Лиза всхлипнула, посмотрела растерянно на улыбающихся двойнят, на свекра и вдруг по-бабьи заголосила:
Татя, да он ведь не приедет к нам Там останется В армии
Глава пятая
1
Лукашин вышел из правления на крыльцо и заслушался. Бах, бух, бах топоры пели у болота. Вот песня, которую он готов слушать сутками напролет.
Потом, когда он выбежал к амбарам на задворках, увидел и саму стройку.
Не ахти какое сооружение колхозный коровник, не из-за чего тут приходить в телячий восторг, но ежели каждое дерево ты добывал с бою, ежели для того, чтобы зимой выкроить лошадь для вывозки леса, ты всякий раз до хрипоты ругался с райономлесозаготовки же! ежели плотничья бригада у тебя полтора мужика, а остальные так себе, для счету, можно сказать, тогда, пожалуй, и на колхозный коровник станешь молиться.
Плотники, завидев, верно, председателя, поживее задвигали руками, и вот как он въелся в стройкуиздали, на слух начал угадывать, кто как работает.
С ревом, с рыком врубается в дерево Михаил Пряслинне щадит себя парень, не умеет работать вполсилы. Старается сегодня Филя-петух. Трень-звенькак на балалайке наигрывает. А вот Игнатия Баева не мешало бы при случае почесать против шерсти. Стук-стуки встали. Инвалидкто отрицает? но ведь топор-то не в больной ноге держит, а ручищи у негодай бог каждому.
Волнами накатывался смоляной настой. Свежая щепа, напоминавшая больших белых рыб, плавающих вокруг желтого бревенчатого сруба, сверкала на солнце
Да, подействовал все-таки позавчерашний прижим с сеном, думал Лукашин, а вот теперь ему надо своими руками прикрывать стройку. Ничего не поделаешь: жатва подошла, первую заповедь выполняй, а кроме того, снова берись за косу, раз вёдро началось.
Плотники один за другим спустились с лесов, подошел, громко визжа своим протезом, Петр Житовон сколачивал крестовину стропил на задах, и теперь Лукашину понятно стало, почему он не расслышал голоса его топора.
Ну дак что будем делать-то, мужики? заговорил Лукашин по-свойски, хотя и не совсем своим голосом, когда уселись на бревна и закурили. Первая заповедь подошла. Придется нам эту стройку коммунизма на время прикрыть, а?
А энто уж дело хозяйское, сказал Петр Житов.
Хозяйское? А я думал, вы хозяева.
Один баран тоже думал, что зимой в шубе ходить будет, а его взяли да и остригли
Так, поговорили по душам, обсудили всем коллективом, как жить и что делать.
Лукашин подождал, пока не затих смешок, сказал:
Ну, раз вы бараны, тогда вернобаранов не спрашивают. И уже совсем голосом команды: Яковлев Аркадийна сенокос. Филипп, ты около дома жать будешь. Пряслинна Копанец
А мне и здесь не худо, огрызнулся Михаил и взгляд исподлобья, как будто он, Лукашин, его первый враг.
Пришлось поднять все ту же незримую председательскую палкуничего другого не оставалось:
К обеду чтобы был там. Понял?
И не подумаю.
Тогда за тебя подумают.
Кто? Может, в дальние края, на выселку?
В соседних колхозах за эти годы кое-кого выслали в Сибирь. За невыработку минимума трудодней и нарушение колхлзной дисциплины. Был такой закон, с сорок восьмого года применяли. Но в «Новой жизни» этот закон никого не коснулсятак за что же его упрекать?
Вопрос звучал вызовом. В соседних колхозах за невыработку минимума трудодней и нарушение колхозной дисциплины кое-кого ставили на место.
У Лукашина, однако, хватило выдержки. Он пощадил самолюбие парня, тем более что в это время к коровнику подъехал на полуторке Чугаретти, и ему вдруг пришла в голову одна мысль.
Житов, Аркадий, он с треском оторвал штаны, вставая (опять, черт подери, на смолистое бревно сел!), вы остаетесь на новостройке. Вас не будем трогать. И крикнул вылезавшему из кабины шоферу: Заправься поскорей. В район поедем. Живо!
2
Подрезова в райкоме не былос утра уехал в Саровский леспромхоз.
