Лань моя, в этом раю и я был некогда счастливя воевал за Израиль! Я, Исса Мосули, был здесь королем на золотом, прекрасном дне своей жизни.
Сейчас я подумал, что ничего не случилось бы с нами, если бы не наши вещи. Мы бы свернули, ушли, и все остались бы живы
Мы бросали вещи, если вы помните, и уходили. А после они всегда были там, впереди, где мы собирались заночевать, и вдруг наши вещи попали к разбойникам! Прекрасно помню, как это случилось, как шли мы голодные, а нас, измученных, дразнили в пещере запахимяса, похлебки, печеного хлеба Потом мы увидели ихв тюрбанах, в длинных, до пят, абах, похожих на бурки. Они сидели на войлочных кошмах, глядя на наши тюки с мистическим ужасом, не решаясь даже притронуться к ним.
Мы вылезли из пролома и увидели зал, где пылали костры, а в котлах булькало варево, и жарился на козлах с воротом жирный барашек. Едкий дым стал слезить ребе глаза, и ребе вдруг чихнул.
Мы прятались в это время за камни, и мигом заклацали карабины в руках у вскочивших разбойников. И ребе к ним вышел Он вздел к небу руки, выпрямился, сделался выше, а каменные своды наполнились его громовым голосом: «Из глубины взываю к Тебе» И ребе пошел прямо на них.
Дальше случилось вот что. Мелкими шажками ребе шел и шел на разбойников, произнося на ходу те несколько тайных слов, известных в мире лишь редкостным каббалистам, и стена расстрельщиков наших дрогнула. Один за другим они стали опускаться на пол, легли и успокоились. Но один из них по-прежнему стоит на ногахв белой абе, в тюрбане. «Неужели еврей?!»думал ребе, прекрасно зная, что только против еврея его магические заклинания не имеют силы. Заклинания, в которых содержится одно из сокровенных имен Бога.
И ребе вдруг произносит: «Шма Исраэль»как первую часть пароля. И все мы услышали четко и радостно в ответ:
Адонай Элохейну, Адонай эхад!
Так состоялась, Илана, наша первая встреча с Бешаром, ставшая для всех роковой. Но я ничуть не жалею, а снова хотел бы ее пережить, когда последняя смертельная обреченность в один миг оборачивается восторгом и избавлением. И, пережив однажды такое, ты жаждешь этого снова и снова, не в силах больше свидетельствовать о другом.
Мы лежали, уткнувшись носом в мокрые камни, а ребе Вандал и Бешар, позабыв обо всем на свете, пылко и взахлеб чирикали на иврите. Наконец ребе вспомнил о нас и позвал знакомиться. Пройти к ним было не так-то просто: дорогу загромождали тела поверженных, с бритых голов свалились тюрбаны, руки и ноги были у них подвернуты, в бока им утыкались стволы собственных карабинов. Мы эти грузные туши принялись переворачивать, кряхтя и надрываясь, укладывали рядком. А ребе при этом говорил командиру, что все они могут проснуться, что спят, что может их разбудить когда угодно.
Мирьям пошла к котлу, поправила под ним головешки, попробовала варево из половника. Потом сняла кусочек мяса с огромной бараньей туши, обожглась и стала дуть на пальчики, дуть и облизывать их, и это Бешара рассмешило.
Ребе же был возбужден. Он весь сиял и говорил нам, сияя, что Святая земля, куда мы так долго идем, она к нам приблизилась. «Дети мои, это муж Святой земли, израильтянин! И наши скитания, с Божьей помощью, кончились».
Все было странно и подозрительно: куда мы вышли, где находимся? И почему так по-разбойничьи выглядят израильтяне? А этот Бешарон же типичный араб! И я стал усиленно вычислять: «Вот наши вещи, с ними ошибки никогда не случалось, это пещера Палеагура, израильтяне здесь быть не могут, здесь курдские горы, Ирак» И вообще, свою первую встречу с израильтянами я мыслил себе более романтично. И обратился к командиру на чистом арабском:
Во имя Аллаха милостивого и милосердногохвала Аллаху! Да будет тебе приветствие Мухаммада, как и всему роду твоему.
Это витиеватое приветствие привело командира в восторг:
Ты тоже из Бухары? Как зовут тебя?
Исса! ответил я. Родился-то я в Бухаре, но род наш мы ведем из Мосула, это должно быть где-то отсюда поблизости
Вай-ле, больно уж непонятно! Давай-ка лучше перейдем на иврит, страшно по ивриту соскучился!
Я развел руками: иврит, дескать, не понимаю. И обвел рукой поверженных и храпящих.
