну, как Индия, да еще и со старым больным иностранцем? И это после того, как победоносная советская власть отметила свое сорокапятилетие, после нашей победы над фашизмом и нацизмом, после того, как треть человечества встала под наши знамена? Нет. Вы должны послужить примером и начать новую жизнь с молодым и спортивным русским!
Вы извращаете сам принцип свободы, моей свободы.
Да, конечно, если рассматривать принцип свободы в буржуазном смысле. Но у нас другое понимание свободы. Мы понимаем свободу не как капиталисты, не как право делать все, что захочется, не думая об интересах общества. Такая свобода нужна только империалистам.
Вы не можете выполнить последнее желание человека?
Егода, вашенет.
Почему?
В Индии вас ждала бы провокация.
Что еще за провокация?
Вы не хуже меня знаете, какая сейчас напряженная международная обстановка, какая идет борьба между двумя политическими системами. Там вас начнут провоцировать журналисты, я это точно знаю. Вскоре после войны я побывал в Лондоне и сам прошел через это. Прямо у самолета нас ждали люди с плакатами, и они кричали: «Верните нам наших жен!» Наш человек должен делать только то, что полезно и нужно обществу. А то, что дочь великого вождя Сталина отправится путешествовать по Индии с бунтующим интеллектуалом, явно не пойдет на пользу советской власти.
Я взрослая и умею, если надо, отвечать на вопросы.
Повторяю: вас там ожидает политическая провокация, и мы обязаны уберечь вас от нее. К тому же мы здесь для того, чтобы контролировать работу государства и защищать наш народ. Зачем нам отпускать вас? Ваш отъезд из Советского Союза нанес бы стране политический ущерб.
Светлана поняла, что продолжать разговор бесполезно. Она попрощалась и ушла.
Спала Светлана плохо, потому что знала, как разочарован будет Браджеш, когда утром она все ему расскажет.
Но на следующий день ее друг лишь улыбнулся и махнул рукой.
Знаешь что, Швета? Поехали домой. Довольно с меня этих белых стен и белых халатов, часов посещений и разрешений. Я хочу все время быть с тобой. Лучше прожить на пару дней меньше, но зато с удовольствием. И рядом с тобой! Я и переводом-то тут занимаюсь только ради того, чтобы этот прохиндей Павлов со своей шайкой не прогнал меня: ведь тогда я тебя потеряю. Жизнь здесь не имеет смысла, а едавкуса. Я изучил, пока лежал, поваренные книгидругих на английском тут не нашлосьи намерен нынче приготовить тебе на обед вкуснейший в мире омлет с сыром. Поехали!
<>
20
Вновь настала осень. В саду на даче в Зубалове, где Светлана провела большую часть детства, клены, дубы и буки засияли красным, желтым и оранжевым под косыми лучами холодного осеннего солнца. Браджеш гулял под деревьями, с удовольствием слушая шорох листвы под ногами. Сегодня в гости приехал Тикки Кауль, привез разноцветные приправы и теперь без разбору сыпал их в кастрюлю с цыпленком и овощами.
Наверное, даже в Москве запах чувствуется, улыбнулась Берта, главная модница среди Светланиных подруг: на ней были потертые джинсы.
Глядя на друзей вокруг, Светлана мысленно перенеслась во времена детства, когда еще была жива мама, которая устраивала тут обеды для своей большой семьи и для братьев и сестер первой жены Сталина, Екатерины Сванидзе.
Особенно маленькая Светлана любила дядю Александра и тетю Марию, потому что после маминой смерти они больше всех возились с нею Дядя с тетей никогда не расставались, и Светлана решила, что когда вырастет и выйдет замуж, то все в ее семье будет, как у них. А потом в 1937-м, когда ей было одиннадцать, на волне массовых репрессий арестовали и дядю с тетей. Светлана узнала об этом от своей воспитательницы и пробовала заступаться за них, но отец только кричал или хлопал дверью. Сына дяди и тети отправили в детдом, не позволив Светлане забрать его к ним, в Кремль. Это стало для нее потрясением, а ведь тогда она еще даже не знала, как обстояло дело с маминой смертью. Потом ей стало известно, что дядю несправедливо обвинили, пытали, выбивая признание в том, чего он не совершал, приговорили к десяти годам лагерей в Ухте за Полярным кругом. Тетя тоже получила десять лет, но ее отправили на другой конец Советского Союза, в Казахстан. В сорок втором шестидесятилетнего дядю Александра расстреляли. Когда тете Марии прочитали дядин приговор и сообщили, что он был приведен в исполнение, с ней случился удар, и вскоре она умерла.