Я, конечно, не права. Просто я глубинно бездарна по части хозяйства. Мой муж наверняка страдал от этой моей бездарности, но терпел. Он меня понимал. Невозможно, чтобы в одном человеке совмещалось ВСЕ. Как правило, одно за счет другого. Профессия побеждала все остальное.
Надька не дождалась приглашения и позвала к себе. Дом у нее был уютный, но тесный. Кухня как купе. Коридора не было вообще. Мы сидели на кухне и ели холодец из головы. Еда бедных. Мы все были бедные в те времена, но это ничему не мешало. В молодости так легко быть счастливым
Ромео прижимался своим коленом к моему. Мы пили водку, хищно разгрызали хрящи и жаждали друг друга.
Жена Денички что-то рассказывала с блеском. Надька красиво ела, раскладывая косточки по бокам тарелки, лавировала между своими состояниями. Однако дома, в своих стенах, она чувствовала себя наиболее устойчиво.
Под конец вечера мы хором спели модную бардовскую песню: «Из Ливерпульской гавани всегда по четвергам, суда уходят в плаванье к далеким берегам» Это были слова Киплинга в переводе Маршака. Надька умопомрачительно стучала ладонями по столу. Деничка пел высоковатым голосом, а Надя подпеваланизким. Я танцевалапреимущественно руками и бедрами, потому что негде развернуться. И даже Ромео высмотрел гитару и, обняв ее, что-то изобразил, довольно удачно. Это был экспромт-выплеск.
Надькин муж мужественно пережидал. Ему было тесно во всех смыслах: душевно и телесно. Хотелось на волю. И все это было написано у него на лице.
Мы жили, страдали, мечтали, врали и жаждали лучшей участи. Казалось, что жизнь трясется на ухабах, но катится в счастье. Исключительно в счастье, и больше никуда.
С тех пор прошло пятнадцать лет. Страна изменилась. И люди тоже изменились. Русские научились считать деньги, как немцы.
Пятнадцать летбольшой срок в жизни человека. Из программы цветения мы перешли в программу увядания. Да еще перемена строя: был развитой социализм, стал дикий капитализм. А мы всепенсионеры в диком капитализме, брошенные природой и обществом на произвол судьбы. В прямом смысле этого словаименно на произвол судьбы.
Мои дети выросли и устроились. С этой стороны все было неплохо, даже лучше, чем прежде. Пришло время молодых и предприимчивых.
Надькин муж неожиданно разбогател и уже мог безболезненно содержать и жену, и постоянку. И новую любовницубалерину с высокой шейкой и воробьиным личиком. Он много ездил и повсюду возил ее за собой. Надьку это не особенно раздражало. Основная ее ненависть пришлась на предыдущую. Надька была счастлива, что у ТОЙ ничего не получилось, ее тоже списали в б/у, бывшую в употреблении.
Мой муж пребывал в том же самом качестве: тоскливый остров, как в Дании. Он вышел на пенсию. Пенсии не хватало, и мне приходилось его поддерживать, как сына. Сначала он стеснялся, потом привык. Мне казалось, что я испортила ему жизнь и теперь должна платить по счетам.
То, что он испортил мою жизнь, мне и в голову не приходило. Я всегда была активной стороной и решала все сама. И если я решила сохранить сей мрачный островэто мое решение.
В результате мне приходилось вести по пять дел одновременно. Благо моя профессия оказалась востребованной в диком капитализме. Я стала модным юристом, мне стеснялись предлагать маленькие деньги. Хватало и на ремонт, и на машину. Но иногда нужна была защита, мужская рука, мужское слово. Этого не было, и я страдала от одиночества. Неудовлетворенности накапливались и складывались в депрессию. Я была несчастна при полном процветании.
Ромео провалился куда-то в пучину времени. Я о нем не вспоминала. Ушедшее чувство как прогоревший костер. Когда гориткрасиво. А когда пепелне на что смотреть: пыль и прах.
Однажды Ромео заехал ко мне на работуседой, в голубом, красавец. Мы сидели и беседовали.
Ромео жаловался на отсутствие работы и денег. Я сказала фразу из Довлатова: «Богатыми не становятся, богатыми рождаются». То же самое и с бедностью. У Ромео никогда не было денег: ни тогда, ни теперь. Но тогда это не имело значения. Их не было ни у кого.