Неважно у нас нынче с зеленым золотом, Иван Дмитриевич. Опять много недодали родине
Помощник секретаря мог бы и не говорить об этомкто не знает, что район уже третий год лихорадит с лесозаготовками. Но разве ему, Лукашину, от этого легче?
Какой у вас вопрос, Иван Дмитриевич? Может, Милий Петрович поможет?
Лукашин посмотрел на дверь третьего секретаря райкома, тощую, обитую дешевенькой клеенкой, да и то полинялой, и невольно перевел взгляд налево, туда, где, затянутая в черный дерматин, пухлая, как стеганое одеяло, жарко сверкала медными шляпками дверь подрезовского кабинета. Но он все же решил зайти.
О Фокине, вернее о том, как тот стал секретарем райкома, ходили самые невероятные слухибольно уж круто взмыл человек. Прямо из курсантов областной партшколы да в секретари!
Одни говорили, что Фокину просто повезлона какой-то экзамен в партийную школу вдруг заявился сам хозяин области и будто бы ему так понравился ответ Фокина, что он сказал: «Нечего тут штаны протирать. В район».
По другим рассказам, Фокина подняли за его выступление на каком-то теоретическом совещании в областивсех покрыл, всех посадил в лужу, даже преподавателей, у которых учился.
Лично Лукашину более правдоподобной казалась третья история, та, которую он сам слышал от Митягина, заместителя председателя райисполкома.
По словам Митягина, все началось с болезни жены Фокина, у которой неожиданно открылся туберкулез легких. В городе оставаться нельзяврачи категорически запретили. Что делать? Куда податься? И вдруг, на счастье Фокина, в область приезжает Подрезов. На какое-то совещание.
Фокин к нему в гостиницу: так и так, Евдоким Поликарпович, выручай крестника! А Фокин действительно у Подрезова в районе боевое крещение получил: одно время комсомолом командовал, потом начальником лесопункта был и особенно отличился на сплавепо суткам мог вместе с мужиками не спать.
Да, говорит Подрезов, крестника выручить надо. А какую бы ты работенку хотел? Ну-ко, дорогие товарищи, подскажите.
Это Подрезов к секретарям райкомов обращается, которые в ту пору в номере у него сидели. А секретарямчто? Какое им дело до какого-то Фокина? Слава богу, своих забот хватает.
Ну а язык как у тебя? Подвострил тут в школе? спрашивает Подрезов.
Да вроде бы ничего, отвечает Фокин. Кроме пятерок, других оценок покамест не имею.
А мне не оценки твои нужны, а то, как ты с народом будешь разговаривать. Секретарь тебя устраивает?
Фокин, понятно, сразу скисневелика должность быть партийным вожаком в каком-нибудь колхозе или лесопункте. Какие это масштабы для человека, который в партийной школе учился?
Охота бы, говорит, Евдоким Поликарпович, поближе к районной больнице, поскольку у меня жена больна
Да уж куда ближе, говорит Подрезов, от райкома до районной больницы. Непонятно? Секретарем по пропаганде будешь.
Тут, конечно, все секретари за столом так и подскочили:
Как, Евдоким Поликарпович, ты серьезно это? Да кто тебе позволит в области шуровать как у себя в районе?
А это уж моя забота, отвечает Подрезов. Неделю на сборы хватит? Это опять Фокину. Ну а насчет всяких бумажек и прочих формализмов не беспокойся. Я завтра же договорюсь с кем надо.
Вот так и стал Фокин третьим секретарем райкома, если верить, конечно, Митягину. А Лукашин верил: больно уж все это походило на Подрезова. Любил Подрезов показать себя, свою силу, особенно на людях. А кроме того, ему в то время действительно нужен был третий секретарь (прежнего забрали на повышение), и мог, мог он сам подыскивать для себя подходящего человека. Потому что с кем с кем, а уж с ним-то, чуть ли не первым лесным тузом в области, наверху считались.
Лукашину за эти два с лишним года, что работает в райкоме Фокин, не раз приходилось слушать его выступления и на районных совещаниях и у себя в колхозе, и, в общем-то, ничего плохого о третьем секретаре он сказать не мог. Речист. Людей не боитсясам прет на них. И ловок, конечно, знает, где можно прижать человека, а где надо приласкать. Но на этом его знакомство с Фокиным, пожалуй, и кончалось, ибо по всем сколько-нибудь серьезным делам председатели колхозов шли к Подрезовуон был всему голова в районе.