А что? Может быть, останешься, Валя? озорно поблескивая очками, улыбался Игорь Ильич. «Баран есть, мука есть, хорошо жить будешь!»
Третьей женой! Ужас какой! засмеялась Даша, запрокинув голову.
Старый обычай еще живет пока, задумчиво сказала Валя. Эта молодая казашка, вероятно, его вторая жена, очень хорошенькая!
А командует всем первая, я видел ее властная женщина! Она бы дала вам жизни! смеялся Игорь Ильич.
Метался мелкий скупой снежок на холодном ветру. Серое кипящее небо прикрыло со всех сторон бескрайнюю тоскливую степь. Дрожали от ветра и холода промерзшие колючки перекати-поле. Куда ни глянь, везде колеблющееся марево под огромным беспокойным куполом живого грозного неба. Ни одного жилья на сотни километров, ни человека, ни птицы. Далеко-далеко то появлялся, то исчезал, как мираж, какой-то аул. А может быть, и не было его, а только казалось Вале. «И здесь живут люди, и любят свою бескрайнюю степь», удивленно думала она.
Глава 17
Дома Валю радостно встретила Вера Васильевна:
Сегодня отоварили карточки, мясные талоны, полукопченой колбасой. Я на все взяла. Семь килограммов еле дотащила. А то будут еще отоваривать или нет? Почти полтора часа выстояла с Мишуткой в очереди. Только что пришла. На столе лежала большая темно-коричневая ароматная куча кружков колбасы.
Это целое богатство! запах разжигал аппетит. Валя подхватила сына, подняла его над собой. Он довольный дрыгал ногами, визжал, смеялся от удовольствия. Поцеловала румяную, еще холодную щечку.
Пойдем, сына, есть колбасу, мы теперь богатые!
И суп, и щи из нее можно сварить, хлопотала около стола Вера Васильевна, а с картошкой отварить, как вкусно!
Валя разрезала первый кружок, мясо проросло зеленой плесенью. Второй, третий, десятый то же самое. Из всей кучи только три кружочка на вид были хорошими. Вера Васильевна чуть не плакала.
Что же теперь делать? сокрушалась она.
Как что? Выбросить! Есть ее нельзя отравимся.
Да разве можно выбрасывать колбасу? ахнула Вера Васильевна. Да что вы? и замахала руками. Вот что, я ее проварю подольше, а потом поем.
Ради Бога, не делайте этого! Черт с ней! Не умирать же из-за нее.
Нет, нет, этакое богатство! Что вы? Что вы!
Ну, хорошо. Поварите часа два и покормите сначала кошку, если она не сдохнет, будем помаленьку есть. А чтоб дальше не портилась, давайте мы ее положим в сетку и повесим через форточку наружу, пусть замерзает.
Утром горздрав направил Валю в городскую больницу врачом-ординатором в хирургическое отделение.
Вы без пяти минут доктор, четырехмесячную практику прошли, убеждал начальник отдела кадров, а у нас работать некому. Понимаете, безвыходное положение: все врачи на фронте, а здесь сейчас столько народу! Столько эвакуировалось к нам! Город по населению в несколько раз стал больше, чем до войны, его тоже обслуживать надо. Ничего, нам простят, была бы голова хорошая. Там клиника, старые опытные специалисты, не одна будете, помогут. Советуйтесь чаще с товарищами, не стесняйтесь.
Валя пришла в отделение как раз в тот момент, когда в ординаторской собрались после обхода врачи, чтобы перекусить. На столе, на плитке, парил белый эмалированный чайник.
Могу я увидеть зав. отделением? громко спросила Валя.
Я зав. отделением, повернулась к ней высокая располневшая женщина, русые волосы которой аккуратно заправлены под жестко накрахмаленный колпак, розовые губы радушно улыбались, Ксения Павловна Дюжева, протянула она руку.
Я к вам направлена горздравом для работы в качестве врача, но институт еще не закончила, только прошла практику после четвертого курса в терапевтическом отделении.
Очень хорошо, вот вам будет практика в хирургическом отделении. Мы будем рядом, всегда поможем. Врачи ведут по семьдесят человек, одна писанина задушила, хотя б немного разгрузимся. Вот, познакомьтесь: Елизавета Семеновна Романова клинический ординатор. У нас в клинике базируется кафедра госпитальной хирургии медицинского института. Елизавета Семеновна, темноволосая, с подвижным нервным лицом, средних лет женщина, высокомерно и холодно посмотрела на нее. На лице ее было написано возмущение. «Вероятно, потому, что у меня нет диплома, а я согласилась работать врачом», подумала Валя, и настроение у нее испортилось.
