Это «вы» не на шутку насторожило и встревожило Везувия, потому что т а к к нему обратились впервые. Было от чего насторожиться.
Какой-то мальчик, пусть и повзрослее, обращается на «вы».
Везувий сразу же почувствовал, что этот мальчик одинок и играть ему не с кем.
Для полной последовательности своих догадок о нежелании мальчика ни с кем играть Везувий пристальнее вгляделся в его лицо, но ничего такого не заметил, кроме разве все той же бледности, которую прежде отметил.
Вообще он былэтот мальчиккакой-то сонный.
Не просто снег, продолжил тот довольно невозмутимо, а упавший с нег! И спросил:Знаете, что такое нега?
Нет! бодро признался Везувий.
Да это очень просто: негаэто нежный. А к нежному прилепляем «с» и получаемснежный!
Везувий сразу же впал в какое-то странное состояние умилительного слабоумия.
Раньше ему казалось, что он неплохо во всем разбирается, даже кошку выдрессировал. Вспомнив о кошке и о соске, Везувий выпалил:
Нагинаюсь к ящику, хватаю соску и
Нагибаюсь, бесцеремонно поправил мальчик.
Везувий не совсем понял эту поправку и увлечению повторил:
Нагинаюсь за соской Не веришь Хочете докажу!
Мальчик снял кожаную перчатку, подростковую, точно по его маленькой, бледной, прямо-таки голубоватой руке, нежным указательным пальцем придавил мостик оправы очков и сказал:
Вы говорите неправильно. Нужно говорить: наги-ба-юсь от «сгибать» И не «хочете», а «хотите» В вашем возрасте это пора уже знать!
Легкая краска стыда выступила на лице Везувия, но мальчик в очках успокоил его замечанием:
Труднее русского языка нет. Я люблю расщеплять его. Произнесу какое-нибудь слово и сижу-сижу, думаю над ним. Вы не пробовали?
Нет, успокаиваясь, сказал Везувий.
Вот слово «дом». Что это за слово? Откуда оно, почему «дом», а не «мод», или «дон», или еще что-нибудь? Армагедон!
Чего?
Не «чего», а что, спокойно сказал мальчик и заложил руки за спину.
Лицо его при этом стало чрезвычайно серьезно. Дом. Мы говорим слово «дом» и видим вот эту серую каменную глыбу, или этот желтенький домик, или другой какой. А почему? задал вопрос мальчик и, не мигая, уставился на совсем ошалевшего от напора Везувия.
Не знаю, с протяжным вздохом отозвался Везувий.
Он почувствовал, что в этой встрече есть что-то нехорошее для него, что-то постыдное, что поэтому, из соображений самосохранения, нужно бежать скорее отсюда, к с в о и м, с горки кататься, но какая-то властная сила, незримая и необъяснимая, держала его перед этим мальчиком.
Это неудивительно, тоже вздохнул мальчик и добавил:Я сам не знаю
Улыбка облегчения отобразилась на лице Везувия, и мостик дружелюбия призрачно мелькнул перед его взором.
Мальчик склонил голову и принялся расхаживать из стороны в сторону, как то часто делают взрослые, когда о чем-то напряженно думают.
Дом, дом, до-ом, дом-дом, дом, до-ом, дом-дом-дом, бормотал мальчик себе под нос и не останавливаясь ходил взад-вперед.
Не отдавая себе отчета, как-то машинально Везувий тоже забормотал:
Дом, до-ом, дом-дом, до-ом, дом-дом-дом. Затем стал делать периоды подлиннее:Дом-дом-дом-дом, и покороче:дом-дом, дом, дом-дом, дом
Дом-дом-дом, вторил ему мальчик в очках, не прекращая своего расхаживания, так что снег утрамбовывался под его ногами.
Везувий в первых тактах «домоговорения» еще различал некий смысл слова, видел, чувствовал еще смысл этого слова, даже дома разновысокие в воображении вставали, но через некоторое, довольно короткое время всякий смысл пропал и оставалась в этом «доме» одна какая-то пустующая долбилка, громы-халка.
Ну, что мы видим? вдруг спросил мальчик, останавливаясь.
Везувий задумался, прокрутил про себя еще один цикл «дом-домов» и озаренно воскликнул:
Вальс!
Прошла минута в молчании.
Близко, проговорил мальчик. Это уже близко. Дом-дом-дом. Я же теперь отчетливо увидел Что бы вы думали?
Что? удивленно расширил глаза Везувий.
