О чем мы говорили? Обо всем. О том, что во второй половине жизни время убыстряется, за день меньше успеваешь, и год проскакивает очень быстро. Только что была веснауже зима. А у Нади вообще все слилось одну точкуокно. За окном то зеленая ветка, то снежная. И так шесть раз, шесть лет. И все.
А что будет там? спросила я. Какая разница ТУТ от ТАМ?
Это ОДНО, ответил Деничка. Как сутки. День и ночь. Жизнь и смерть.
А если она уйдет, ты женишься? прямо спросила я.
Нет, спокойно ответил Деничка. Я уйду вместе с ней. Мы вместе с ней живем и умираем.
Я задумалась. Я представила своего мужа на месте Денички: он женился бы на следующий день, и его новая жена сняла бы со стен все мои портреты и называла бы меня «мадам». А муж бы не возражал. Он вообще неконфликтный.
В середине зимы Деничка заехал ко мне на работу и попросил разрешения просто посидеть в моем кабинете.
Я была безумно занята, но отказать не посмела. Я сказала:
Ну, сиди и принесла ему чай.
Деничка к чаю не притронулся. Сидел на диване из кожзаменителя и смотрел перед собой. А я расположилась перед компьютером, спиной к нему, и занялась своими делами. И, странное дело, он мне не мешал. Как хорошая погода. Денички как будто не было за спиной, но он был. Я спокойно работала. Он держал в руках тяжелую керамическую чашку, на которой было написано: «Нью-Йорк».
В дверь сунулась секретарша Соня. Коротко глянула. Исчезла.
Позже спросила:
Неужели с ним кто-то спит?
А что? не поняла я.
Представляешь? Проснуться, а рядом на подушке такая голова
Он лауреат Нобелевской премии, зачем-то соврала я.
Тогда он должен носить на груди табличку: «Лауреат»
К форме привыкаешь, сказала я. Главноесодержание.
Главноегармония. Единство формы и содержания.
Деничка тогда посидел и ушел. И было непонятнозачем приходил. Может быть, поменять обстановку, зарядиться от здорового человека, подпитать свой севший аккумулятор. Он от меня подпитывался, но, странное делоот меня не убывало. Я тоже каким-то образом исцелялась, становилась легче. Может быть, я скидывала на него свою нерастраченную нежность, и он ее пил. А я освобождалась, как корова от избытка молока.
Я привыкла к его звонкам. Я их ждала и смотрела на часы.
В одиннадцать вечера звонил телефон, и я уже знала, что это Деничка. Я брала с собой спички, сигареты и шла, как на дежурство. Однажды я спросила:
Сколько ты зарабатываешь? Это был не американский вопрос. В Америке считается неприличным говорить о зарплате. У нас тоже.
Пятьсот долларов, легко ответил Деничка. У него не было от меня тайн. Но четыреста уходит на сиделку. У меня работает медсестра из реанимации. Карина. Вечером я прихожу с работы, и она уходит.
А если ты захочешь в гости или в театр
Я не захочу.
Тебе тоскливо?
Нет. Я так привык. Я люблю работать за компьютером. Сижу, работаю, потом прихожу к Наде и рассказываю, что я придумал.
Она понимает?
Ну конечно. Все понимает.
Навестить вас? спросила я.
Он замолчал, как споткнулся, и я сообразила, что навещать не надо.
Нам никто не нужен на самом деле, сказал он. У нас свой мир. Постороннему он кажется ужасным. А нам хорошо.
У меня все наоборот. Со стороны яв полном порядке. А внутрипустыня. Я часто заводила беседы сама с собой, была одновременно и пациенткой, и врачом-психоаналитиком в одном лице. Я спрашивала себя:
Чего тебе не хватает?
И сама себе отвечала:
Меня не любят, а только используют.
Ты им не нужна, но ты им необходима.
Я старею
Если бы вечную молодость давали по талонам: кому-то дали, а кому-то нет. Тогда обидно. Почему не мне? Но природа уравняла и умных и дураков, и бедных и богатых, достойных и недостойных. Даже гении не имеют привилегий
Но одиночество
А кто не одинок?
Надя, жена Денички.
Хочешь на ее место?
Нет. Жизнь больше, чем любовь. Любовьэто только составляющая.
Значит, ты хочешь быть здоровой, преуспевающей и любимой одновременно.