Ромео смеялся сквозь усы, от него пахло апельсинами. Попросил найти работу. Я пообещала. Он ушел пружинящей походкой баскетболиста, легкий, легковесный, как воздушный шарик. Или мыльный пузырь.
Когда за ним закрылась дверь, я его забыла.
Иллюзии кончились. Жить без романов тоскливо, а с романамийок, как говорят татары. Поколение сменилось. Земля повернулась на сколько-то градусов: Солнце светит другим. А мыв тени.
Говорят, в Америке возраст женщины не имеет значения. Важна личность, которая видна в любом возрасте. А в России возраст имеет определяющее значение. Возрастная выбраковкасамая жестокая.
Если разобраться, я осталась такой женежной и самоотверженной. Мои ладони были по-прежнему шелковые, а глаза по-прежнему горячие.
Я хотела делиться собой, своими знаниями, мыслями. Во мне скопилось столько доброты и нежности, что было тяжело носить одной. Хотелось не страсти, как прежде, а понимания, растворенности друг в друге и уверенности в завтрашнем дне. Но вместо нежности и уверенноститоска и отсутствие перспектив.
Бывали взлеты во время защиты. Я собиралась, красилась, как актриса перед выходом на сцену. И выходилавдохновенная, яркая и молодая, и у всех, кто на меня смотрел, зажигались глаза. А я от этих глаз горела еще ярче.
Потом все кончалось. Я ехала домой. Из меня выходил воздух, как из проколотого первомайского шара. И вместо летящего и парящего я превращалась в бесцветную ошметку.
Что за жизнь? Однако и помирать не хотелось. А вдруг
Але обозначился мужской голос.
Деничка, спокойно узнала я.
Ты меня узнала? поразился он.
Действительно, пауза в пятнадцать летвнушительная. Но у меня феноменальная память на голоса. Голоса не меняются в отличие от всего остального.
Ну, как ты? спросил Деничка.
Симпатично, сказала я.
Симпатично? поразился Деничка. Его поразила формулировка.
Ну да, подтвердила я. Дети в порядке. Я работаю. Все живы, здоровы. А что еще?
Ну да задумчиво проговорил Деничка и замолчал.
Я не понимала, зачем он звонит и что хочет. Но спросить об этом прямо было неудобно.
А у тебя? поинтересовалась я.
Надя заболела, тускло произнес Деничка.
Я знала, что Надька процветает и не вылезает из дорогих курортов.
Моя жена, уточнил Деничка. Она ведь тоже Надя.
А-а протянула я. Значит, Деничке нужно сочувствие. За этим и звонил.
А что с ней? спросила я.
Опухоль в мозгу.
Напротив сидел клиент, который внес деньги в кассу юридической консультации. И личный телефонный переговор был неуместен. Однако положить трубку я тоже не могла. Невозможно в такой ситуации сказать: извини, я занята.
Тебе нужен врач? спросила я, чтобы вывести разговор в конкретное русло.
Нет-нет У меня все есть. Я связался по Интернету с лучшими специалистами мира. Они сказали, что возможны две программы: короткая и длинная. Короткаяэто шесть месяцев. А длиннаяшесть лет. Надя проживет еще шесть лет. Правда, будет лежать
А она хочет лежать шесть лет? наивно спросила я.
А как ты думаешь?
Я задумалась: что лучше? Уйти и никого не мучить или длить до последнего свое драгоценное пребывание на этом свете Быть или не быть Это становится ясным, когда сталкиваешься напрямуюлоб в лоб.
Мы будем сражаться до последнего, произнес Деничка. Врач из Оклахомы предложил очень интересную методу. Рассказать?
Клиент барабанил пальцами по столу.
Позвони мне домой, попросила я.
А можно? с надеждой спросил Деничка.
Вечером, подтвердила я.
Кстати, врач из Оклахомыармянин, поделился Деничка.
А что тут особенного Армяне есть везде.
Деничка стал звонить мне раз в неделю. Потом два раза в неделю. Он каждый раз аккуратно спрашивал:
У тебя есть минутка?
Я отвечала:
Позвони через два часа.
Я сдвигала нашу беседу на одиннадцать часов вечера, когда день кончался, все дела позади и посуда помыта, можно заняться осмыслением. Мы говорили, говорили, потом я замечала, что у меня щиплет глаза. Значит, я хотела спать. А потом глаза переставало щипатьзначит, я перескочила через точку своего засыпания, и теперь у меня будет бессонница.