Мальчик снисходительно улыбнулся и сказал:
Колокол. «Дом-дом» Звонит колокол!
Колокол «дон-дон» звонит! не согласился Везувий.
А кто вам, произнес и сделал паузу мальчик, сказал о том, что колокол звонит «дон-дон», а не «дом-дом»?
А дзинь?
Почему не брымь?
Не знаю, вздохнул Везувий и увидел показавшуюся из-за угла особняка двоюродную сестру Лизу, растрепанную, в облепленном снегом пальто, с ярко-красными щеками.
Везувий, пошли кататься! выкрикнула она и замахала рукой, чтобы он шел к ней.
Везувий подбежал. Лиза шепнула ему в лицо:
Ты что с этим Юриком-дуриком связался! Мамочка его выставила на десять минут протряхнуться Вечно он тухнет дома. У нас с ним никто и не водится! Пошли на горку!
Не хочу, твердо сказал Везувий, и его лицо помрачнело. На горке все было яснее ясного, садись на задницу и кати! А тут что-то образовывалось загадочное, новое, неожиданное.
Идем! настойчиво произнесла Лиза. Глаза ее были подозрительно бессмысленны.
Нет. Не хочу. Я же тебе Вам, вдруг неожиданно вставилось, сказал, что не хочу Мне тут интересно!
Ну и дурак! зло бросила Лиза. Везувий вернулся к мальчику.
Что я слышал! с намеком на возбуждение сказал мальчик.
Вас как-то необычно зовут?
Везувий, сказал Везувий.
Значит, везете Вия? с некоторой долей иронии спросил мальчик.
Кого?
Внезапно откуда-то сверху раздался голос:
Юрик, домой!
Везувий поднял голову и увидел в окне четвертого этажа белый фартук, а выше, в форточке, седовласую голову женщины.
Так вот, продолжил мальчик, беря Везувия под руку и направляясь с ним к подъезду, «дом»это «колокол», а «колокол» это «кол» о «кол» Понимаете ход моих рассуждений? Берем один кол, берем второй кол, бьем друг об друга, возникает звук «дом»! Мы идем в колокол, в котором звонит дом.
VI
Дверь открыла та женщина, которая кричала в форточку.
Она вполголоса что-то спросила, отступая назад и впуская в полутемную большую прихожую мальчиков, продолжавших с завидным упорством бормотать нескончаемое «домдомье».
Везувий уставился в большое зеркало, вделанное в стену, отражавшее самого Везувия, вяловатого Юрика и женщину в белом фартуке в полный рост, даже поблескивающий и сладко пахнущий восковой мастикой паркетный пол отражался в этом зеркале, расширявшем прихожую до необъятности.
В недрах квартиры, в одной из комнат, Везувий долго не мог сдвинуться с места, потому что как только ступил на бордовый мягкий ковер, застыл от изумления, обнаружив перед взором стеклянную стену, нечто вроде огромной витрины, как в универмаге, от угла до угла и от пола до потолка, прозрачную зеленоватую стену.
А на Везувия смотрели темные, с влажным отблеском немигающие глаза из-под тяжелых, в шероховатых складках, серо-зеленых век. Едва Везувий шевельнулся, чтобы подойти ближе к стеклянной стене, как веки шевельнулись, хлопнули и вновь эти глаза уставились на него.
Огромная жаба, матово-зеленая, с морщинистой бородавчатой кожей, в золотой короне, сидела на камне и пристально созерцала появление в комнате гостя. Перепончатые передние лапы были широко расставлены, как бы для прыжка. Вдруг возле этих самых лап юркнуло что-то зеленое, шевельнулись листья, и на высоком суку вынырнуло и застыло существо с любопытными запятыми глаз.
Едва Везувий, настороженный и взволнованный, хотел разглядеть это суетливое существо, как оно молнией исчезло в зарослях.
А куда же ты Вия везешь? вдруг с какой-то шельмоватой улыбкой спросил Юрик и уставился сквозь линзы своих в тонкой золотистой оправе очков на Везувия.
Очень большими показались эти, скорее всего увеличенные линзами, бледно-голубые глаза Везувию, который воспринял этот вопрос как издевку, насторожился и слегка побледнел. Но тут же заметил в этом вопросе некоторую странность. В чем она заключалась, он сразу не распознал, но что-то в этом вопросе было не так. В следующее мгновение Везувий догадался, что было не так, а именно: не такой была форма обращения: «Что ты»
Вы же меня на «вы» называли, нашелся Везувий, чтобы отвлечь внимание Юрика от «везущего Вия».