Да. А разве нельзя?
Здоровьеэто образ жизни и наследственность. Твои родители. Корни. Преуспеваниеэто ты сама, твой труд. А быть любимойэто надо вложиться: любить самой. Ты сама любила? Или только потребляла чужую любовь?
Я молчу. Я не знаю, что сказать резонеру внутри меня. Значит, одиночествонаша расплата за наши грехи.
Однажды Деничка позвонил и сказал:
Я сделал ей замечаниеона заплакала. Она плакала одним глазом.
А второй? не поняла я.
Второй парализован. Плакал только один глаз, и слезы шли по одной щеке.
Деничка замолчал, как провалился.
Ты плачешь? догадалась я.
Нет, сказал он.
Но я не поверила. Он плакал.
Ты выпей, предложила я.
Я выпиваю каждый день, сознался он. У меня везде бутылки рассованы.
Смотри не спейся.
Он молчал. Плакал.
Шла шестилетняя программа профессора из Оклахомы. Надежда перепутала день с ночью, как грудной ребенок. Днем спала, а ночью оживала. Ей хотелось есть, мыться, смотреть телевизор, беседовать
Деничка днем бегал на работу, и ночное бдение возле жены было второй сменой. Он перестал спать. У него могла съехать крыша. Он звонил подавленный. Рассказывал о том, что наступила стойкая ремиссия. Здоровье Нади стабилизировалось. Это может длиться несколько лет.
И ты несколько лет не будешь спать? спросила я.
Ну при чем тут я? удивился Деничка. Главное, что Надя не движется к концу.
По-моему, ты первый помрешь, предположила я.
Это было бы неплохо, серьезно сказал Деничка.
Он боялся остаться без нее. Он не умел без нее.
Найми тетку на ночные дежурства, посоветовала я.
Надя не хочет ночью чужих людей. Я ее понимаю.
Все, кого я знаю, были способны на сочувствиемесяц. Ну, два. А из года в год, изо дня в день, сделать это своей жизнью Это просто подвиг, сродни религиозному. Я не знала Надю, видела только один раз, но я готова была послужить ей тем, что поддерживала Деничку. Как могла. Я не просто говорила с ним, а вникала в тему. Я делала нашу беседу искренней и интересной. Как будто раздувала огонек милосердия. И он светил в ночи.
Если раньше мы скакали на ухабах в счастье, то теперь брели в ночи, спотыкаясь и держась друг за друга.
И если кто-то нес свой тяжелый крест, то другие обязаны были его поддержать. Или хотя бы стоять рядом.
Моя подруга Надька звонила мне время от времени. Когда я заводила разговор о Деничкеона обрывала меня. Отмахивалась:
Не надо, не надо, не надо
Почему?
Потому что я ничем не могу помочь, а погружаться в чужой стресс я не в состоянии. Я потом оттуда не вынырну
Ну что ж Есть и такая позиция. Зачем разговаривать, разводить ля-ля-тополя, если ничего нельзя сделать.
Я не осуждала Надьку. Однако если один не захочет сопереживать, другой, третий, то Деничка останется один, как в лесу. А если один бросит камешек сострадания, другой, третий, то Деничка, как мальчик с пальчик, по камешкам сможет найти дорогу обратно. Из отчаяния в жизнь.
Деничка снова пришел ко мне на работу. Посидел полчаса и ушел.
А что он ходит? спросила Соня.
Отмокает, сказала я.
Планирует, уточнила Соня.
Что ты хочешь сказать?
То самое. Не будет же он один, как анахорет.
Я перестала жевать овсяное печенье и некоторое время сидела с полным ртом. Потом проглотила.
А кто такой анахорет? спросила я.
Не знаю, ответила Соня. Если он тебе не понадобится, отдай его мне.
Зачем?
Надоело биться за мужика. Хочется свободного без жены, без детей. У него ведь нет детей?
Нет, вспомнила я. Но у него есть жена.
Соня промолчала. Есть вещи, о которых можно думать, но нельзя произносить. О Деничке нельзя было сказать: вдовец. Но он был «перспективный вдовец», а значитжених.
Он же тебе не нравился, напомнила я.
Мне уже сорок лет, созналась Соня. Копалась в женихах, как в мусоре. И осталась на бобах. А этот все-таки лауреат. Духовный человек