А кто эти люди?
Мои зенитчики, люди шейха Барзани. Вы находитесь в зоне активных боевых действий, и Бешар показал рукой впереди себя:Но оттуда приходят евреи, я ради них, собственно, здесь и торчу. Приходят ко мне евреи и летят на родинучерез Турцию, через Иран. Он обнажил в улыбке молодые, крепкие зубы, в кроткой, еврейской улыбке, и добавил:Не так все просто, конечно!
А с нами что будет?! воскликнула Мирьям.
Я каждое слово переводил нашим, они стояли рядом и задавали десятки вопросов.
«Он ради нас тут живет?»
«Его прислали специально для встречи с нами?»
«Он знал, что мы вышли, он ждал нас?»
Десятки, короче, вопросов, и я переводил, мне тоже не терпелось узнать о странной миссии этого человека.
Поживете, свыкнетесь, сколотится партиятоже поедете, отвечал он уклончиво.
Тогда я похлопал себя по бедру, по пергаменту.
Видишь ли, что получается? Шли мы сюда по карте, она у нас верная! Карта нам говорит, что в этой местности обитают разбойники, а имя им гирдедикие, зверонравные люди, живут исключительно грабежом
Ну а теперь для вас, моя лань! Надеюсь, вы понимаете, что мои познания в курдском вопросе не были столь наивны, как я это говорил? Не мог же я взять и ляпнуть ему, кто я на самом деле.
Там, в медресе, все конфликты, все горячие точки в Азии, Африке и на Ближнем Востоке составляли первейший предмет нашего самого пристального внимания и изучения. Даже сейчас, в палате, судорожно карабкаясь в провалах своей памяти, я помню песню поэта аль-Джавахиритеоретика курдской революции, чью биографию мы учили. И эту песню учили, ставшую гимном восставших курдов, чья исступленная погоня за призраком собственного государства насчитывает много веков:
Вставай, кто проклят был, навстречу свисту пуль,
Тогда узнаешь о счастливой доле.
Или туда, где жизнь твоим глазам предстанет,
Как честь, которую отвоевали,
Или в могилу! твой темный дом не лучше!
Такие песни нас вынуждали заучивать наизусть, ну а длительная, бессмысленная война курдов за свою независимость преподносилась нам как история борьбы коммунистической партии Курдистана, загнанной в глухое подполье. Еще мы учили, что курды населяют здесь несколько горных провинций, именуемых ливами, что политика багдадских властей по отношению к курдскому меньшинствуэто туран, что означает: «Очистим страну от курдов, это наша религия!» Знал я и то, что курды сумели создать подобие регулярной армии, что ищут повсюду могущественных «покровителей». Тех, кому выгодно в этот район проникнуть И вот, моя лань, я все это вычислил. С одним из таких «покровителей» я и трепался сейчас на чистом арабском.
Для начала Бешар нам запретил общаться между собой по-русски.
Русскую речь здесь ненавидят! Ровно неделю назад, стал он рассказывать, по нижней дороге проследовал обоз грузовиков, набитых русским оружием. А пару дней назад в Равандузе, у нас буквально под носом, побывала группа русских офицеров под видом спортсменов-альпинистов, и тут же налеты бомбардировщиков участились и стали более точными. Пока они спят, перешел Бешар на шепот и обвел рукой поверженных своих бойцов, скажу вам больше: им показалось, что ваши мешки и тюки тоже доставили русские. Они мне божились, что этих носильщиков русских видели собственными глазами.
У всех наших читался в глазах отчаянный страх.
А можно нам говорить на идише? поинтересовался нервный Фудым.
Сколько угодно! Общайтесь мимикой, жестами, мычаниемвсе вам простится, но не по-русски, только не по-русски, ради Бога.
А я уже чувствовал себя человеком военным, мобилизованным, как бы израильтянином, и к этому часу меня готовила сама судьба. В медресе нас учили еще, что каждый народ воюет тем оружием, что находится на уровне его интеллекта. И это оружие я прекрасно знал: зенитки, радары, бомбардировщикиненавистное курдам русское оружие Мой цепкий глаз давно заметил в пещере ящики с минами и детонаторамиродные надписи на этих ящиках. Стабилизатор от сбитого МиГа И даже самовар русский, который кипел поблизости. Это меня рассмешило: весь в царских орлах, с гирляндой медалеймедный красавец. И подумал: «А кто его здесь оставил? Не мой ли дядя Ашильдисувенир далекой России из прошлых времен?! Шел мой дядя в ту же сторону, что и мы, шел из России ровно полвека назад, почему бы и нет?»