Мария Николаевна, подошла и представилась небольшого роста врач, пышущая здоровьем.
Игорь Семеныч, пробасил тощий хирург, опустив с высоты жирафа голову, испытующе разглядывая ее поверх очков.
Марина Алексеевна, смеялась рыжими глазами молодой доктор.
Садитесь с нами перекусить, пригласила Ксения Павловна, потом пойдем на перевязки, и я познакомлю вас с больными ваших палат.
Валя достала из сумочки бутерброды с колбасой и торжественно положила на стол.
Угощайтесь!
О! Да вы богачка, оказывается! несколько рук потянулись и взяли по кусочку. Два кусочка осталось Вале. «Интересно, кормила бабушка кошку этой колбасой или нет?» подумала Валя, с удовольствием прожевывая соленый, плотный кусочек. Увидев на столе телефон, позвонила домой.
Вера Васильевна, вы кормили кошку колбасой? Да? Ну, как она, не сдохла еще? Нет? Хорошо, сами пока не ешьте, положила трубку и увидела вытянутые лица врачей. Елизавета Семеновна посмотрела на Марию Николаевну, спросила озабоченно:
Как ты думаешь, сразу промыть желудок или подождать немного?
Давай подождем.
Не бойтесь, колбаса не вся испортилась. Вы хорошую ели, весело улыбнулась Валя.
Не паникуйте, поддержала Ксения Павловна, на вид, вкус, запах нормальная колбаса.
Елизавету Семеновну это, однако, не успокоило. Она с ужасом прислушивалась, что делается внутри нее не тошнит ли уже?
Лучше, наверное, промыть, и не хочется, чуть не плакала она.
Как хотите, махнула рукой Ксения Павловна. Пошли работать.
Не успели дойти до двери, зазвонил телефон. Ксения Павловна вернулась, взяла трубку, выслушала.
Хорошо, сейчас идем. В приемное отделение поступил ребенок с болями в животе, пойдемте, посмотрим вместе, обратилась она к Вале.
На кушетке лежал мальчик лет четырех, худенький, с грустными длинными ресницами и светлыми вьющимися легкими волосами. Губы и зубы сухие. «Пить», просил он слабым страдальческим голосом, с трудом ворочая шершавым языком.
Ксения Павловна подняла рубашку. Живот плоский и плотный, как доска. Она, слегка касаясь пальцами, пощупала его. Мальчик сморщился и схватил ее за руку, когда она коснулась слева, внизу.
Это острый живот.
А точнее?
Если б это было справа, можно было думать об аппендиците. Может быть обратное расположение? «А что еще может быть? У ребенка?» Валя молча вспоминала.
Чаще всего инвагинация! пришла на помощь Ксения Павловна. Принимайте ребенка, обратилась она к сестре приемника. Кто привез ребенка?
Я, отвечала молодая встревоженная женщина.
Вы кто ему будете? Мама? женщина замялась.
Почти что мама.
То есть? Не поняла.
Видите, воспитываю Сереженьку я. Отец их оставил, мать моя сестра, вскоре завербовалась на север, и вот уже три года я не имею от нее известий. Не знаю даже, жива ли она, или нет. Он еще не ходил, когда она уехала. Кроме него, у меня еще четверо, все погодки. Сами понимаете, волновалась она, он мне тоже как родной.
Понимаю. Дело в том, что Сереже нужна срочная операция. Нам нужно согласие родителей.
Считайте меня приемной матерью.
Хорошо, Ксения Павловна взяла историю болезни, написала диагноз и приписала: «на операцию приемная мать дала согласие». Распишитесь, вот здесь. Женщина взяла ручку.
А меня можно положить вместе с ним?
Нет, вы дома нужнее. Доверьтесь нам, постараемся выходить Сереженьку, не беспокойтесь. Всё, что необходимо, сделаем.
Женщина расписалась, подошла к ребенку, поцеловала в лобик, он протянул к ней руки, она поцеловала их и, заплакав, пошла к двери.
У Вали навернулись слезы.
О! Доктор, это не годится, у нас такие трагедии каждый день! Это хирургия! Тут глаза не успеют просохнуть, если плакать! Идите в операционную, скажите, чтоб готовились к операции, сами начинайте мыть руки. Будете мне ассистировать.