А потом мы поднялись в воздух и полетели к заснеженным розовым, залитым солнцем Альпам.
Целую вас всех троих, ваша мама.
2
12 марта
Дорогие дети!
Не успела я в Женеве выйти из самолета, как на меня накинулись журналисты с криком: «Вы будете просить убежище в Швейцарии?», «Вы вернетесь в СССР?», «Каковы причины вашей эмиграции?» Я сбежала, заперлась в туалете и какое-то время не показывалась. Потом я попрощалась с Бобом Рейлом, который летел в Вашингтон, чтобы отчитаться там перед правительством, а оттудаобратно в Дели. Мне было жалко, что он больше не будет моим спутником. Боб с его чувством юмора спасал меня от тоски, так что я решила последовать в будущем его примеру и во всем подмечать прежде всего комическую сторону.
В аэропорту меня ждал Антонино Яннер из швейцарского МИДа. Дети, он говорит на шести языках! Пока мы ехали в его машине, он объяснял, что Швейцария дает мне трехмесячную визу, а с ней и возможность отдохнуть, посмотреть страну; ко мне будет приставлена охрана, чтобы «кто-нибудь» (и мы знаем, кто!) меня не похитил или еще как-то не навредил, но я должна воздержаться от любой политической активности, «включая интервью журналистам и издание книг». Я кивнула, что согласна. Потом он спросил, хочу ли я связаться с советскими органами, а я воскликнула; «Нет, только не это!». Яннер говорил со мной спокойно, и я тоже успокоилась, поняв, что он не давит на меня, а просто хочет узнать мое мнение.
В этом и состоит различие между мною и западными людьми; я воспринимаю самый невинный вопрос как приказ: я должна куда-то идти, с кем-то говорить, кого-то слушатьсяа здесь вопросы задают лишь для того, чтобы выполнить мое желание. Они привыкли иметь дело со свободными людьми, а яс теми, кто свободы никогда не знал.
Целую вас, ваша мама.
3
17 марта
Дорогие дети!
Первые сутки я провела в маленьком горном отеле в Беатенберге. Он называется «Юнгфрау», и из окна действительно видна сама гора Юнгфрау. Но пошел снег, быстро стемнело, и метель скрыла ее. Мне было не по себе, чувство тревоги охватывало меня все сильнее. В особенности, дети, я волновалась за вас. Я все время спрашивала себя: бедняжки, как же они будут без меня? Как там моя бедная маленькая Катенька? Опустились сумерки, да еще этот снегопад А я здесь одна, среди неизвестности, без друзей, без семьи, Америка не хочет давать мне визу Потом я спустилась в столовую поужинать и увидела там сплошь неприветливые лица.
По радио передавали музыку, а затем новости. Внезапно я услышала свое имя и имя отца; сообщалось, что я приехала в Швейцарию. Мне казалось, что все вокруг смотрят на меня как на призрак Сталина, и я не поднимала глаз от тарелки. Я стеснялась того, что все вечно говорят о моем отце, как будто сама яничто, как будто я не человек; стеснялась того, что из-за отца меня все ненавидят. Всю жизнь меня окружало столько ненависти! Я уехала, прежде всего, из-за этого. Я хочу быть самой собой, и если кто-то должен меня ненавидеть, то пусть он ненавидит именно меня, а не того, за кого я не отвечаю! Всю жизнь, знакомясь с кем-нибудь, я жду, что он начнет отыскивать в моем лице сходство с диктатором. И сходство это, безусловно, находится, потому что люди всегда быстро и с неприязнью отводят взгляд. До конца ужина я просидела, потупившись, вся красная, потная, как мышь, кусок не лез мне в горло, я была не в силах поднять голову и посмотреть по сторонам. Но и встать и уйти я тоже не могла, потому что была близка к обмороку, вы же знаете, как это со мной бывает.
На второй день ко мне приехал Яннер, чтобы отвезти меня в монастырь.
Там есть электричество? спросила я озабоченно по дороге. В России мне довелось побывать в нескольких монастырях, где было холодно и темно, как в склепе.
Из крана там течет горячая вода, а еще есть отопление и свет, засмеялся Яннер, посмотрев на меня как на диковинное существо из иного мира. До места мы добрались поздним вечером. Официально я зовусь здесь фрейлейн Карлен; я якобы ирландка, приехавшая из Индии. Я почти не выхожу из монастыря, боюсь, что, хоть ко мне и приставили охрану, русские могут меня похитить.
Так что я подолгу сижу дома и пишу вам.
Целую, ваша мама.
21 марта
Дорогие дети!
Вчера мне звонил Яннер, чтобы спросить, как я себя чувствую.
Хорошо, ответила я, услышав в его голосе искреннее участие. Хотя до его звонка хорошо мне вовсе не было. Яннер сообщил новость:
На следующей неделе к вам приедет Джордж Кеннан. Вы ведь с ним знакомы!
Нет, не знакома. Я слышала о нем от американского дипломата, сопровождавшего меня из Индии в Рим. Но лично я его не знаю.
Он долго был американским послом в СССР, это один из лучших в мире специалистов по России, я принесу вам его книги.
И опять мне стало стыдно: никого-то и ничего я не знаю. Я жила в искусственной изоляции от всех интересных людей.
Весь следующий день я маялась от неизвестности: что со мною будет, если Америка не даст мне визу? Здесь я оставаться не хочу, потому что не смогу рассказывать о том, что пережила в СССР: таково условие Швейцарии, традиционно нейтральной страны. Но если в эмиграции мне придется молчать, то мой отъезд из Советского Союза теряет всякий смысл.
Утром мне принесли письма. От вас не пришло ничего, это было первое, что я заметила. Вскрыла конверты: несколько издателей предлагали мне помочь написать мемуары, некоторые сулили аванс в полмиллиона долларовдескать, мои воспоминания станут книгой века. Знали бы они, что я уже привезла из Москвы готовый текст! Несколько писем было от людей, предлагающих помощь «женщине без государства». Трое мужчин готовы на мне жениться, чтобы я получила британское, немецкое или американское гражданство.
Читаю поучительную книгу Джорджа Кеннана о России. Однако и во время чтения меня не оставляют мысли о том, что же со мной будет. Вдруг я не понравлюсь Джорджу Кеннану и не получу его рекомендации? Стоило ли мне уезжать от вас, дети, ради таких переживаний?
Целую, ваша мама.
4
24 марта охрана отвезла Светлану в дом на Тунском озере, где у нее состоялась встреча с Яннером и Джорджем Кеннаном. День был прохладный, под ярким весенним солнцем таял последний снег, в желтой траве, сожженной морозом, пробивались первые нарциссы. Из дома Яннера открывался прекрасный вид на Тунское озеро и вершины Альп. Яннер ждал ее в прекрасном настроении:
Я поговорил с Кеннаном, он прочел вашу рукопись и считает, что ее надо издавать. Ему понравилось.
Она без обиняков спросила Яннера, как могло случиться, что кто-то уже читал рукопись, которая до сих пор лежит в ее чемоданчике? Яннер рассмеялся и объяснил, что она на короткое время все же выпустила чемоданчик из рук, и случилось это в американском посольстве в Дели. Там его зарегистрировали, сразу сделали фотокопии всех документови вскоре над рукописью уже ломали голову в Вашингтоне: кому же дать прочитать этот непонятный язык? Рукопись отвезли Кеннану, лежавшему с сильным гриппом у себя на ферме в Пенсильвании. Он должен был изучить текст и написать заключение о его литературной и исторической ценности и о том, что именно можно почерпнуть из него о характере автора. Кеннан якобы взялся за чтение, даже не оправившись от болезни.
Они вошли в дом. Светлана подала руку Джорджу Кеннанучеловеку, чьи светские манеры и элегантность сразу бросались в глаза. Американский дипломат так ее очаровал, что она даже не сразу рассмотрела, как он на самом деле выглядит: высокий, стройный, голубоглазый. В знак приветствия Кеннан обменялся с ней несколькими словами по-русски, потом они перешли на английский, чтобы их понимали и Яннер с женой.
Все четверо неторопливо пили кофе. Кеннан говорил о том, что понадобятся юристы, которые составят договор с издательством. Он, Кеннан, уже выбрал самое подходящее для ее книги издательство«Харпер энд Роу».
Извините, я не вполне понимаю, возразила Светлана уважительно, но жестко. Зачем для издания моей книги нужны юристы? Я и сама разберусь в договоре с издательством!
Жизнь на Западе совсем не такая, как в Советском Союзе, Светлана, ответил Кеннан.
Да, постепенно это до меня доходит.
Вы должны к этому привыкнуть.